— Вам нравился мистер Деллимар? — спросил у него Холланд.

— Я не могу сказать, что он мне нравился или не нравился. Я только сказал, что он был славным парнем, но это действительно было так.

— Вы говорили мистеру Пэтчу о необходимости покинуть судно?

— В каком-то смысле да. Мы это обсуждали. Я хотел сказать, мы с мистером Деллимаром.

— Почему?

— Мы знали, что это за судно. Мы уже два раза угодили в шторм по пути из Сингапура. Пэтча с нами тогда не было. А буря в Бискайском заливе была гораздо хуже тех, через которые мы уже прошли.

— И вы думали, что в первом трюме произошел взрыв?

— Ничего подобного я не думал. Я знал, что наш кораблик гнилой и что мы попали в переделку. Мы были уверены, что долго он не продержится. — Хиггинс помолчал и добавил: — А если вы намекаете на то, что мы испугались, не забывайте, что там творилось. Наши шансы спустить шлюпки на воду были десять к одному, уже не говоря о том, чтобы после этого удержать их на плаву. Нужна была смелость, чтобы хотя бы подумать о шлюпках. Особенно это касалось мистера Деллимара, который насмотрелся во время войны всякого. Позже, когда мы легли в дрейф, стало немного легче, и я подумал, что, может, у нас и есть шанс уцелеть.

Затем он принялся описывать вечер, когда начался пожар в кормовом трюме и команда все-таки покинула судно. Да, это было около двадцати минут десятого. Пожар обнаружил кочегар, парень по фамилии Уэст. Он вышел из кормовой палубной рубки и увидел, что из-под люка третьего трюма идет дым. Он сразу же сообщил об этом на мостик. Там в тот момент находился Райс, которого Хиггинс послал проверить доклад Уэста и уведомить мистера Пэтча. За все время, пока Хиггинс давал показания, он ни разу не назвал Пэтча капитаном.

— Что происходило дальше? — спросил Холланд.

— Где-то четверть часа я ничего не слышал. Но я знал, что мы действительно горим, потому что включились фонари на корме и на судне началась беготня. Потом на мостик поднялся мистер Пэтч. Он был весь измазан сажей и сказал, что на всякий случай приказал приготовить шлюпки к спуску на воду. Я спросил, не хочет ли он, чтобы я занялся тушением пожара, и он сказал «нет», этим уже занимается Райс. Он немного потоптался по мостику, как будто никак не мог на что-то решиться. А потом на мостик прибежал Райс. Он был в панике, потому что пожар продолжал распространяться. Услышав это, Пэтч приказал ему отдать распоряжение экипажу приготовиться покинуть судно. «А вы, мистер Хиггинс, сообщите в машинное отделение, — сказал он, — и после этого принимайте командование над людьми, которые тушат пожар. Мистер Райс, вы отвечаете за верхнюю палубу. Проследите, чтобы, когда я подам команду садиться в шлюпки, не началась паника». Больше я его не видел, — закончил свой рассказ Хиггинс.

Все остальное было обычным описанием катастрофы, являющейся следствием отсутствия порядка и руководства. Хиггинс и его люди еще минут пятнадцать боролись с огнем, и все это время пожар, казалось, только разгорался сильнее. Люди были перепуганы. Они считали, что корабль заколдован и что везет он взрывчатку. Хиггинс отправил Райса сообщить Пэтчу, что еще немного, и экипаж выйдет из повиновения. Райс вернулся с сообщением, что Пэтча нигде нет.

— К этому времени люди были на грани паники. Кое-кто уже находился на верхней палубе и садился в шлюпку номер три. Мне не оставалось ничего, кроме как отдать команду покинуть судно.

Этот приказ привел к панике и давке возле шлюпок. Когда Хиггинс поднялся на верхнюю палубу, он увидел, что третья шлюпка висит на талях и за нее цепляется один из матросов. Первая шлюпка уже была в воде. В ней никого не было, и волны разносили ее в щепы, безжалостно колотя о борт корабля. Ему пришлось пустить в ход кулаки, чтобы преобразовать царящий на палубе хаос в некое подобие порядка. Затем он вместе с другими офицерами усадил людей в две оставшиеся в их распоряжении шлюпки. Райсу он поручил руководство четвертой шлюпкой и, оставаясь на борту, следил за ней, пока она не отошла на безопасное от судна расстояние. Затем он спустил на воду свою собственную шлюпку. Из-за большой скорости, с которой продолжал идти корабль, к тому времени как его шлюпка коснулась воды, он потерял из виду Райса и уже его не видел.

— Вы хотите сказать, — поинтересовался Холланд, — что, когда вы садились в шлюпки, судно шло под парами?

— Да. Выполняя приказ мистера Пэтча, я распорядился, чтобы люди из машинного отделения были готовы садиться в шлюпки. Когда я приказал покинуть судно, у них не было никаких инструкций насчет того, чтобы останавливать машину, а потом они уже ни за какие денежки не спустились бы вниз, чтобы это сделать.

— Наверняка, если бы вы им приказали…

— Какого черта я мог им приказать, — зарычал Хиггинс, — когда Пэтч просто испарился, одна шлюпка болталась за бортом, опрокинув всех, кто в ней сидел, в море, а вторую разносило на куски чуть ниже. Люди были в панике. Любой, кто спустился бы вниз, рисковал, поднявшись на палубу, увидеть, что оставшиеся две шлюпки уже отчалили. Все, что мы с Райсом могли сделать, это навести порядок, достаточный для того, чтобы посадить всех, кто остался, в шлюпки.

— Господи боже мой! — воскликнул Холланд. — Но ведь вы опытный офицер. Неужели вы не могли взять своих людей под…

Но Хиггинс снова его перебил.

— Вы что, совсем ничего не соображаете? — взорвался он. — Вы только представьте, что там творилось! Пэтч исчез, команда в панике, а тут еще пожар и взрывчатка в трюмах.

— Но там не было взрывчатки?

— Откуда нам было это знать?

— Вы слушали показания, доказывающие, что в ящиках, погруженных на судно в Йокогаме, находились авиационные двигатели. Не было никаких оснований считать…

— Это мы теперь знаем, что там были двигатели, — быстро произнес Хиггинс. — А я говорю вам, что мы думали тогда. Мы думали, что в них взрывчатка.

— Но вы же видели декларацию, — напомнил ему Холланд. — Мистер Пэтч даже повесил копию декларации на доску объявлений для экипажа.

— И что с того? — злобно огрызнулся Хиггинс. — Команда не обязана верить во все, что вешают на доску объявлений. И позвольте, я вам кое-что объясню, мистер. Люди вроде тех, что плавают на таких кораблях, как «Мэри Дир», не особенно верят в декларации, особенно в Китайских морях. Может, мы и неученые, но уж никак и не тупые. Декларация — это всего лишь бумажка, на которой кто-то написал то, во что он хочет заставить нас поверить. Во всяком случае, я так это вижу. И у меня есть для этого свои собственные основания.

Возразить на это было нечего. Подобная вспышка требовала реакции со стороны председателя, и он призвал Хиггинса к порядку, но сделал это в очень мягкой форме. Все видели, кто такой Хиггинс — человек, которого всю жизнь носит по морям и океанам и который вследствие этого обзавелся немалым опытом. В каком-то смысле он был великолепен. Он господствовал в этом сером и безликом суде. Но это ему удавалось не благодаря силе его личности, которая была грубой и примитивной. Он господствовал в зале, потому что был другим. Этот живописный пират отличался от всех остальных, являя собой другую сторону монеты под названием человеческая природа и всячески демонстрируя, что ему плевать на закон и власть.

— Другими словами, — снова заговорил Холланд, — плавая по всему миру, вы сталкивались с множеством странных происшествий. Скажите, вы когда-нибудь видели более странные совпадения и события, чем те, которые происходили на борту «Мэри Дир»?

Хиггинс задумчиво поджал губы, а затем покачал головой.

— Нет, не припомню.

— Возьмем затопление передних трюмов. По вашим словам, вам не кажется, что там имел место какой-нибудь взрыв.

— Я ничего подобного не говорил. Я сказал, что я об этом не задумывался. Во всяком случае, тогда. У меня и других забот хватало. И вообще, меня тогда не было на мостике.

— А что вы думаете об этом сейчас?

Хиггинс покачал головой.

— Я не знаю, что и думать.