После дождей на несколько дней стало прохладно, и кондиционер в рабочей комнате выключили. Окна были приоткрыты, и ветерок шевелил шторы.

– Иула, – сказал Пивнев, – мы сформировали четыре блока и наметили все связи. Я бы хотел, если не возражаешь, показать эту часть профессору Смирнову.

– Хорошо, – ответила Иула. – Показывать будем на экране?

Большой экран висел в воздухе перед ними, а на столе светились клавиши развёрнутой Иулой клавиатуры.

– Я бы предпочел компьютер. Мне потребовалось несколько дней, чтобы привыкнуть и не обращать внимания на это чудо техники. Боюсь, он будет отвлекать от сути дела.

– Хорошо, – сказала Иула. – Она была царственно невозмутима и смотрела на Пивнева спокойно и внимательно.

Пивнев сразу позвонил Смирнову в Центр. Тот согласился, только посоветовал из соображений внутриинститутской стратегии пригласить замдиректора по науке. Директор был в Канаде. Договорились, что Смирнов приедет на следующий день к десяти утра.

Работа подвигалась. За дни совместной работы они привыкли к терминологии и подходам друг друга. Пивнев поглядывал в блокнот и вводил формулы и графики. На другой половине экрана Иула выводила свои. Они смотрели, коротко обсуждали, иногда спорили. «Идеальная рабочая обстановка» – подумал Пивнев, – «если бы только я всё время не думал о ней».

Зазвонил аппарат защищённой линии.

– Извини, Иула, – сказал он, – слушаю.

– Доброе утро, Иннокентий Васильевич. Стогов.

– Здравствуйте, Святослав Владимирович – вежливо ответил Пивнев заместителю руководителя Администрации Президента.

– Как подвигается работа?

– Мы в графике.

– Что-то вы не очень звоните.

– Помните анекдот об английском мальчике, который с детства не говорил.

– Напомните.

– Никакие врачи не помогали. И вдруг он сказал за завтраком: «Овсянка пересолена». «Что ж ты раньше молчал?». «До сих пор всё было в порядке».

– Ну, дай Бог. Иннокентий Васильевич, у меня просьба. Как вы, вероятно, знаете, создана государственная структура по изучению всего, что связано с ПВЦ. Они хотят получить информацию о вашей работе. Вам по этому телефону позвонит один человек, так, пожалуйста, согласитесь встретиться. Хотя понимаю, вы заняты.

– Будет исполнено, Святослав Владимирович.

– Спасибо, будьте здоровы.

Почти сразу аппарат зазвонил вновь. Женский голос с заметным московским акцентом спросил:

– Господин Пивнев?

– Да.

– Здравствуйте, я тот человек, о котором говорил Святослав Владимирович. Меня зовут Лилия Артемовна. Не могли бы мы встретиться?

– Ваши предложения?

– Я остановилась Медведева 27. Гостиница «Прага». Район торгового комплекса «Сити». Желательно, что бы вы подъехали прямо сейчас.

– Сейчас не могу. В 13.10 вас устроит?

– Хорошо. Жду в 13.10.

Оказалось, гостиница «Прага» – это небольшой трёхэтажный дом в гипсовых гирляндах и розетках на фасаде. От улицы его отделяла литая ажурная изгородь с такой же калиткой. Перед калиткой стоял охранник в чёрных брюках и белой рубашке с галстуком.

– Вы к кому?

– Лилия Артёмовна.

– Проходите, пожалуйста. Она ждёт вас в холле.

В холле за столиком сидела женщина в светлом платье без рукавов и читала книгу. Она подняла красивое спокойное лицо с лёгким загаром и без макияжа. В неглубоком выкате платья кожа была светлой и гладкой.

– Здравствуйте. Лилия Артемовна?

– Да.

– Пивнев.

– Я догадалась. В свою очередь, моя фамилия Соколова. Присаживайтесь, и не хотите ли чего-нибудь выпить.

– Нет, спасибо.

Она отодвинула книгу и придвинула стакан с оранжевым соком.

– Вам нравится Цветаева? – она указала на книгу.

– Признаться, не очень.

– А вообще поэзию любите?

– «Любите» в этом случае слишком сильный глагол. Кое-что читал.

– А я люблю поэзию. Пушкин, Лермонтов, Фет, Тютчев, серебряный век, Блок, Есенин, Цветаева, Ахматова, Ахмадуллина. Даже Симонов. А какой у вас прайм-лист русской поэзии?

– Пушкин… Бунин, Мандельштам, Багрицкий, Рубцов.

– Интересно. Багрицкий немного чужероден в этом ряду, а так довольно последовательно, такой разнообразный холодноватый блеск. «Опять серебряные змеи через сугробы поползли».

– Багрицкий – первый поэт, которого я случайно прочитал не по обязанности. Девочка одна дала почитать. Позже понял, что она его не читала. А я вот прочитал.

– Для меня поэты – аккумуляторы эмоций. Батарейки страстей. А Мандельштам… не понимаю его ледяных кроссвордов.

– Не скажите. В «Петербургских строфах» зашифровано ближайшее будущее страны. Очень сильная эмоция – тревога. «Чудовищна, как броненосец в доке». Броненосец в доке громаден, неповоротлив и потому небоеспособен. А дальше:

«Дымок костра и холодок штыка» на Сенатской площади. Если бы Николай второй читал Мандельштама, ему надо было хватать семью и бежать за кордон.

– Убедительно. Но мне это неинтересно, я жду от поэтов другого. – Она улыбнулась.

– Лилия Артёмовна…

– Да, вы правы, мы отвлеклись. Перейдем к скучным делам. Может быть, вы слышали, что в стране создана Государственная комиссия по изучению внеземных технологий. Мы с вами друзья-соперники. – Из сумочки, висевшей на спинке стула, она достала и показала удостоверение. – Я служу там. Главный специалист. Подобные организации, кстати, созданы во многих развитых странах. Могу я задать вам несколько вопросов? Чем ещё занимается ваша группа, кроме модели атмосферы?

– Мы с Иулой совместно пишем работу: «Описание процессов», пытаемся показать, как работают наши и их… подходы. Иула редактирует переводы на русский язык статей из Энциклопедии. Кроме того, по её просьбе мы собрали русскоязычные энциклопедии и энциклопедические словари в бумажном и электронном виде. Последних мало. Несколько человек переводят книги на электронные носители.

– Она редактирует переводы, а кто переводит?

– Есть машинный переводчик и словарь. Не очень совершенные. Иула очень быстро прибавила в языке, вот и редактирует.

– Она, что, готовит русскоязычный вариант энциклопедии?

– Насколько я знаю, работа построена следующим образом. Все ПВЦ участвуют в этой работе, тематика между ними распределена. Редакторская группа в Нью-Йорке посылает им куски текстов, в которых не уверена. ПВЦ редактирует свой кусок на том языке, который знает. В Нью-Йоркском офисе «Контакта» все статьи переводятся на пять официальных языков ООН. Потом вывешиваются на сайте «Контакта».

– Не могут ли при переводе на русский вноситься какие-либо сознательные искажения?

– О чём вы?

– Хорошо, имеется ли в вашем распоряжении подлинник Вардеманской энциклопедии?

– Имеется.

– Расскажите, пожалуйста, понятно для неспециалиста, как это реально проходило, передача.

– У Иулы готовая программа, которая позволяет общаться их и нашим компьютерам. В Нью-Йорке, у них сотни людей, разработана специальная программа, распознаватель текстов на Вардеманском. Без неё тексты занимали бы слишком много места. Мы с Иулой перекачали то, что вы называете подлинником, на наш компьютер.

– Вы изучаете этот язык?

– Нет, знаю только цифры и некоторые специальные символы.

– Тогда какой толк от этого подлинника?

– Со временем можно уточнить перевод.

– Не зная языка?

– У нас есть упомянутый машинный переводчик и словарь, а также их учебник языка. Вы не филолог?

– Я окончила философский факультет.

– Значит, другие филологи со временем выучат язык и будут переводить. Лилия Артемовна, а почему вы не спрашиваете номер моей дивизии и фамилию комдива?

– Иннокентий Васильевич, ну зачем вы так! – Она засмеялась. – Это не допрос. Вы очень интересно и понятно для гуманитария рассказываете. Вот и всё. Вы упомянули, что у Иулы есть их компьютер. Нельзя ли неофициально подержать его в руках в течение, скажем, ночи?

– Нет.

– Иннокентий Васильевич! Не хочу говорить о тривиальных вещах, о жестокости мира, о роли информации и технологии. Мне кажется, вы обязаны помочь своей стране. К тому же, вы получили прямую команду из Москвы.