"Трещит земля как пустой орех,

Как щепка трещит броня.

А Боба вновь разбирает смех:

"Какое мне дело до вас до всех!

А вам до меня"…

Волны разбивались о берег, галька шуршала, и напряжение стало проходить. Аля почувствовала, что успокаивается. Она посидела еще немного на ступеньках, прислушалась к мягкому, смешливому шороху гальки, потом встала и пошла к маме.

Утром следующего дня солнце лениво пробивалось сквозь плотную пелену туч, и Ольга Петрусевна решила, что для их нежной кожи такое время самое благоприятное для загара. На пляже людей было мало, большинство отдыхающих остались в доме отдыха, где развлекали себя настольным теннисом, баскетболом, чтением книг из великолепной библиотеки. Кто-то слушал "разминочную" игру на рояле любимого всеми композитора, кто-то просто уехал в Сухуми на рынок или побродить по магазинам.

Аля с тоской лежала на деревянном новеньком лежаке и мечтала о Тимуре. Вокруг лежака в гальке валялись ракушки, Аля взяла одну с острым краем и провела по дощечке лежака. Получилась четкая линия. Аля провела вторую линию, и на дощечке образовалось пустое окошечко, которое Аля внезапно решила превратить в картинку. Вообще-то рисовать Аля не умела, и даже однажды в детском садике, когда у нее не получилась морда медведя, она полностью ее замазала коричневой краской и пояснила удивленной воспитательнице, что медведь стоит спиной, поэтому морды и не видно... Но человечки в духе "пляшущих человечков" Конан Дойля у нее получались. Она даже придумала своих, недостающих, человечков, чтобы переписываться... с самой собой.

Сейчас именно такие человечки рождались на деревянном полотне ее миниатюрной картинки. Сначала Аля нацарапала волны и полукруг солнца с лучиками, отходящими от него. Потом на переднем фоне нацарапала одного человечка, стоящего на фоне моря со скрипкой в опущенной левой руке, а второго человечка, стоящего на одном колене перед первым человечком с протянутыми к первому человечку руками, на которых лежала палочка-смычок. Для верности Аля нацарапала второму человечку локоны, чтобы все расставить на свои места. Подумав, она провела ниже еще одну черту, отводя место для следующего "кадра". Фон был тот же, только мизансцена изменилась. Теперь первый человечек стоял, разведя руки в стороны и слегка наклонившись. В правой руке он держал опущенный смычок, а в левой - опущенную скрипку. Второй человечек с такими же локонами, как на первой картинке, стоял с протянутыми к первому руками, причем теперь в руках был букет цветов. Но история казалась Але незавершенной, поэтому она нацарапала третью, завершающую картинку "триптиха". На этой картинке море занимает все пространство; солнце с лучиками "светит" в правом верхнем углу, а в центре картинки Аля нацарапала лодочку, в которой лицом друг к другу сидят два человечка, в руках одного весла, а второй человечек все с теми же локонами сидит, положив видимую зрителю руку на борт лодки. Посомневавшись немного, Аля все же нацарапала посередине лодки над двумя человечками парус. Теперь все, о чем она мечтала, было "отображено на полотне". Аля полюбовалась делом своих рук и, спокойно отрешившись от пережитого, стала смотреть на море. Море было удивительно спокойным и прозрачным. Але захотелось поплавать. Она зашла в теплую ласковую воду и, легко взмахивая руками, поплыла. Плыла она немного странно, "припадая" на правую руку, почти на правом боку. Правой она делала рывок вперед, а левой только поддерживала себя на плаву. Плыть было приятно, вода была на редкость прозрачной, и у Али не было страха перед огромной толщей темной мрачной воды под ней. Сегодня она видела камешки на дне, маленьких рыбок, проплывающих под ней. Она радовалась тому, что преодолела страх и научилась плавать, хотя бы так, по поверхности. Доплыв до волнореза, она взобралась на него, рассматривая под ногами железобетонную полосу, облепленную ракушками, покрытую водорослями, едва шевелящимися в тихой, почти стоячей воде сегодняшнего дня. По волнорезу ползали рачки, и Аля стояла, боясь нарушить этот подводный мир. Отдышавшись и отдохнув, она так же не спеша вернулась на берег, к маме. Мама, все это время, молча волнуясь, наблюдала за Алей, готовая позвать на помощь кого-то из тех немногочисленных загорающих в случае, если Аля вдруг начнет тонуть. Но зная самостоятельный норов своей дочери, она просто молчала, ни на секунду не отрывая глаз от плывущей дочери. Еще в ее душе росла гордость за дочку, которая самостоятельно научилась плавать. "Далеко пойдет", - с радостью думала мама. Набросив дочке на плечи полотенце, она ласково промокнула ее и... ничего не сказала.

Ласковые волны кожу мне ласкают,

В родную стихию вновь я возвращаюсь.

Радость дарит солнце, сердце укрепляя,

Счастье всему миру подарить желаю.

Аля подумала, попробовала переставить слова, тихо произнесла четырехстишие вслух, пытаясь понять, все ли в нем соответствует ее состоянию, потом попросила у мамы блокнот, с которым мама не расставалась, и, высушив руки о полотенце, записала родившиеся строки. Мама почитала, улыбнулась, подумав, какая у нее растет талантливая дочь, и опять не сказав ни слова, спрятала блокнот в соломенную пляжную сумку.

После ужина Тимур, ожидавший Алю на площадке перед столовой, сообщил, что получил фотографии, которые он сделал за время пребывания в доме отдыха, и предложил Але выбрать свои фотографии. Предупредив маму, что она зайдет к Тимуру за фотографиями, Аля поднялась на второй этаж, где Тимур с семьей занимали двухкомнатный номер. Фотографий было много, Аля видела Тимура с семьей, с друзьями, на фоне озера Рица, на море. И только на одной фотографии они были вместе. Правда, рядом была сестра Тимура и какой-то случайный парень, который Алю совсем не интересовал, но эта единственная фотография, на которой они - Аля и Тимур - были вместе, казалась Але самым дорогим призом, который она выиграла в своей пока еще короткой, тринадцатилетней жизни. Пока Аля рассматривала фотографии, Тимур снял рубашку, в которой ужинал, и, не успев переодеться, вышел на балкон. Аля оторвалась от фотографий и посмотрела на балкон, куда вышел Тимур. Аля видела, что он, опершись на перила и повернув голову влево, с кем-то разговаривал. Аля вышла на балкон и посмотрела в ту сторону, куда смотрел Тимур. На соседнем балконе в легком, полупрозрачном халатике, едва запахнутом на крупной, откровенно привлекающей внимание груди, подчеркнутой склоненной на перила и слегка повернутой в сторону Тимура позой, весело болтала молодая женщина лет тридцати. Вся ее поза и нарочно наброшенный на голое тело халатик, как ее манерное курение ярко накрашенными губами, которые она то поджимала, то оттопыривала, рассказывая Тимуру что-то, как ей казалось, веселое, вызвали в душе Али бурю ревнивого негодования. Она с презрением посмотрела на эту откровенно завлекающую Тимура дамочку и, тронув его за руку, сказала:

- Тимур, спасибо за фотографии. Я взяла одну, - и, заметив снисходительную усмешку дамочки, добавила: - Тимур, я пойду, меня мама ждет.

Тимур, словно очнувшись от гипноза, повернулся к Але и сказал:

- Подожди, не уходи. Хочешь, я сыграю тебе на скрипке?

- Иди, Тимурчик. Видишь, девушка уже заждалась, - вмешалась в разговор соседка. - Мы завтра с тобой договорим... - на что-то намекая, усмехнулась она в спину отвернувшемуся от нее Тимуру.

Тимур вошел в комнату, едва кивнув соседке головой.

- Тимур, что она от тебя хочет? - не удержалась от почти риторического вопроса Аля.

Тимур покраснел и несколько смущенно ответил:

- Мы с ней иногда беседуем или курим. У нее муж старый, ей с ним скучно, - словно в оправдание соседке ответил Тимур.

- А зачем она за старого замуж выходила? - с юным максимализмом возмутилась Аля.

- Вообще-то он не очень старый... - задумался Тимур. – Ну, вот я же старше тебя, но ведь ты не считаешь меня старым? - полюбопытствовал он.