Кеннеди это не смущало: Галактический Киллер, дескать, может перевоплотиться в кого угодно.

На вопрос о цели всех убийств Кеннеди отвечал: враждебная инопланетная цивилизация уничтожает случайно всплывающие следы своей тщательно замаскированной экспансии на Землю.

«Где же эти следы?» - спрашивали его. В ответ он с бешеной энергией приступал к поискам. Причем обычно что-нибудь да находил. И немудрено. В жизни любого человека, даже заколотого ударом в основание черепа, всегда можно раскопать какой-нибудь паранормальный след - или его бабушка была знакома с человеком, чей сосед, выходя из бара, узрел летающую тарелку, или вторая жена жертвы проживала в доме, где за десять лет до того буйствовал полтергейст. Либо сам убитый имел какие-либо странные способности - например, мог наизусть перечислить всех президентов США и годы их правления - начиная с Джорджа Вашингтона и кончая Джорджем нынешним…

Обнаружив подобный факт, Кеннеди удовлетворенно констатировал, что опять столкнулся с Галактическим Киллером. И дело отправлялось в архив - попробуйте-ка объявить в розыск индивида, меняющего личины, как перчатки.

Лишь одно соображение Кеннеди игнорировал с упорством маньяка. И в самом деле, к чему вся эта мышиная возня с продвигающейся черепашьими темпами колонизацией? Достаточно десятку таких вот Галактических Киллеров перевоплотиться в президентов и премьеров десятка ведущих стран - и можно начинать вторжение хоть завтра. Но Кеннеди в ответ лишь многозначительно улыбался. И только однажды намекнул мне - кем, по его мнению, был первый и последний президент Советского Союза…

В последние годы нашей совместной работы в ФБР я уже отчаялась излечить Кеннеди от этой идеи-фикс. Делала вид, что соглашаюсь со всеми бредовыми выкладками. И очень радовалась, что занятия частно-детективной практикой излечили моего коллегу…

Но вот все вернулось на круги своя.

Потому что перед нами лежал труп с раной, нанесенной узким острым предметом в основание черепа.

Впрочем, все по порядку…

Любопытство, как известно, губит кошек. Как выяснилось, судмедэкспертов - тоже.

Меня оно сгубило, когда в офисе детективного агентства «Бейкер-стрит, 221» раздался телефонный звонок и голос Андре-Мари-Жиля Монлезье-Бланша, пронесшийся через космическое пространство и многие мили телефонных проводов, объявил: в Антарктиде найдено вмерзшее в лед (предположительно - семьдесят тысяч лет назад) человекообразное существо; и Бланш предлагает мне принять участие в его самых первых, до отправки находки на Большую землю, исследованиях.

Предложение было заманчивым и раздумывала я недолго. Через полчаса после разговора я решительно объявила Кеннеди, что лечу в Кейптаун, и далее - в Антарктиду. Он не менее решительно объявил, что одну меня не отпустит. Дескать, без его опеки я провалюсь в ледяную трещину или вмерзну в лед, меня заклюют пингвины или загрызет морской леопард - зверь, судя по названию, крайне опасный и кровожадный[21].

Естественно, все эти надуманные опасения за мою жизнь и здоровье прикрывали жгучее желание Кеннеди своими глазами взглянуть на Хомо Антарктикуса. Я сильно подозревала, что он надеется увидеть обледеневшего гуманоида не совсем земного происхождения…

… По-моему, Монлезье-Бланш отнюдь не обрадовался, увидев, что я спускаюсь по трапу самолета в компании Кеннеди. Виду, конечно, не подал - не то у него было воспитание. Но неприязнь к моему коллеге у знаменитого полярника возникла еще в Кейптаунском аэропорту. В дальнейшем она только крепла. И стала одной из косвенных причин разыгравшейся в Антарктиде трагедии.

В самолете, два дня спустя вылетевшем из Кейптауна на Землю Эндерби, находилось, кроме экипажа, три человека: я, Кеннеди и Бланш. Плюс огромное количество ящиков с аппаратурой.

Дело в том, что на международной станции «Эндерби» сейчас происходила пересменка. Двадцать полярников, прилетевших вместе с Бланшем на Большую землю, радостно разъехались по родным странам - писать отчеты в свои академии и институты… Ну и тратить заработанные немалые деньги, разумеется.

На станции, в отсутствие начальника и большей части персонала, за порядком приглядывали шесть человек, до истечения контрактов которых оставалось еще по четыре месяца. Такая схема была достаточна разумна - три четверти персонала раз в год сменяются, а оставшиеся помогают вновь прибывшим освоиться и лишь затем уезжают сами.

Но имелась в нынешней пересменке одна необычная деталь.

Стандартный порядок был следующий: на станцию прилетал самолет, груженый продовольствием и прочими необходимыми припасами. На нем же вывозили в Кейптаун полярников, чьи контракты закончились. И тут же, следующим рейсом, на Землю Эндерби летела следующая партия (удвоенному численному составу на станции просто не разместиться, а нелетная погода над Антарктикой не редкость).

Но сейчас, как я уже упоминала, в самолете находились лишь три пассажира. Монлезье-Бланш и Кеннеди - то взял с большой неохотой, намекая, что ледяная взлетно-посадочная полоса на станции весьма коротка, и лишние восемьдесят килограммов могут создать нам проблемы при посадке… А ничего из аппаратуры оставить ну никак невозможно.

На вопрос - а почему с нами не летит следующая смена? - Бланш ответил, что в самый последний момент личный состав подвергся большим изменениям. Дескать, все дело в найденном антаркте, которому полярники успели дать ласковое прозвище «Анти». По словам начальника станции, восемь стран-участниц проекта «Эндерби» никак не могли поделить совершенно неожиданную находку. И решили произвести первичные исследования коллективно, прямо на месте. Для этих исследований мы и везем сейчас необходимую аппаратуру. А спешащие из своих университетов специалисты в различных областях медицины и биологии просто не успели собраться в Кейптауне, они еще будут подъезжать в Южную Африку в течение недели.

Именно эту неделю Монлезье и предлагал провести мне на станции - и улететь самолетом, который привезет ученых, жаждущих познакомиться с Анти. Кеннеди он не предлагал ничего, словно тот был лишь моим бессловесным телохранителем.

Звучали слова Бланша логично. Здраво. Но…

Но у меня зародилось подозрение: чего-то он недоговаривает… Однако лишь на станции я поняла, в чем дело.

Жил персонал «Эндерби» в условиях более чем спартанских. Как на подводной лодке - ни одного лишнего кубического фута пространства. Когда все необходимое для жизни приходится завозить с Большой земли, - то обогревать эти лишние футы будет непозволительной роскошью. Особенно если на улице мороз в минус шестьдесят градусов[22] - не редкость. Спальнями полярникам служили крохотные четырехместные клетушки - и никаких преимуществ не было даже у начальника экспедиции. Естественно, в таких условиях возможностей для личной жизни практически нет.

Но Монлезье, приглашая меня, явно рассчитывал не только удивить гостью айсбергами, пингвинами и полярными сияниями. И серией хитрых маневров расчистил место для амурных подвигов. Тут я, впрочем, сама виновата - не стоило подавать ученому несбыточных надежд еще при первом знакомстве…

Самолет, нагруженный лишь результатами шестимесячных трудов обитателей «Эндерби», взлетел, разбежавшись по ледяной, чем-то посыпанной полосе (кстати, не настолько она оказалась короткая, как плакался нам Бланш).

Мы остались одни. Вокруг был лед, лед и лед… Почти трехкилометровая ледяная шапка отделяла нас от поверхности земли.

И мне вдруг подумалось, что она, эта земля, терпеливо ждет своего часа. Ждет, когда лед и снег растают, затопив Нью-Йорк и Петербург, Сан-Франциско и Стамбул, когда обезумевшие от наступающей на пятки воды люди начнут беспощадную резню за плоскогорья и возвышенности… Кто и что освободится тогда из ледяного плена на шестом континенте?