Сторонники переселения в Теплый Мир очень многочисленны, они не остановятся ни перед чем. Отправив первую партию снарядов, они только ненадолго отвлеклись, чтобы расправиться с восстанием, поднятым мессией Амелией. Жестоко подавив восстание, они с прежним рвением возобновили подготовку к переселению и сейчас смогли отправить новую партию снарядов.

Когда Иррат закончил говорить, солнце уже заметно продвинулось к закату. Марсианин очень устал, но его никто не прерывал – опасались упустить что-нибудь важное. Истощенный, он расслабленно вытянулся в кресле и молча посмотрел на слушателей.

«К чему приведет моя откровенность?»

Профессор Уотсон еле справлялся, скрывая дикое возбуждение от услышанного. Рассказ настолько точно повторял его теорию, что о большем и мечтать нельзя. Спустя некоторое время, когда Иррат придет в себя, нужно будет прояснить некоторые детали, но уже сейчас можно смело утверждать, что десятилетия, потраченные профессором на исследования, не пропали зря. Теперь профессор имел все основания убеждать командование сил сопротивления в том, что необходимо использовать его теорию для победы над чудовищами.

Уотсон собирался немедленно потребовать созвать совещание штаба, чтобы аргументировать свое предложение. Теперь все доказательства в его распоряжении.

С доктором Лозье творилось нечто столь же грандиозное. Осознание правоты Уотсона вызвало у доктора чувство небывалого восхищения. Но это было не восхищение гениальностью старого ученого. Да, это присутствовало, но в меньшей степени, чем потрясение от перспективы использования его открытия. Только теперь Лозье начал понимать, какую мощь представляет собой наука о генах, открытых профессором.

Новый взгляд на бесконечность возможностей стремительно менял воззрения Лозье на цель его будущей жизни. Потрясение открытием полностью вытеснило из сознания невероятный рассказ о людях, прилетавших на Марс.

«Гены! Могущество!»

Доктор Лозье встал из кресла совсем другим человеком.

Глава 8

Инженер Салье сидел за верстаком в комнате, битком набитой инструментами, слесарным оборудованием, станками и измерительной аппаратурой. в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Салье.

Дверь распахнулась, внутрь протиснулся невообразимых размеров человек. Ему пришлось сильно пригнуть голову, он осторожно прошел, едва не задев плечами оба косяка сразу.

– Тесновато живете, – проворчал гость, впрочем, вполне добродушно. Он говорил по-французски с сильным акцентом, Салье не смог определить, с каким именно.

– С кем имею честь?

– Иван Кулибин, прямым ходом из Лондона.

Пришедший огляделся, но дальше пройти не торопился. Проход между двумя станками был подозрительно узок.

– Клод Салье, инженер-механик, рад познакомиться.

– Я тоже по этой части, – ответил новый знакомый. – Ваши ребята откопали меня в Лондоне, вовремя успели, не то я бы скоро там коньки отбросил.

– Говорите, Кулибин? а не из тех ли…

– Они самые. Мы одни такие.

– Вот Морис удивится.

– Что за Морис?

– Морис Антрак, мой коллега по работе здесь. Изучаем образцы, снятые со снаряда. Я – по механике, он – больше по материалам необычным.

– Ну, значит, я попал, куда надо.

Кулибин наконец решил рискнуть, стал пробираться дальше. Один из станков, тот что оказался полегче, с натужным скрипом уступил давлению богатырской груди и съехал в сторону, пока не уперся задней стороной в стенку.

– Да, действительно тесновато, если подумать, – заметил Салье.

– Да ерунда! в тесноте, да не в обиде, как у нас говорят. Присесть бы мне, а то колено поцарапал, все ноет и ноет.

Он присмотрел свободное местечко на полу, огляделся в поисках стула. не найдя свободных сидений, подошел к железному закрытому ящику, стоявшему на верстаке. Взяв его в руки, Кулибин легонько встряхнул, но ничего по звуку не определил. Поставил ящик на пол, уселся, крёхнув, вытянул вперед больную ногу.

Салье с трудом сглотнул. Он прекрасно помнил, что лежало в ящике, а также долгие потуги двух молодых грузчиков, которые пытались поднять его на верстак.

– Так вас, мсье Кулибин, к нам определили?

– Да вот, говорят, лаборатория ваша одна на весь штаб. Так что тут особенно и выбора не было.

– Ну да, ну да, – протянул Салье, продолжая смотреть на чуть видимый под фигурой Кулибина ящик.

– Я там, в Лондоне, пока взаперти сидел, успел одну штуковину смастерить. Ваши ребята как увидели ее, сразу сказали – «мы тебя на большую землю отправим, ты нам таких побольше наделай». Ну, а я что? Они мне жизнь спасли, что ж я, отказываться буду? Вот и приплыли.

Салье пока ничего не понимал из слов великана, но чувствовал, что наступают интересные времена. Первый день партизанский отряд в Лондоне – и уже такие успехи. Какого-то специалиста обнаружили, да еще переправить успели, и не куда-нибудь, а сразу в штаб. Нет сомнений, что повод для этого оказался самым наиважнейшим.

Кулибин крутил головой, изучая интерьер.

– Что это за форточка? – он ткнул пальцем в сторону прямоугольной стеклянной плоскости, стоящей перед Салье на столе.

– Это электрический проектор. – В голосе Салье слышались нотки восхищения. – Мы сняли его со снаряда. Удивительная вещь.

– Как электрический?

– С помощью электричества он может создавать на своей поверхности изображение. Больше всего это похоже на кинематограф. Но не требуется никакой пленки.

– Какой в этом смысл?

– О, это можно понять, только рассмотрев вторую составляющую.

Кулибин чуть подался вперед, ящик жалобно скрежетнул. Он вгляделся в инопланетный предмет. Плоская пластина из стекла, не прозрачного, словно наполненного серой дымкой. Рядом на столе лежал толстый жгут проводов, змеей выползающий из-за панели. Салье машинально касался рукой жгута, легонько поглаживая пальцами его поверхность. Внешний осмотр не дал Кулибину никаких ответов.

– Кончайте темнить.

– Если бы не случай, мы никогда не оценили бы всю мощь этого устройства. Но нам повезло. Мы обследовали каждый закоулок снаряда, проследили все провода, но нашли это.

Салье кивнул в сторону небольшого предмета. Круглый, напоминающий шайбу, он был сделан из материала, родственного материалу панели. Кулибин проследил еще раз глазами за переплетением жгута. Точно, другим концом жгут соединялся с кругляшом.

– Это кинокамера, – продолжал Салье. – Но она не обычная. Я даже думаю, что нам не следует применять термин из кинематографа, потому что к съемке на пленку это не имеет никакого отношения.

– Я, видите ли, сударь, инженер-механик…

– Вы не сможете этого не понять. Это необычно, но по сути своей просто. Итак, я бы предложил назвать это просто камерой, хотя внутри она не пустая, но… Впрочем, ладно, не будем тратить время. Так вот, панель – показывает изображение, а камера – создает его для нее. Точнее, не создает, а, подобно кинокамере, передает изображение на панель, как на кинопленку. Но на панели его видно сразу же!

Салье наконец выплеснул свой восторг на слушателя, ожидая бурной реакции на шокирующее откровение. Кулибин задумался.

– Еще раз можете повторить?

Салье огорченно хлопнул ладонями по коленям. «Как же втолковать этому увальню?»

– Морис сейчас должен вернуться… – протянул он, словно говоря сам с собой. – Один момент, мсье.

Салье вскочил и взял камеру в руки. Подошел к двери, аккуратно протянул жгут за собой так, чтобы он ничего не задевал. Отворив дверь, инженер опустил камеру на пол, по ту сторону порога, и тихо притворил дверь, прижимая ею провода, фиксируя камеру в неподвижном положении.

Затем сел за стол, покрутил какими-то ручками на приборах, разложенных в пределах досягаемости, щелкнул крупным выключателем. Панель ответила вспышкой белого света, погасла, медленно зажглась снова. Изображение выглядело, как несколько прямых линий, идущих под небольшим углом друг к другу. Пространство, отсеченное линиями, было залито сплошным цветом, меняющим яркость от одного конца участка к другому. Кулибин непонимающе смотрел на все это.