В дверь по хозяйски, без стука, вошел генерал Тресси, мрачный, словно невыспавшийся сторожевой пес. не обращая внимание на технологические изыски лаборатории биологов, подошел к Уотсону и угрюмо произнес:

– Вам повезло, профессор. Мы смогли выполнить вашу просьбу.

– Великолепно! Когда он будет здесь? – Сердце ученого заколотилось, глаза засияли предвкушением.

– Ночью, – проворчал генерал. – Мы уже выслали лодку.

– Что-то случилось еще?

– Мы потеряли командира форпоста! – Генерала прорвало. – Вам придется попотеть, чтобы хоть как-то оправдать поступок человека, отдавшего жизнь ради вашего любопытства!

– Вы хотели победить, не пролив и капли крови? – По внешнему виду Уотсона можно было понять, что гибель командира для него ничего не значила. Что может быть важнее последнего доказательства истинности его теории?

– Мы теперь отброшены на много шагов назад, – бушевал Тресси. – Там, на базе, на счету каждый человек! Как бы нам совсем не потерять эту базу из-за ваших экспериментов!

– Думаю, что очень скоро эта база нам пригодится, как никогда раньше. Когда я обследую пленника, я смогу рассказать вам потрясающие вещи, генерал.

– Пока я только теряю из-за вас ценнейших людей! Как только эта тварь окажется здесь, у вас будет два дня, чтобы убедить меня в вашей правоте!

– В таком случае, генерал, наберитесь терпения. – Уотсон улыбнулся и сложил руки на груди.

Генерал несколько мгновений сверлил его злобным взглядом, затем повернулся и, не прощаясь, вышел.

«Кого выбрать? – Профессор в задумчивости теребил подбородок и наблюдал за Лозье, разглядывающим генные карты Иррата. – Да и согласится ли кто-нибудь? Нет, конечно не согласится! Как бы мы ни были угнетены и раздавлены, мы никогда не решимся на такой шаг, зная, к чему это привело однажды. Глупая, никчемная эмоциональность может погубить все дело».

Уотсон отметил мимоходом, что Лозье добрался уже до участков, помеченных профессором как «доминирующие признаки опорно-двигательной системы». Молодой ученый работал с редким рвением, полностью отрешился от окружающего мира.

«Но сопротивление надо переломить. – Уотсон в который раз убедил себя, что другого выхода нет. – Как с ними можно еще разговаривать? Только с помощью обещаний оружия, как я уже сделал. Они помнят об этом, это их гложет с каждым днем все сильнее. Что ж, этот обман будет максимально приближен к истине. Придется держать весь процесс в тайне. Одна надежда, что результат будет неоспорим».

В последнем, впрочем, профессор не сомневался. Короткий, простейший опыт, проведенный с пришельцем, уже давно дал Уотсону все необходимые доказательства. Теперь осталось только найти добровольца.

«Я оставлю ему психику и личность. Но что это должна быть за личность, которая сможет пережить такое? Это будет перерождение, обретение новой сущности. Конечно, проще всего добиться назначения любого из этих военных. Приказ генерала – и нет проблем. Но это тупик. Нельзя полагаться на их психологию в этом случае. Дело закончится сумасшествием. а второго шанса не будет».

Поиски нужной кандидатуры были мучительны. Запланированный им опыт должен совершить переворот в любой области, имеющей малейшее отношение к науке. Да и не только к науке, ко всем социальным и моральным нормам.

«Настолько ли величественна цель, чтобы рискнуть использовать подобное средство? – Это был главный вопрос. Ответив на него, можно было больше ни о чем не задумываться. – И что убережет нас от участи марсиан? Достаточно ли одного знания о ней, чтобы не пойти по их стопам?»

Он встал и нервно прошелся по лаборатории. Сотрудники возились с регулировками прибора, изготовленного по заказу ученого. Он называл его «инкубатор». Осталось совсем немного, прежде чем в нем начнет развиваться штамм. Последние калибровки датчиков, очередная проверка герметичности.

«Забавно, рассказы Иррата можно интерпретировать оригинальным образом. Сначала они создали шаблон мессии и закрепили его в своих легендах. Затем они наложили шаблон на появившуюся кандидатуру, и он удивительным образом подошел по всем параметрам. и этот шаблон создал настоящего мессию, из плоти и крови, который стал действовать по предсказанию, начал успешно исполнять свою роль».

Уотсон остановился как вкопанный. Перед ним была пустая стена, но он не замечал этого. Ноги сами принесли его в этот угол. Он всмотрелся в тончайший рисунок переплетения трещинок на крашеной штукатурке, будто там вот-вот фотографией проявится искомый образ.

«Роль! Ну конечно! – это был всплеск озарения. Уотсон зажмурился и несколько раз поморгал, словно проверяя, остается ли на стене рисунок из трещинок. – Это должен сделать актер. Профессиональная тренировка управления эмоциями, готовность к перевоплощению, способность быстро усвоить информацию о новой роли. и самое главное – привычка работать в гриме!»

– Теперь все ясно! – от возбуждения профессор заговорил сам с собой.

Лозье обернулся, отметил перемену в лице ученого.

– Что случилось?

– А? – Уотсон посмотрел на него, как на незнакомца. – Я знаю теперь, кто нам нужен.

– Нам скоро привезут пленника, неужели вам этого мало?

– О, молодой человек, это только начало. Нам предстоит создать кое-что восхитительное, уникальное. Мы будем бить врага его же оружием!

– Вы меня поражаете, профессор. Вы еще и в военной технике разбираетесь?

– О чем вы? – Уотсон явно слабо следил за разговором, постоянно отвлекаясь на бурный поток мыслей, хлынувший через только что прорванную плотину. – Нет, в этой войне не будет места оружию. Нам предстоит бороться иначе.

– На что вы намекаете?

– Нам нужен актер. – Уотсон начал размашисто жестикулировать . –  И я даже знаю, кто это будет. Мы должны убедить его помочь нам. Я знаю его, он должен согласиться.

Лозье уставился на собеседника, пытаясь понять, действительно ли тот сошел с ума. Перемены были настолько значительны, что предполагать можно было все, что угодно.

– Мы поможем ему измениться, – продолжал ученый. – Он сыграет эту роль для спасения всего человечества.

– Как измениться?

– Вирусы, молодой человек. Помните? Захватчики – враждебная среда. Нам надо адаптироваться к ней, чтобы справиться с ее влиянием, чтобы изменить ее. Но для этого потребуется измениться самому.

Связность слов профессора по-прежнему вызывала у Лозье сомнение в его нормальности. «Сумасшедший старик! Он хотя бы два слова сумеет сказать так, чтобы его поняли?»

– Вы говорите о мутации, мсье Уотсон?

– Ну конечно о мутации, о чем же еще? – он взмахнул в недоумении руками. – Мы используем истинную мощь генов!

– Но зачем?

– Вы согласны, что марсиане должны иметь общий центр, руководящий вторжением на нашу планету? – Профессор даже не дал Лозье попытаться ответить. – И вы, конечно, не думаете, что этот мозговой центр легко доступен? Мы никогда не победим их, пока не уничтожим ядро. Иначе они будут сидеть там, отпочковывая все новых и новых тварей, а мы даже близко не сможем подобраться. Нам нужно проникнуть туда, молодой человек. Мы должны вырвать у врага сердце.

Лозье передернуло, словно вырывать сердце предлагалось ему лично.

– Но при чем тут мутация?

– Людям туда никогда не проникнуть, уж поверьте мне. а вот марсианам, – Уотсон показал на генные таблицы, лежащие перед Лозье, – марсианам туда вполне может быть открыта дверь.

Лозье посмотрел на разложенные бумаги, как будто первый раз их увидел. «Гены Иррата? Ну конечно! Мы не можем рисковать, отправляя самого марсианина на такое задание. Он слишком ценен, его нельзя потерять. Но вызвать мутацию, которая преобразит человека так, что он станет внешне похож на пришельца… Да, старик вполне может быть способен на такое».

– Не может быть! – невольно вырвалось у него, хотя он уже почти поверил.

– Вы не знаете, на что способны гены, молодой человек.

Уотсон догнал генерала Тресси в коридоре штабного здания, когда тот торопился выехать в Кале, встречать подводную лодку с усыпленным пленником на борту.