Перед его мысленным взором красовались большие, открытые всему новому глаза, зеленые как листва, что просвечивает на солнце, искрится мельчайшими прожилками, переливами цвета. Сколько силы было в этих глазах, сколько решимости! Это не могло не заразить. Иван попался в западню, сам не ведая, моментально и навсегда. и слишком долго, как теперь думал, боялся признаться себе в этом.

По свойству русской души, он мысленно разговаривал с ней, придумывая темы для бесед, каверзные вопросы и яркие ответы. Называл ее в мыслях не иначе, как Анюта. от этого она становилась еще родней и ближе.

«Ведь ты же сразу показала мне, как надо поступить, – в который раз досадовал Кулибин. – Это мой долг, делать здесь все, от меня зависящее, сражаться. Так ты сказала? а сама намекала, что хотела бы поехать со мной, я это сразу заметил. Ну что я за дурак? Какой леший попутал, понес сюда делать эту чертову ракету, возиться с улучшениями, спорить с местными парнями? Сейчас все кажется такой глупой суетой. а настоящая жизнь, борьба – вот где. Там где ты, Анютка! Ох и тупой же я увалень…»

Иван в сердцах топнул ногой. Его коллеги, Салье и Антрак, работавшие над очередным механизмом для нужд партизанской базы, испуганно вздрогнули, посмотрели на русского великана.

– Иван, что с вами? Вы в последнее время на себя не похожи.

– Не бойтесь, ребята, пол не проломлю.

– Этого мы боимся меньше всего, – ответил Салье, но не удержался и мельком глянул в угол, где валялись обломки сломанного вчера стула. Иван, вот так же задумавшись, облокотился на него. в рабочем угаре искореженные куски даже не успели еще унести. Да и кто знает, не пригодится ли, например, трубчатая ножка в качестве элемента конструкции очередного опытного образца? Ход мыслей русского инженера иногда поражал изгибами и невообразимыми пируэтами.

– Ну да, задумался опять. Извините.

– О чем же, позвольте полюбопытствовать? – вступил в разговор Антрак.

– Хм, – Иван поскреб мощной ручищей затылок, – вам, французам, должно быть, и не в диковину… Хотя, что там в книжках напридумывают? – Он снова замялся, да так и замолчал, не зная как продолжить.

– Ох уж эти шаблонные типажи, – саркастически протянул Антрак. – Ясно все с вами, можете не продолжать. Понял, Клод? – он пихнул Салье. – Наш русский друг мается сердечной тоской.

– Мог бы и не объяснять, – буркнул Салье, не отвлекаясь от работы даже во время такого серьезного разговора. – Со всеми бывает, Иван. Однако, работа не ждет.

Кулибин усмехнулся.

– Знали бы вы, сколько у нас на эту тему пословиц. Да только переводить не охота – вся соль пропадет. Вот только загвоздка тут есть…

– Что такое?

– Думается, ребятки, пора мне двигать отсюда. Толку от меня все меньше и меньше.

– С ума сошел. Слышишь, Морис, книжек он начитался, многое про французов понимает. а я вот тоже почитывал. и знаешь, что скажу? Иногда они не врут. Эти русские, если уж втемяшится, то такое начинают нести…

Антрак внимательно посмотрел на Кулибина. Могучей горой тот возвышался рядом с друзьями, занимал все свободное место, конкурируя с массивным железным шкафом для инструментов. Что-то в глазах Ивана заставило Антрака вглядеться еще пристальней. Подозрительная смесь, тоска и задорное веселье, задумчивая отрешенность и молниеносное внимание к деталям были во взгляде великана. Сомневаться в серьезности его слов не было причин.

– По-моему, его надо выставить отсюда, Клод, – сказал Антрак. – Пусть проветрится. Да подольше. Знаем мы, как оно лечится.

– Угу, – снова пробубнил Салье. – Гнать таких влюбчивых юношей из нашего солидного заведения.

– Вот это я понимаю, – Кулибин хлопнул обоих по плечам, так что они присели. – Знал ведь, что не будете поперек становиться.

– Такому встанешь, – продолжил в прежнем тоне Салье, распрямляя плечи после обрушившейся тяжести.

– Ну не могу я тут сидеть. – Кулибин вдруг пустился в объяснения, чего сам от себя не ожидал. – Я тут, в железках ковыряюсь, а она там, под тепловыми лучами, в бетонных катакомбах, на зимнем морозе. не должен мужчина так поступать!

Иван изредка размашисто жестикулировал, заставляя коллег нервно следить за его руками. Как бы ненароком не зашиб в запальчивости. Махнет в сердцах, и не заметит.

– Сижу тут в четырех стенах, а вы на меня посмотрите! Разве тут мое место, когда она там жизнью рискует? Да я бы все для нее, только рядом бы оказаться. Руку подать, прикрыть от опасности…

– Раздавить не боишься? – вставил Антрак.

– Чего?

– Да ладно, ты продолжай.

– Знаете, выражение есть у нас такое – «руки чешутся»? и еще другое есть – «наших бьют». Вот о чем думать надо! Вот что мне покоя не дает!

– Да, Морис, – Салье сокрушенно вздохнул. – Потеряли мы парня.

– Да, Клод, – в тон ответил Антрак. – Всегда все кончается одинаково.

– А знаешь, я читал, что у них такая забава есть – кулачные бои. Это совсем не то, что английский бокс. Это такая штука…

– Охотно верю, Клод. Я даже за него не волнуюсь, хоть это меня и удивляет.

– Знаете, Иван, – Салье посмотрел на притихшего после душевных излияний Кулибина. – Вы бы пошли к командиру, да попросили его…

– А и пойду! – Богатырь грохнул рукой по столешнице. Пудовые тиски подскочили и с глухим стуком вернулись на место. Салье опять вздрогнул. – Терпения уже нет, хватит с меня.

– Да, да. Кажется, это наилучший вариант.

Кулибин протиснулся к выходу, просунул тело в дверь, осторожно, без грохота, прикрыл ее за собой. в коридоре забухали тяжелые шаги. Комната сразу стала просторной.

– Жаль, конечно, – сказал задумчиво Антрак. – Но пора бы ему наконец определиться, где его место.

Инженеры переглянулись, вернулись к прерванной работе. Как бы ни повернулись события, а поставленная перед ними задача еще очень далека от решения.

Они продвинулись совсем немного. Разобрались с одной неприятностью, но возникли две других. Сложный прибор никак не давался, в схеме скрывался изъян, умело прятался, маскировался за ложными простыми решениями, побочными эффектами.

Время пролетело незаметно. За окном рано стемнело, зимнее хмурое небо затянулось плотно, навсегда, скрыло ото всех закат, вызывая потерю чувства времени. Было светло-серое, стало темно-серое. Голые, черные, сырые ветви за окном ушли в темноту. Свет, вырываясь из окна, уносился в глухую даль, не встречая зацепки, не возвращаясь даже тонким отблеском. «Как в космосе», – подумал Салье.

Кулибин вернулся, мягко отворил дверь. Друзья сначала не заметили огромную тушу, загородившую светлый прямоугольник. Задача увлекала их все больше, подманивая надеждой на скорое решение.

– Все, ребятки, – раздался глубокий сильный голос. – Поеду я от вас далеко, в самое пекло.

Антрак обернулся.

– Уговорили?

– Легко. Уломал тем, что мне необходимо лично пронаблюдать, как используются наши наработки. Вдруг что замечу или в боевой обстановке придумаю. Согласились, куда они могли деться? Попросили только дела сдать.

Кулибин прошел на свое место, аккуратно разместился, подмяв под себя очередную потенциальную жертву из оставшейся мебели. Он был спокоен, уравновешен, словно перешел ту грань, которая отделяет напряжение перед началом действия и само методичное, понятное и продуманное воплощение замысла. Теперь впереди намеченная дорога, а первый шаг уже позади.

– Сейчас расскажу вам, что делать предстоит, что успел выдумать.

– Мы его чего-то не знаем? – Салье прищурился.

Они работали много и долго, всегда сообща, но ведь человеку не запретишь размышлять над чем-то в свободное время. Воображение изобретателя, попавшее в поток вдохновения, остановить трудно. Инженер собрался выслушать что-то оригинальное, что может повернуть их работу в ином направлении.

– Ну, обо всем почти знаете, я же не держу в тайне свои измышления. Так, проверим только, не забыл ли чего важного.

Кулибин наклонился, придвинул массивный железный короб, служивший вместилищем для рабочих материалов, заметок, чертежей. Порылся огромными, как у медведя, лапами в его недрах, поворошил, пошуршал бумагой. Извлек пачку листков, исчерканных кривыми строчками и линиями. Кое-где были кляксы, разводы. Аккуратностью Иван не блистал. Салье подумал, что некоторые объяснения, действительно, оказались бы очень полезными. К тому же, нужно помнить еще и о языке, на котором Кулибин вел свои записи.