Гибнущий Д‑космолет подхватил стремительно метнувшийся из космической тьмы гигантский черный осьминог – орбитальный аварийный робот, вызвавший у Бага вопль изумления. Спрутообразный ОАР обвил покалеченный «птеродактиль» щупальцами и потащил куда‑то вбок.

– Вы бы, ребята, определились, с кем воюете, – проскрипел в динамике голос имперского командира Грогала. – Стреляете в чужого, а до того моей «Сайве» выбили все зубы.

– Да вы сами первыми начали в нас стрелять и пауками своими травили! – гневно выкрикнул Баг.

– Это после того, как ваш штурман занялся у нас диверсиями, – отреагировал Грогал. – Ладно, я рад, что мы снова вместе. А‑то уж решил, что инопланетяне переманили вас на свою сторону. Даже успел составить радиограмму, что Герцогство продалось врагам рода человеческого.

– Вы поосторожней с такими сообщениями, барон, – нахмурился Лугс. – На Гиганде сотни ракет на боевом дежурстве…

Из динамика раздался довольный смех:

– А, без проблем, дальняя радиосвязь не работает… Да, знаете что, коллеги‑храбрецы, если вы обезоружили «Сайву», чтобы записать на свой счет подбитый конус, то всё равно проиграли. Решающий выстрел ушел от нас. И объясните же, наконец, что вообще происходит?

– Хотел бы я это знать, – сухо ответил Лугс. – Наш штурман ведет странную игру. Сначала объявляет, что он седьможук, потом сам же задает пришельцам хорошую трепку и, при этом, постоянно говорит, что мы должны срочно добиваться официального признания от этой самой Земли.

– Какая‑то логика есть. В свое время барканские монахи боролись с набегами баронов на дикие племена, брали варваров под свое покровительство, даже учили военному делу, чтобы завоевать доверие дикарей и вернее обратить их к истинной вере… Может, ваш штурман вроде такого монаха?

– Ну и что стало с теми варварами?

– А для них оказалось всё едино – что у баронов в рабстве, что у монахов в послушании…

* * *

Следующие часы ничего не происходило. У орудия постоянно кто‑то дежурил, но «призраки» больше не появлялись. В иллюминаторы было видно, как по поверхности «Сайвы» ползают фигурки в скафандрах. Там шел ремонт вооруженных систем и двигательных установок. Радиопереговоры можно было вести только с имперским планетолетом. Этим и занимался Баг, постоянно вызывая Вин для своих сердечных излияний. Внизу неторопливо поворачивался огромный шар Айгона, то погружаясь в ночную тень, то снова выплывая под лучи Сигмы Дракона. Связи с Гигандой по‑прежнему не было.

Едва ли виной тому были, как предполагал Лугс, лучевые бури в межпланетном пространстве. Не действовала и нуль‑связь, был заблокирован выход в Малый планетный информаторий. Несколько раз Генрих ощущал в голове тяжесть от присутствия чужого сознания. Очевидно, его прощупывал с Айгона мощный ридер. Вначале, Генрих ставил телепатическую блокаду, но потом, преодолев брезгливость, открыл разум и стал твердить про себя текст подготовленного доклада о необходимости полноценного контакта с Гигандой. Что же делать, если остается только такой канал, чтобы донести свое мнение до руководства.

Потом тошнотворное ощущение чего‑то инородного в голове ушло, и почти сразу же Генрих услышал шелест открывающейся двери телепортационной кабины. На ее пороге стоял, вернее, висел в воздухе, придерживаясь за косяк двери огромной костлявой рукой его, Генриха, куратор и непосредственный руководитель Корней Янович Яшмаа собственной персоной.

– Довольно рискованный способ передвижения, учитывая здешние флуктуации нейтринного поля, – Корней перебросил в угол рта свою вечную соломинку. – Но от бота меня отговорили, сказали, что вы тут палите без разбору по всему, что летает…

– Э, а я Вас знаю, – удивленно произнес подлетевший поближе барон Лугс. – Только я думал, что Вы мне снились там, на Айгоне. Вы ведь Корней, нас представлял еще до войны Гепард, то есть старший наставник Дигга.

– Да, Лугс, жаль, что Вы не послушались моего совета, – Корней, не дожидаясь приглашения, передвинул себя на откидное сидение у иллюминатора. – Кстати, от имени Земли приношу вашей и имперской команде сожаления по поводу произошедшего. Тут ведь, на Айгоне, заправляет Десантный Корпус. Десантники, они у нас для борьбы с неодушевленной природой, не привыкли работать с инопланетянами. Но Мировой Совет отменил решение планетарного руководства о силовой нейтрализации угрозы проекту. Так что можете пока расслабиться.

– Господин Корней, – барон Лугс принял официальный тон. – Насколько я понимаю, Вы предлагаете нам перемирие и, видимо, какое‑то соглашение. Поскольку в произошедшем на планете Айгоне военном инциденте Герцогство Алайское, мною здесь представляемое, находится в фактическом союзе с космическими силами Эсторской Империей, любые сепаратные переговоры невозможны как несовместимые с рыцарской честью. В связи с этим предлагаю нам прерваться до прибытия имперского представителя.

– Тем лучше, я подожду, – Корней устало потер щеку. – А пока разрешите мне поговорить с моим коллегой. Это нельзя считать сепаратными переговорами, ведь Вы уже формально исключили штурмана Хэнга из своего экипажа.

* * *

– Ну, Гена, наделал ты дел. Десантники в госпитале, «птеродактиль» на кладбище…

– Товарищ Яшмаа, если уж хотите русифицировать мое имя, называйте меня Андреем, филологически так будет правильнее!

– Хорошо, Генрих.

– Товарищ Генрих!

– Ну, вот что, товарищ Генрих! Для начала напомню, что прогрессорство – это, прежде всего, железная, военная дисциплина. Прогрессор должен делать не то, что ему хочется, а то, что приказывает КОМКОН! Такая уж у нас с тобой профессия.

– Прогрессор – это, прежде всего, человек! Человек отличается от всех других существ в мире милосердием и состраданием! А что мы делаем сейчас, когда к нам взывают о помощи, когда рядом гибнет целое человечество? Ничего! Ничего, мол, не знаем и знать не хотим! Это же отвратительно и бесчеловечно!

Корней горько скривил рот:

– Вот всегда вы, домашние, твердите, что не можете жить с нечистой совестью… Так уходи из КОМКОНа, учи детей, придумывай соусы к макаронам! Ты думаешь, мне легко? Почему я положил столько сил и столько хороших ребят, чтобы устроить на Гиганде революцию? Я надеялся, что КОМКОН сочтет это достаточным для полноценный контакта! Тогда мы могли бы сделать гораздо больше. Не получилось! Гиганда не готова перейти на новый уровень развития, спасти эту цивилизацию невозможно, остается спасать отдельных людей. Твоих нынешних товарищей‑палачей спасать, между прочим. Спасать, а потом ждать, что на Земле они наставят на тебя автомат, как тот мальчишка!

– Тот мальчишка, я помню, спас тысячи людей во время эпидемии. Гаг пожертвовал ради них своей жизнью, пока мы спорили, как нам начать на Гиганде социальные преобразования…

Генрих перевел дух, потом будто бросился, очертя голову, с обрыва.

– Подумай, мы уже не те люди огня и железа, какими были наши деды. Очень уж избаловались за столетия полной благоустроенности. Обленились. Сколько сейчас среди ученых Земли эмигрантов из отсталых миров? Лучшие физики – с Саракша, нейробиологи – с Надежды, математики – с Гиганды, даже лучшие поэты – с Саулы. В космосе ведем себя как туристы. Сегодня – одно солнце, завтра – другое. А эти ребята ползли полгода на атомном двигателе, чтобы добраться до первой чужой планеты. Они ведь такие же герои как наши первопроходцы, покорители Марса, Венеры, Юпитера. С Краюхиным их надо сравнивать, с Ермаковым, Быковым‑старшим.

– Как можно ставить рядом Быкова и этого твоего Лугса – барона, благородного мерзавца?!

– Нам всем можно поучиться у него благородству!

– Пусть твой Лугс славный парень. Но Быков, Ермаков – они были советскими людьми, а этот твой Лугс – феодал…

– Поль Данже, Роберт Ллойд, Сайрус Кэмпбелл были такими же героями, как Ермаков и Быков, хоть их страны оставались тогда капиталистическими. Мы ведь вступили с контакт с технически намного менее развитыми голованами, леонидянами, хотя и не знаем точно, какой там у них общественный строй. Почему же мы не идем на контакт с сигмадраконцами? К тому же Гиганда – как раз тот мир, где контакт, прямая помощь Земли нужны в первую очередь. А мы только и знаем, что всё засекречиваем.