Донелли пожал плечами.

— Ну, во-первых, я имею-таки некоторое отношение к «тюленям» — прослужил четыре года в аналитическом отделе SBS[4]. А во-вторых, после попытки вашей напарницы расстрелять нашу машину хотелось в самом начале беседы дать понять, что непродуманные силовые акции с вашей стороны могут принести неприятные последствия. А теперь, мистер Вальдманн, нам пора прощаться. Напоследок еще один маленький дружеский совет: смените свой псевдоним, однажды уже засветившийся в Штатах. А то мало ли кому придет в голову порыться в архивах — вдруг да натолкнутся на дело «Алабамских вудуистов» девяносто восьмого года…

— Как улов? — спросила Диана. — Мне уж казалось, что этот тип все-таки решил от тебя избавиться — заболтав до смерти.

— Улов знатный! Вот, взгляни, — Лесник положил на сидение машины полученное от коммандера изображение плывущего по волнам корабля, явно распечатанное на цветном принтере.

— Что это? — Госпожа особый агент удостоила картинку лишь беглого взгляда. — Я не любительница Айвазовского и прочих маринистов.

— Это эсминец «Тускарора», который будет построен и спущен на воду в Бостоне спустя несколько лет, — пояснил Лесник с ангельским терпением. — Или его брат-близнец, неважно. А на обороте цифры, которых мне очень не хватало… Координаты некоей точки у берегов Гренландии. И график включений некоей установки…

— Прекрати изъясняться загадками! Мы не на шоу Максима Галкина! Объясни по-человечески, в чем дело!

— Объясняю: лейтенант Говард Харпер, покидая корабль, прихватил с собой очень важный документ: программу эксперимента, график включений и выключений исследуемой аппаратуры. Донелли предполагает, что бумагу эту лейтенанту передал один из умирающих хронофизиков, но как было дело, теперь едва ли установишь. А нам с тобой очень повезло, что один старомодный аристократ-исследователь полностью игнорирует компьютеры и не выкладывает в сеть результаты своих изысканий. А другие исследователи — вполне современные аналитики — предпочитает не дышать архивной пылью, и пользуется исключительно электронными базами данных. Мы же совместим оба метода, и…

— И что? Не томи уж!

— …И совершим небольшое морское путешествие. Ты, часом, не страдаешь морской болезнью?

Диана ответить не успела — именно в этот момент громыхнул первый оглушительный раскат грома. На Эсбьерг обрушилась гроза.

— Ну и как это понимать? — недоуменно воззрился Лесник на экран персика. Понять текст, состоявший в основном из знаков препинания, и в самом деле было не просто.

Диана бросила взгляд на часы и посоветовала:

— Смени дату в настройках дешифратора на двадцать пятое июля. В Москве уже первый час ночи.

Недолгое время спустя шифровка от Юзефа приобрела куда более читаемый вид. Но Диана все равно недоумевала:

— Странно… Сначала шеф заставляет нас бросить все дела и заняться Харпером, выискивая малейшие признаки хроноаномалий. А теперь, когда мы поднесли ему на блюдечке не то что признаки — фактически бесхозную машину времени, болтающуюся в Северном море — такое равнодушие…

Лесник молчал.

— Отправь ему еще раз отчет о встрече с Донелли, — предложила Диана. — Вдруг произошел какой-то сбой из-за чертовой грозы…

За гостиничным окном продолжали сверкать молнии, ливень барабанил в стекло.

Лесник не возражал. Вскоре на экране персика появилось подтверждение: зашифрованный отчет Конторой получен. Приоритет «четыре стрелы» означал, что информация должна оказаться у обер-инквизитора немедленно… Потянулись минуты ожидания — вновь никакого ответа.

— Если бы стряслось нечто экстраординарное, — медленно заговорила Диана, — заставившее шефа бросить все прочие дела, нас бы наверняка отозвали обратно… Ничего не понимаю…

Лесник молчал. Он по возвращении после беседы с Донелли стал вообще на редкость молчаливым.

Когда окончательно стало ясно, что никаких новых указаний от Юзефа не поступит, Диана нехотя признала:

— Похоже, придется и в самом деле вдвоем выполнять твой авантюрный план — самим искать «Тускарору»…

Лесник молча кивнул. За окном громыхала гроза.

— Скажите, Николай Иванович, — начал разговор Буланский, разлив по бокалам искристое шардонэ (от коньяка Старцев категорически отказался). – Ведь вопреки всем слухам о своем несносном характере адмирал вел себя в общении с вами в эти дни отменно учтиво, не так ли?

— Зиновий Петрович ничем не погрешил против правил вежливости, — осторожно сказал Старцев. — Но я не понимаю, какое…

— Сейчас поймете, — перебил Буланский. — Дело в том, что и со мной он был на редкость приветлив — что вдвойне удивительно: мало того, что я навязанный ему попутчик, так еще из чужого ведомства…

Название ведомства вновь не прозвучало. Старцев молча ждал продолжения, решив пока воздержаться от прямых вопросов. Умение молчать и слушать — немаловажное качество для контрразведчика.

— И мне кажется, — продолжал Богдан Савельевич, — что на самом-то деле адмирал был взбешен моим и вашим назначением. И с радостью ухватился за удобный предлог, позволяющий от нас избавиться. Хотя бы на время. Но может статься, что и навсегда. Мало ли на море случайностей? — как вы, моряки, любите их называть… Особенно когда эти случайности плавают по ночам с погашенными огнями.

Старцев проглотил вертевшийся на кончике языка соленый флотский ответ на подобные фразочки сухопутных крыс: плавает, дескать, дерьмо в проруби, а корабли — ходят… Спросил лишь:

— Вы хотите сказать, что вся операция по захвату придумана лишь как средство избавиться от нас с вами?!

В тоне капитан-лейтенанта сквозило глубочайшее недоверие. Буланский улыбнулся и отхлебнул вино — совсем немного, лишь для проформы. Бокал его за все время разговора остался почти не тронутым.

— Полноте, Николай Иванович! Адмирал, без сомнения, не в восторге от нашего присутствия — но не настолько же… Нет, выход из сложившейся ситуации он нашел правильный. Возможно, единственно правильный. Но выбранные исполнители… Ваше в настоящий момент главное дело, — никак не геройские абордажи, но тихая и вдумчивая работа с людьми в собственной каюте. Не стрельба, но разговоры. Создание агентурной сети, как среди офицеров, так и среди людей, на ступень ближе стоящих к матросам — баталеров, кондукторов, телеграфистов, боцманов… Тогда и только тогда можно загодя, до прибытия в Японское море, профилактировать все слабые звенья в экипаже «Суворова». Плюс, естественно, координация аналогичных действий ваших коллег на остальных судах эскадры. А на абордаж любого другого флотского офицера отправить недолго. Да и к моему заданию ночные подвиги никоим образом не относятся. Хотя более чем любопытственно было бы взглянуть вблизи на эти самые «призраки»…

Капитан-лейтенант опять не одернул сухопутчика, вздумавшего именовать боевые корабли «судами». Никакой он не коллежский асессор, окончательно уверился Старцев. Куда правильнее титуловать Буланского штабс-ротмистром. Самый натуральный жандарм. Кто еще мог так легко и просто раскусить суть контрразведывательной работы на «Суворове»?

— Возможно, вы и правы, Богдан Савельевич, касательно мотивов адмирала. Но должен вам заметить, что операции со стрельбой мне не в диковинку.

— Знаю, знаю, — вновь улыбнулся Буланский. — Снятие осады с нашего посольства в Пекине, разгром шпионского гнезда в Одессе… Поздравляю, одесская операция была проведена не просто грамотно, я бы сказал — изящно.

Богдан Савельевич перехватил недоуменный взгляд капитан-лейтенанта и пояснил:

— Читал, видите ли, ваш послужной список в Главном морском штабе.

Старцев с трудом сдержал восклицание — изумленное и малоцензурное. Да кто же такой, черт возьми, этот Буланский?! Великий князь, путешествующий инкогнито?! Так ведь и для члена императорской фамилии так просто не откроются в Главном штабе хранилища с секретными папками…