Кухаренко при виде «Мадсена» буквально просиял: с бодрым «Есть!» он принял оружие, и тут же, усевшись на палубе, начал его аккуратно проверять, одну за другой выщелкивая вороненые, блестящие от смазки детали. Похоже, в своем отношении к оружию боцман отнюдь не был ретроградом.
Ну что же, за личный состав и вооружение можно не беспокоиться, — адмирал и в самом деле выделил для их экспедиции лучших и лучшее. Если тыл будет прикрывать этакий боцман Кухаренко — вперед можно идти спокойно, не опасаясь пули в спину…
Но вот командир партии, лейтенант Новосильцев…
Лейтенант Новосильцев сразу не понравился Старцеву, — первым же своим вопросом, заданным после совещания у адмирала:
— Ну что, Николай Иванович, накрутим хвост узкоглазым мартышкам?
Очень покоробило капитан-лейтенанта такое фанфаронское отношение к неведомому пока противнику… Закидывали уже шапками, хватит. В дальнейшем первое нелестное мнение лишь укрепилось.
Конечно, Старцев прекрасно понимал некоторую двусмысленность их с Новосильцевым отношений: командует партией младший по званию. Но почему бы тому ни сказать честно и открыто: дескать, согласно воле адмирала, я первый после Бога на вверенном мне корабле — так что извольте, Николай Иванович, в точности исполнять все мои приказания, а буде возникнут непредвиденные затруднения — всегда рад услышать ваше мнение компетентного специалиста. Ан нет: слов много, а что на уме — непонятно… И как поведет себя лейтенант в ситуации критической — совершенно не ясно.
Поразмыслив, капитан-лейтенант решил в крайних обстоятельствах больше полагаться на боцмана Кухаренку и мичмана Казакевича.
— Вооружаетесь? — прервал его раздумья голос Буланского, подошедшего сзади мягким неслышным шагом.
Старцев кивнул и спросил:
— А вы не желаете посетить оружейную кладовую, Богдан Савельевич? Дело предстоит серьезное.
— Я всегда при оружии, милостивый государь. Привычка, знаете ли…
Буланский мгновенным и почти незаметным движением извлек из кармана пистолет, продемонстрировал, столь же быстро убрал обратно. Старцев, не понаслышке знавший, как много порой значит умение первым выхватить оружие, хмыкнул одобрительно. Но сам пистолет — крохотный никелированный браунинг — абсолютно не впечатлил капитан-лейтенанта, никакого сравнения с «пистолью» боцмана Кухаренки. Ну и ладно, в любом случае чиновник из Синода первым под пули не полезет.
А затем Богдан Савельевич сумел удивить — у Старцева даже мелькнуло дурное подозрение: уж не умудрился ли Буланский только что, подходя, прочесть тревожные мысли капитан-лейтенанта?
— Не нравится мне лейтенант Новосильцев, — сказал Буланский, понизив голос. — И сдается мне отчего-то, Николай Иванович, что и у вас сложилось мнение о нем не самое лестное. Посему предлагаю следующее…
Он сделал паузу, затем извлек из недр сюртука и продемонстрировал Старцеву конверт из вощеной, не боящейся воды бумаги (для экспедиции Буланский не сменил свой штатский костюм, лишь накинул сверху флотский бушлат, да обул туфли на мягком каучуковом ходу).
— Здесь, Николай Иванович, лежит предписание, позволяющее мне в обстоятельствах особых принять команду над любым кораблем эскадры.
НАД ЛЮБЫМ??!! Даже над «Князем Суворовым»? Старцев, уже утративший за время знакомства с Буланским способность изумляться, — изумился-таки.
— Над любым… — повторил коллежский асессор. — Подпись, коей снабжено предписание, даёт практически полный карт-бланш. Естественно, Николай Иванович, у меня нет честолюбивых намерений снискать лавры флотоводца, воспользовавшись этой бумагой. Но когда — и если — мы доберемся до «Камчатки», то фактическим капитаном транспорта станете именно вы. Поелику в морских делах я разбираюсь слабо, а происходящее сейчас с «Камчаткой» не нравится мне категорически. Если же произойдет нечто непредвиденное еще до рандеву с транспортом, и лейтенант Новосильцев оправдает мои нелестные ожидания… Тогда командовать миноноской придется опять же вам. А разбираться со шныряющими вокруг «призраками» будем вместе, думаю, тут и мои скромные умения пригодятся.
Говорил Буланский в обычной своей манере — мягкой, чуть ли не дружеской — но закончил резким, приказным тоном:
— Согласия вашего, господин капитан-лейтенант, не спрашиваю. Человек вы военный, и что такое приказ — понимаете отлично.
Ну и ну… Ошарашенный Старцев подумал, что Буланского компаньоном в опасном деле ему иметь тоже совершенно не хочется. Хотя и по другим причинам, чем лейтенанта Новосильцева.
— Скоро ли отходим? — спросил Старцев у Казакевича. Признаться, ожидание достаточно утомило лейтенанта — не физически, но психологически. Тем более, что в подготовке партии участия он не принимал, а ощущать себя посторонним было для него довольно непривычно.
Мичман взглянул на часы, затем на небо.
— В пределах четверти склянки, — ответил он. — Ага, господин Буланский уже подошел, значит, все в сборе… Сейчас начнем спускать миноноску.
И точно: вскоре над головой зажужжало, кормовая стрела покатилась вправо, несколько матросов начали споро прилаживать стропы к миноноске, стоящей на рострах. Несколько минут — и продолговатый, хищного вида корпус повис в воздухе, а затем плавно опустился на воду.
За это время Старцев сумел внимательно рассмотреть судно, грозящее в самом ближайшем будущем стать новым видом морского оружия.
Внешне оно ничем не отличалось от малого номерного миноносца — узкий продолговатый корпус с острым форштевнем, небольшая рубка, в которой могли поместиться только два или три человека, закругленный поверху карапасный нос и два неподвижных минных аппарата по обе стороны скошенного назад форштевня. За рубкой на тумбе стояла обычная 37-мм пятистволка — неплохое оружие против шлюпок и катеров, но совершенно бесполезное против более-менее крупных целей. Впрочем, большего здесь и не разместить.
Единственное, что отличало судно от стандартного миноносца — это отсутствие дымовых труб. Газолиновый мотор не требует тяги, занимает мало места, дает высокую скорость и может обслуживаться всего парой механиков. Идеальное средство для неожиданных атак вражеских кораблей, особенно ночью…
«Только вот возникает вопрос, — скептически подумал Старцев, — а как же мы все здесь разместимся?..»
Разместились все, хотя половине абордажной команды пришлось остаться на палубе — в кубрике места всем не хватило. Старцев предпочел вниз не спускаться. Ближе к вечеру ветер почти утих, волнения было почти незаметно, поэтому заливать палубу не должно даже на самом полном ходу — а в тесном кубрике, расположенном аккурат над моторами, будет жарко и душно.
Облака затянули небо до самого горизонта, свет пробивался сквозь эту пелену будто бы сразу со всех сторон, не давая теней и делая окружающий мир прозрачным и неестественным. Если не глядеть на часы, совершенно непонятно, ночь вокруг или летний день. Однако осенний холодок заставлял отбросить всякие мысли о лете — даже в отсутствие ветра он пробивался через матросский бушлат, заставляя ежиться и жаться поближе к машинному отделению. Можно было надеть что-нибудь более теплое — однако Старцев решил, что для абордажа не стоит наряжаться меховой куклой. Тем более что разместившееся рядом матросы были одеты точно так же.
Раздалось несколько негромких команд, потом стук моторов под палубой стал громче и уверенней. По корпусу миноноски пробежала слабая дрожь, борт броненосца поплыл в сторону, открывая вид на другие корабли эскадры — черные туши, тяжело и неподвижно лежащие на свинцово-серой воде. Набирая ход, миноноска развернулась, описав петлю, и помчалась назад — туда, откуда эскадра пришла менее суток назад.
Ни тумана, ни даже дымки над водой вроде бы не было, однако эскадра скрылась из виду удивительно быстро. Наверное, здесь сыграла роль скорость миноноски — да еще ее низкая палуба, находящаяся почти на уровне воды.