Всё как в песенке Розиты:

И как это она умеет всё лаконично сформулировать — и в песенках, и в будничных словах?.. «Мы в конце концов уже взрослые люди, а не мальчик с девочкой…»

Где-то на полпути до известняковых холмов уходил к югу приток реки. Место слияния казалось сейчас громадным озером. На далёком южном его берегу виднелись высокие широколистные пальмы, каких на северном берегу не было. Вот, значит, откуда таскали купы массивные пальмовые листья для хижин! А я-то всё высматривал пальмы в окрестных лесах…

Полюбовавшись далёкими пальмами в бинокль, я двинул дальше на запад.

Пещеры ту-пу сверху были почти незаметны. Но хорошо просматривались площадки перед ними на разных уровнях в двух противоположных обрывах над бурлящей и стремительной здесь рекой, а также и ступенчатые тропки между площадками. На четырёх площадках, самых просторных, горели костры. Возле них сидели, стояли и ходили люди — как и купы, смуглые, полуголые, в шкурах. Кто-то поднял голову, услыхав треск моего движка. Но я не дал им возможности разглядывать себя, резко свернул на вершину холма, вырубил ранец и скрылся с чужих глаз в кустах. Надо самому спокойно оглядеть окрестности.

Из кустарника я увидел вблизи, на самом краю обрыва, два корявых полусгнивших пенька, образованных явно не железной пилой, а каменными топорами. Казалось, деревья тут не пилили, а перегрызали.

На противоположном берегу, тоже на самой вершине, торчали у края такие же два растрёпанных полусгнивших пенька. Я разглядел их в бинокль и поразился сходству. Будто один человек рубил тут деревья своей особой, только ему свойственной методой. Рубил невероятно долго, терпеливо, расчётливо, примериваясь так, чтобы деревья упали строго поперёк реки, навстречу друг другу вершинами — и никак иначе. Уроки валки деревьев, полученные в «Малахите», впервые пригодились мне — хотя бы для анализа того, что сделано другими людьми.

Теперь можно глянуть и вниз. И как раз подо мною обнаружился отмеченный спутником на карте мостик — похоже, из тех самых четырёх деревьев, что были срублены на вершинах.

Остались на противоположном обрыве даже глубокие царапины от корявых комлей, которые когда-то скользили вниз по мягкому белёсому известняку, перерезанному косыми полосами светлого песчаника. И остановились падающие деревья точно на заданной широкой площадке. А с этой стороны реки на ту же самую площадку легли вершины двух деревьев, срубленных некогда рядом со мною.

Потом были обломаны с поваленных стволов сучья, глядящие вверх. Потом стволы, наполовину оголённые, были оплетены и связаны лианами, образовавшими вполне приемлемый для перехода настил. Потом лианы, как перила, были протянуты по оставленным сбоку сучьям. И получился мост. Будто инженерами рассчитанный. Но срубленный без железных топоров и пил, скреплённый без единого гвоздя.

Наверное, недооцениваем мы людей каменного века. Если такой мостик смастерили…

Впрочем, в «Малахите» нам рассказывали о ещё более удивительном факте. В двадцатом веке был найден череп, которому все точнейшие анализы установили возраст в семь тысяч лет. А на черепе — следы двух явно профессиональных трепанаций, сделанных каменными резцами. Не иначе тогдашние колдуны орудовали. Мне таким колдуном никогда не стать!

…Зажатая в узком ущелье река сейчас наверняка поднялась намного выше обычного уровня. Прямо в воду уходили ступени и хорошо протоптанные тропки. Похоже, разлив затопил и часть лестниц и удобные площадки у самой воды — на постоянном уровне.

Двенадцать пещерных входов насчитал я в противоположном обрыве. И сфотографировал их все вместе и каждый по отдельности. Перед всеми входами были площадки, ограждённые глыбами песчаника. Видимо, их кантовали из глубины пещер, когда расширяли там жилые помещения. Одна из площадок нависла над рекой балконом. И не боятся люди, что она обрушится! На балконе пылает костёр, сушатся на «перилах» шкуры, и людей больше, чем где-либо.

Осторожно пододвинулся я к самому краю обрыва, высунул из куста голову, глянул вертикально вниз. Входы в пещеры подо мною не были видны. Хотелось хотя бы сосчитать площадки. Но и этого не успел — рядом просвистела стрела. Может, и попала бы в глаз, да куст помешал.

Пришлось отпрянуть за край обрыва, надеть защитные очки, выбраться из кустов и включить ЭМЗ. Теперь я мог встать на краю в полный рост — стреляйте, сколько хотите!

И в самом деле, несколько стрел полетели в меня с противоположного берега, будто магнитом притянутые. Но — ткнулись в круговые волны электромагнитной защиты, отскочили, как от резины, посыпались вниз, в реку.

Всё это оказалось настолько убедительно, что больше не стреляли. То ли осмысливали увиденное, то ли всё поняли с первого раза. В любом случае это говорило о сообразительности аборигенов.

Включив ранец, я перешагнул на другой берег и тоже остановился на краю, уже не скрываясь от взглядов людей. Отсюда я насчитал и сфотографировал в противоположном обрыве ещё полтора десятка входов в пещеры.

Двадцать семь входов! Это слишком много для племени с групповым браком. Ему столько не требовалось. И этого вполне достаточно для маленького племени, вроде купов, которое жило парными семьями, вырубая в известково-песчаниковой круче «отдельные квартиры». Если в каждой хотя бы по пять жителей, то племя получается чуть побольше, чем у купов.

О техническом уровне красноречиво говорили и удобный мостик над бурлящей рекой, и «балконные» площадки, и луки со стрелами, и ступеньки на самых крутых спусках тропинок, которые отлично просматривались в бинокль.

Терпеливые и работящие люди живут тут! Любимые мои купы, пожалуй, многому могут поучиться у соседей, о коих Тор говорил довольно пренебрежительно. Этому бы племени — да пилы с топорами, да каёлки с геологическими молотками, да тачки с носилками, да лопаты совковые и штыковые! Они и без этого инструмента целый пещерный город отгрохали. А что соорудили бы с инструментом?

Придёт ещё их время! Будет у них инструмент! Надо только вначале их защитить, спасти от разорения, от крови и от рабства… Потом уже всё остальное…

В общем-то схема местного «Аустерлица» теперь была ясна. Опять же ночь, неожиданность и захват женщин прежде всего из пещер на северном берегу. Так проще, быстрее и безопаснее для налётчиков. Авось усложнять себе задачу они не станут. И, если вовремя предупредить это мирное племя, увести всех на южный берег, то защитить один лишь мостик — не проблема. Племя наверняка разожжёт перед ним костры. От них и можно погнать налётчиков вниз по тропкам и дальше — в родные леса. Наглядно, убедительно и, может, достаточно для подписания ещё одного договора о дружбе с «сынами небе», скреплённого кровью.

Где вот только подписывать его? В пещере вождя? И ещё закавыка: как при этом очень удобном варианте избежать тучи стрел, которые наверняка полетят в бывших каннибалов с противоположного берега? Ведь расстреливать их можно почти в упор! Многие урумту при этом попадают в реку и погибнут. Кто сможет убедить обиженное преследуемое племя не пускать в ход оружие?

На обратном пути завернул я снова в вертолёт, вызвал Город, подобно рассказал Розите о сегодняшнем путешествии и передал по факсу фотографии. Причём предварительно попросил записать мой рассказ, чтобы избавиться от будущих отчётов. А когда рассказ кончился, попросил запись вырубить.

— Теперь надо посоветоваться, — объяснил я. — Tet-a-tet.

— О чём? — спросила Розита нетерпеливым шёпотом.

— О высокой политике.

Розита расхохоталась. И включила экран. Я тоже включил экран и увидел, как прелестно она смеётся. Наслаждение смотреть на неё.