— До поры до времени.
Полагаю, что вам воздастся в следующий раз.
Но есть трудности, о которых вы не подумали. Потребуется научное оборудование, например, радиотелескоп. Прошел целый год, пока один такой смонтировали здесь, в Кембридже. Сколько времени вам понадобится, чтобы его перенести?— Сколько человек его монтировали?
— Человек двадцать.
— Мы сможем использовать тысячу, если понадобится, то и десять тысяч человек. В наших силах обеспечить перестановку и монтаж любого прибора, который вам необходим, в самые короткие сроки, скажем, в течение двух недель. Нужны ли вам еще какие-нибудь большие установки?
— Нам будет нужен хороший оптический телескоп, хотя и не обязательно очень большой. Новый Шмидт здесь, в Кембридже, подходит лучше всего, хотя я не знаю, как вы сумеете уговорить Адамса с ним расстаться. Он столько лет добивался этого телескопа!
— Ну, надеюсь, это будет не трудно. Через полгода он получит новый телескоп, лучше прежнего.
Кингсли подбросил в огонь поленья и снова сел в кресло.
— Не будем спорить о вашем предложении, — сказал он. — Вы хотите, чтобы я позволил посадить себя в клетку, пусть она и позолоченная. Это уступка, которую вы ждете от меня, уступка весьма существенная. Теперь мы должны поговорить о тех уступках, которые я хочу получить от вас.
— Но, по-моему, мы только тем и занимаемся, что идем вам на уступки.
— Пока это только общие слова. Я хочу обговорить все до конца. Первое: я буду уполномочен комплектовать персонал учреждения в Нортонстоу, я буду уполномочен назначать заработную плату, которую сочту разумной, и использовать любые аргументы, предлагая людям работу, которые не будут раскрывать истинное положение дел. Второе: никаких, я повторяю, никаких государственных служащих, связь с политиками должна осуществляться только через вас.
— Чем я обязан столь исключительной чести?
— Мы с вами мыслим по-разному и защищаем разные интересы, но у нас, как мне представляется, достаточно много общего, чтобы находить компромиссы, как вы это называете. Едва ли среди вашего брата, политиков, много таких, как вы.
— Вы мне льстите.
— Нет. Я говорю совершенно искренне. Торжественно заявляю: если я или кто-нибудь из моих сотрудников обнаружит в Нортонстоу джентльменов вышеуказанной разновидности, мы просто-напросто вышвырнем их вон. Если в это вмешается полиция, или если эти джентльмены будут столь упорны, что мы не сможем их выставить, то я, столь же торжественно предупреждаю — дальнейшее сотрудничество станет невозможным. Если вы считаете, что я чрезмерно настаиваю на своих требованиях, то могу ответить: мне ли не знать, насколько неразумны бывают политики.
— Благодарю вас.
— Не за что. Теперь перейдем к третьему пункту. Для этого понадобятся бумага и карандаш. Я хочу, чтобы вы подробно записали, чтобы потом не возникло никаких недоразумений, все до единого предметы оборудования, которые должны быть доставлены на месте, прежде чем я окажусь в Нортонстоу. Еще раз повторяю, оборудование должно прибыть в Нортонстоу до того, как туда приеду я. Не собираюсь принимать никаких отговорок. Дескать, произошли неизбежные задержки, и все необходимое прибудет в течение нескольких дней. Вот, берите бумагу и пишите.
Паркинсон вернулся в Лондон с длинным списком. На следующее утро у него был серьезный разговор с премьер-министром.
— Все в порядке? — спросил премьер.
— И да, и нет, — ответил Паркинсон. — Мне пришлось пообещать, что усадьба будет оборудована, как настоящее научное учреждение.
— Это делу не повредит. Кингсли совершенно прав: нам нужно больше фактов, и чем быстрее мы их получим, тем лучше.
— Я в этом не сомневаюсь, сэр. Но я бы предпочел, чтобы Кингсли не был столь важной фигурой в новом учреждении.
— Разве он для этого не подходит? Можно найти кого-нибудь лучше?
— О нет, как ученый он вполне подходит. Но меня не исследования беспокоят.
— Я понимаю, гораздо комфортнее работать с более сговорчивым человеком. Но, как мне представляется, его интересы совпадают с нашими. По крайней мере, пока не выяснится, что он не сможет выезжать из Нортонстоу.
— У него нет ни малейших иллюзий на этот счет. Он рассматривает это как основу для сделки.
— Каковы же его условия?
— Прежде всего, он требует, чтобы в Нортонстоу не было государственных служащих, связь с политическим руководством он собирается поддерживать только через меня.
Премьер-министр засмеялся:
— Бедный Фрэнсис, теперь я понимаю, что вас так беспокоит. Что касается государственных служащих, это не так уж серьезно, а насчет связи, там будет видно. Мы должны будем знать, что там происходит. Может быть, они рассчитывают, что мы собираемся платить им э…э… астрономические суммы?
— Вовсе нет. Кингсли хочет воспользоваться высоким жалованьем для привлечения людей в Нортонстоу, чтобы не открывать им преждевременно истинную причину.
— Что же тогда вас тревожит?
— Трудно выразить это словами, но меня не покидает неприятное предчувствие: он говорит о тысячи мелочей, каждая в отдельности — пустяк, но собранные вместе, они тревожат.
— Продолжайте, Фрэнсис, выкладывайте все.
— В общем, у меня создалось впечатление, что не мы хозяева в игре, это Кингсли нас использует.
— Не понимаю.
— Я тоже не понимаю. С виду как будто все в порядке, но так ли это? Вот, например, такой вопрос: если учесть, что Кингсли отлично во всем разбирается, зачем ему понадобилось отправлять заказные письма? Ведь так за ними легче проследить?
— Это мог сделать для него привратник колледжа.
— Не исключено. Но, во всяком случае, Кингсли должен был догадаться, что тот отправит их заказными. Потом это письмо к Лестеру. Похоже, Кингсли хотел, чтобы мы его перехватили, он нарочно заставил нас это сделать. И не слишком ли нарочито он грубил бедному старику Гарри (так Фрэнсис называл министра внутренних дел)? Потом, взгляните на этот список. Он настолько подробен, что очевидно был составлен им заранее. Насчет продуктов и горючего я еще могу понять, но зачем Кингсли столько землеройного оборудования?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Но Кингсли-то знает, не сомневаюсь, что он уже все тщательно продумал.
— Мой дорогой Фрэнсис, какое нам дело, тщательно он все продумал или нет? Нашей целью было заполучить и изолировать группу компетентных ученых, выполняющих для нас определенную работу, мы своей цели достигли, а они — пусть себе радуются жизни. Если Кингсли можно задобрить этим списком — дайте ему все, чего он хочет. Почему нас должно это волновать?
— А еще в списке много электронного оборудования, невероятно много. Оно может быть использовано для радиосвязи.
— Тогда вычеркивайте его сразу. Этого мы не должны допустить.
— Простите, сэр, но здесь не все так просто. Как только у меня возникли подозрения насчет этой аппаратуры, я немедленно проконсультировался со специалистами, по-моему, людьми весьма сведущими. Дело оказалось вот в чем. При любой радиопередаче необходимо производить кодирование, а на приемнике дешифровку. У нас в Англии обычно используется кодирование, имеющее техническое название «амплитудная модуляция», хотя в последнее время Би-би-си применяет другую форму кодирования, называемую частотной модуляцией.
— А, это та самая частотная модуляция? О ней много говорят в последнее время.
— Именно, сэр. В этом все дело. Сообщения, которые Кингсли сможет посылать с помощью своего оборудования, будут закодированы по-новому, так что понадобилось бы специальное приемное устройство для их дешифровки. Таким образом, он сможет сколько угодно посылать свои сигналы, все равно их никто не сумеет принять.
— Потому что ни у кого нет специального приемника?
— Совершенно верно. И все-таки, стоит ли предоставить Кингсли это электронное оборудование или нет?
— Как он объясняет, свою потребность в нем?
— Говорит, для радиоастрономии. Для исследования Облака с помощью радиоволн.