Раздались крики на камбузе, и я поняла, что у островитян начались приступы морской болезни. Кроме того, люди были страшно испуганы. Я пошла к ним.

Мужчины сидели молча, а женщины, уже не стесняясь, в страхе закрывали лица руками, чтобы не видеть бушующего моря, и громко плакали. Пятеро из них пытались уместиться на койке шкипера возле маленькой керосиновой лампы. Я сказала, что Билл разрешил им спуститься вниз. Тогда они опрометью бросились туда, ведь оттуда не видно моря.

К вечеру мы подошли к заливу у острова Флиндерс. Там островитянам предстояло сойти на берег. Все столпились на палубе. Нас сильно качало. В мелком заливе волны по-прежнему были большие, но они уже не захле-стывали палубу. Островитяне смотрели в море, отделявшее их от берега. Одна женщина стонала и плакала. Другие с готовностью вторили ей. Пожилая женщина сидела на крышке люка рядом с дочерью, уткнув голову в девичьи колени. Вдруг молодая схватила мать за волосы, оттолкнула и в панике зарылась в колени матери. Я подошла к ним, подняла дочь и опустила голову старухи на колени молодой и сказала, чтобы та не трогала мать, пока мы не спустим ее в лодку.

На борту были две весельные лодки. Борьба разгорелась за меньшую, как только ее спустили на воду. Первыми в лодку сели мужчины.

— Мы подготовим все, чтобы помочь женщинам выбраться на берег, — пообещали они, отталкиваясь от корабля.

Однако стоило им только добраться до берега, как они кинулись наутек через песчаные холмы и скрылись из виду, бросив маленькую лодку на произвол судьбы. Пока рыбаки вылавливали лодку, время было упущено: стало темнеть.

Теперь морякам предстояла трудная задача не только грести к берегу, но и переправлять па берег женщин и багаж. В первую очередь они занялись скарбом. Пришлось взять лодку побольше, но подойти вплотную к берегу не удалось, поэтому все пожитки переносили на плечах до верхней отметки прилива на берегу. Они перетащили ящики, мешки, чемоданы, тюки с постелью, ни чуточки не замочив их.

Переброска женщин на берег вызвала бы прилив веселья, если бы не быстро спускающиеся сумерки. В лодке, которая раскачивалась и подпрыгивала у борта судна, находились двое мужчин. Двое других, стоящие на судне, пытались удержать лодку, чтобы ее не разбило.

Старый Билл уговаривал то одну, то другую женщину сесть па фальшборт. Билл и я стояли по обе стороны борта и держали женщин за руки. Как только волна поднимала лодку вверх, мы толкали женщину вниз, там ее подхватывали, усаживали, а мы принимались за следующую. Все шло как по маслу, если бы одна из женщин вдруг не схватила меня за шею в тот момент, когда мы ее подтолкнули. Мои ноги оторвались от палубы, и мне уже показалось, что я лечу вместе с ней. Рыбаки громко расхохотались. Наступила разрядка. Они давно уже едва сдерживали смех при виде спускающихся в лодку женщин.

С нами была и глухонемая Минни. Она молча наблюдала за происходящим. Когда настала ее очередь прыгать в лодку, она сделала это спокойно и решительно. Я всегда восхищалась ее мужеством. Сидя в лодке, она прижимала к себе перепуганного ребенка и не испытывала чувства страха, хотя и сознавала опасность. Когда лодку швыряло в сторону «Иден Стара», она вместе с моряками протягивала руку и отталкивалась от корабля, чтобы помочь избежать столкновения. Люди, находящиеся вместе с ней, почти теряли от страха сознание, а она, которую не обучили даже языку жестов, держалась мужественно. Может, это происходило потому, что она не знала старых легенд и не была суеверна.

Большой Нэвилл, которого за силу прозвали Буйволом, взял весла, и уже в сумерках они помчались по гребням волн и вскоре исчезли из виду. Сначала издалека доносились крики, а потом и они стихли.

В полутьме Нэвилл переносил женщин на берег. В это время один рыбак стоял по пояс в воде, удерживая лодку на волнах, порой достающих ему до головы. Большой Нэвилл шел вброд, держа женщин на вытянутых руках. Даже громоздкую Минни и ее не менее «изящную» сестру Беатрис он доставил на берег без видимых усилий, с соблюдением всех приличий, как будто они были знатными дамами. Недаром его называли Буйволом. Его сострадание к несчастьям других вызывало к Нему чувство уважения.

Наконец лодка вернулась на «Иден Стар». Нэвилл сильно устал, но, кроме него, некому было вести лодку через прибой.

На пригорке вновь появились мужчины. Они позвали женщин к костру, от которого веяло теплом. Минни и Беатрис на прощание махали нам руками.

Лодку подняли на судно, убрали якорь, и мы снова вышли в открытое море. Я была рада этому. Теперь я снова могла часами стоять на своем любимом месте. По-прежнему Билл будет немногословен в своих рассказах о морских путешествиях. Он встанет к штурвалу, и судно вступит в новую схватку с волнами, борясь за каждый метр пути.

Команда отправилась спать. С самого утра мы ничего не ели, даже не пили чай, но на море так штормило, что я ничего не могла приготовить. На нас обрушивались косые струи дождя, и норой можно было видеть капли на стеклах рубки. Луна ныряла из одной черной тучи в другую, на миг высвечивая бушующее море, которое кокетливо выглядывающая сверху луна могла перетянуть с одной стороны земли на другую.

На Бейбеле погода оказалась не лучше. Меня беспокоило, как моряки смогут переправить меня на берег. Маленькие суденышки, следуя за «Шиэруотером», как цыплята за наседкой, спешили за ним укрыться. Я вглядывалась в темноту, но ничего не видела, пока Билл не посоветовал посмотреть по траверзу, и там в абсолютной тьме, если не считать навигационных огней, стоял «Шиэруотер», причем так близко, что, когда вышла луна, я разглядела даже свои бланманже и желе, которые перекатывались по крыше рубки. Значит, ткань под ними высохла. Лес указал в сторону острова Селлер, и мы все вместе направились туда.

Итак, это небольшое приключение закончилось. Той ночью мне пришлось изрядно поволноваться, а теперь наступил финал — страшный бросок через черные грозовые облака, шагающие по гребням волн, и всякий раз, когда выглядывала луна, свет от нее падал на маленькие суденышки, стоящие по ранжиру близко друг от друга.

— Великолепно, не правда ли? — сказал старина Билл. И меня это не удивило.

Я насквозь промокла, а моя фотокамера сильно пострадала на «Иден Старе». Когда я оказалась на борту «Шиэруотера», ребята ворчливо заметили:

— Не больно-то они присматривали за тобой.

Погрузка все еще не закончилась. На другое утро Лес в холодных предрассветных сумерках расхаживал по палубе. Мы в ожидании его решения толклись возле печки — Старой Бездельницы. Через открытую дверь был слышен шум прибоя, а где-то совсем рядом плескалось сердитое море. Ребята не желали ехать на берег, если погода не улучшится, а надеяться на это было нельзя. Моряки вполголоса беспокойно переговаривались. Но стоило появиться шкиперу, как разговоры смолкли. Он потер лицо тыльной стороной ладони. Наступила тишина. Все ждали, что он окажет.

— Мы здесь уже две недели, — тихо проговорил он.

Все отлично понимали, что это слишком большой срок для погрузки. Лес стоял неподвижно и смотрел в сторону. Ребята переминались с ноги на ногу. Алек снял шапку, тщательно исследовал и снова натянул.

— Ну, что скажете? — спросил Лес.

— Ты говори, — ответил Алек, и все дружно закивали.

— Думаю, нужно закончить сегодня, — отрубил Лес.

Пока я жарила рыбу, ребята спустили за борт большую лодку и погрузили в нее доски для спуска груза.

В тот день у Пита был день рождения. Я связала шапку и после завтрака подарила ее Питу. Она была черная, с белыми полосками и с помпоном на макушке, как у всех моряков и рыбаков. Мне показалось, что она ему понравилась.

Алек видел, как я вручила Питу подарок, и лицемерно сказал:

— Ребенок даже покраснел от удовольствия. Видно, первый раз в жизни получил подарок в день рождения.

Мотор запускали долго. Я вышла, чтобы вылить грязную воду, и заглянула за борт. Моряки все еще сидели на месте и вытирали проклятую «грязюку». На сей раз Пит не попросил у меня носовой платок. Вместо него он использовал свою новую шапку. Сначала он вытер ею мазут с крышки мотора, а затем остатки пролившегося горючего. Когда совсем рассвело, на шапке белых полос уже не было, но она гордо восседала у Пита на макушке.