Испытывая неприятное ощущение, что лучники и сейчас держат его под прицелом, Бажен перевёл взгляд на своих бойцов. Все они, все до единого, отощали от постоянного недоедания; некоторые выглядели, как ходячие скелеты. Вооружение у большинства ограничивалось скверно сработанным мечом или ножом, лишь у считаных единиц имелось какое-то подобие лат. Не могло быть и речи о том, чтобы оказать серьёзное сопротивление послушникам и монахам, снаряжение которых было безупречно.

Предводитель всматривался в лица изгоев, которые были его товарищами в трудные времена. Почти все чуть заметным кивком дали ему понять, что подчинятся его решению.

Коротко вздохнув, он снова повернулся ко мне и протянул свой меч рукоятью вперёд:

- Господин, я не состою на службе ни в одном из благородных домов, но тот жалкий остаток личной чести, который я называю своим, теперь в твоих руках. - Он с холодной усмешкой поклонился, а затем подал знак остальным, чтобы они последовали его примеру.

Солнце лило лучи и на блистающие доспехи членов ордена, и на отрепья ошеломлённых бандитов. Только пение птиц и журчание воды, вытекающей из родника, слышались в тишине. Взгляды всех оборванцев были прикованы ко мне. Наконец один из них шагнул вперёд и бросил на землю свой нож. Так же поступил ещё один, другой...

Пальцы, доселе сведённые на рукоятках, разжимались, и клинки с лязгом падали у наших ног. Вскоре не осталось ни одного бандита с оружием.

Дождавшись, когда солдаты из моего отряда соберут мечи, я выступил вперёд. Разбойники раздались в стороны, чтобы освободить для меня проход. В сопровождении Игоря и Олега я прошёл к ближайшему фургону, взобрался на него и, окинув сверху взглядом толпу безоружных разбойников, спросил:

- Это все твои люди, Бажен?

Поскольку я пока ещё не подал своим лучникам приказа опустить луки, он ответил честно:

- Большая часть здесь. Ещё пятьдесят охраняют нашу стоянку в лесу или пытаются раздобыть пропитание поблизости от лагеря. Ещё десять поставлены наблюдать за разными дорогами.

Встав на груду мешков с зерном, я быстро подсчитал:

- Здесь у тебя под началом примерно три сотни. Сколько из них были прежде солдатами? Пусть они ответят сами. - Из всей банды, столпившейся у фургона, примерно двести человек подняли руки. Я ободряюще улыбнулся и задал новый вопрос: - Из каких домов?

Гордые тем, что их спрашивают, где они раньше служили, они с готовностью стали выкрикивать:

- Сайдаков!

- Тормакич!

- Бжейтаров!

Прозвучали и другие известные имена. В большинстве своём эти семьи перестали существовать, уничтоженные бароном Шиманьским или другими сильными аристократическими родами. Когда шум стих, Бажен добавил:

- А я некогда был сотником в доме барона Дрогичин, господин.

- А остальные?

От толпы отделился рослый детина. В его облике, как и у прочих разбойников, были видны следы разрушительного воздействия голода, но при этом он производил впечатление все ещё сильного и здорового человека. Поклонившись, он сказал:

- Господин, я был земледельцем в поместье Трибуха к западу от Морскова. Когда мой хозяин умер, я сбежал в горы и присоединился к нему. - С глубоким почтением он указал на Бажена. - Он хорошо заботился о своих людях, когда наша жизнь проходила в скитаниях и лишениях.

- А эти? Преступники? - Я повёл рукой в сторону дальних рядов разбойников.

Атаман ответил за всех:

- Люди без хозяев, господин. Некоторые были свободными землепашцами, но лишились своих наделов за неуплату податей. Другие совершили поступки, запрещённые законом. Многие - это серые воины. Но убийцам, ворам, людям ненадёжным не приходится ждать радушного приёма в моем лагере. - Он махнул рукой в сторону леса. - О, вокруг хватает убийц, не сомневайтесь. В последние дни ваши патрули стали нести службу кое-как, а в лесной чаще можно найти безопасную гавань. Но в моем отряде собрались только честные разбойники... - Он невесело рассмеялся. - Если, конечно, такие бывают. - Помрачнев, Бажен пытливо посмотрел мне в глаза. - Ну а теперь не соизволит ли господин сказать нам, почему его заботит судьба таких бедолаг, как мы?

Немного помолчав, я подал Харальду условный сигнал, и состояние боевой готовности отрядов Серого Мисаля было отменено. Лучники на гребне, буквально на глазах, стали бесследно растворятся в воздухе. И тогда стало очевидно: на горе было, в лучшем случае, две сотни воинов, а вся огромная армия епископства - мираж, иллюзия, созданная магами. То, что казалось целой армией, сейчас обнаружило свою истинную суть: нас защищала горсточка солдат, числом уступавшая разбойникам, по меньшей мере, на треть. Маги, возглавляемые Профом, поработали на славу, введя в заблуждение не только изгоев, но даже я, зная об обмане в первые секунды, поверил происходящему.

Разбойники едва не взвыли от досады. Бажен в невольном восхищении только изумлённо покачал головой:

- Господин...

- Мисальдер, - поправил я атамана. - Обращайся ко мне: "мисальдер" или "настоятель".

- Мисальдер, - произнёс воин, пробуя на вкус новое слово и перспективы, которые за ним скрывались. - Что же всё это значит?

- Возможность, Бажен... для всех нас.

Долгая ночь тяжёлых решений.

Летний день подходил к концу. Длинные тени ложились на траву у родника, где паслись лошади и волы, отгоняя хвостами насекомых. Пристроившись на фургоне, я оглядывал шайку оборванцев, сидевших на земле у кромки леса и жадно глотавших горячее мясо, свежие овощи и пресные пшеничные лепёшки, которые раздавали им повара. Хотя трапеза была намного лучше той, которой им приходилось довольствоваться в течение долгих месяцев, мне показалось, что разбойники начинают о чем-то задумываться. Унылый же бандит способен на разные необдуманные действия.

Попасть в плен (к злобным демам!), потерпев поражение в бою, для них означало только одно: их ожидала судьба рабов - таков непреложный закон жизни. Да, я дал слово не посягать на их свободу, мало того, мы их накормили, но все это не внушало отщепенцам доверия.

Чем больше я изучал этих людей, тем яснее замечал в них сходство с воинами и крафтерами из Риницы. Но одно отличие оставалось неизменным: будь эти люди разодеты в самые аристократические наряды, я все равно распознал бы в них изгоев.

Стоя на телеге, разглядывая эту толпу, мне вспомнился один анекдот:

Стоит Ленин на броневике, а внизу ревёт народ.

- Леннон! Леннон!

- Товагисчи! Я - ЛЕНИН!

- Леннон! Леннон!

- Товагисчи! Нуда ладно... хген с вами... Yesterdey...

Аналогия очевидна и понятна: телега - броневик; рабочие, крестьяне и солдаты - в наличии; остаётся раздуть пламя революции и... стоп. Это у меня от нервов, бывает, заносит. Надо успокоиться, а то ещё точно подниму народное восстание, провозглашу начало социалистической революции и пойду захватывать дворцы.

Когда последние крошки были доедены, настало время объявить им своё предложение:

- Послушайте меня... - «Вот же, блин, чуть не ляпнул «друзья», но не называть же их «разбойниками»?» - уважаемые. Я Сергей Инок, епископ Риницы. Вы угнали скот из моего владения, и потому вы у меня в долгу. Чтобы уладить это дело по законам чести, я прошу вас со вниманием отнестись к моим словам.

Сидевший в первых рядах, Бажен отставил чашу с вином и ответил:

- Мисальдер, вы чрезвычайно великодушны, если считаете для себя возможным позаботиться о чести разбойников. Все мои товарищи польщены и благодарны.

«Это что такое? Атаман юморит?» - я взглянул Бажену в лицо, пытаясь уловить в нем хоть какой-нибудь намёк на насмешку, однако обнаружил совсем иное: интерес, любопытство и добродушную иронию. Чем дольше с ним общаюсь, тем больше мне нравится этот бывший сотник.

- Есть много причин считать вас разбойниками, так мне говорили. По всеобщему мнению, вы все отмечены злой судьбой, а боги отвернулись от вас.