Если посудить, так с французами еще просто было притворяться: сказаться можно было, что язык плохо знает. А теперь как же? Спросят такое что-нибудь, о чем любой дворянин с детства понятие имеет — и будет он глазами хлопать. Он ведь обрывками, кусками все знал: что Алексей Николаевич рассказывал, что из книжек помнил, которых прочитал-то меньше десятка, да и то два года назад. Хорошо хоть, в седле так сидел, что казаки хмыкали одобрительно. Тут уж поверишь, что отец-офицер каждый божий день учил.

Они из лесу выехали, и сотник рукой махнул — пустились галопом за ним через поле. В своей стране хоронились, чтобы французы не приметили. Конь у Пети умный был, сам в строю держался, направлять не нужно было почти.

На коротком привале Петя в стороне сел, а потом вовсе отошел ягоды собирать, куст брусничный приметив. Над ним посмеялись по-доброму и мешать не стали. Вот и пусть дитем считают, меньше расспрашивать станут.

Дальше долго ехали, темнеть уже стало. Петя зябко поежился, но просить укрыться не стал из упрямства: брать надо было, пока предлагали. Дымом потянуло, огни в вечернем тумане показались — русский лагерь вдали был. Они на широкую дорогу перешли, по пути стали попадаться другие солдаты — шумно здоровались, спрашивали, удачное ли дело было. Казаки смеялись, залихватски свистели в ответ.

Вот вроде и война, и отступали — а никто уныния не выказывал в лагере. Все подбадривали друг друга, шутили, получая нехитрый скудный ужин и делясь табаком. Петя сам улыбки не сдерживал, слыша, как у костров травили армейские байки и хохотали. Его даже смех разбирал — нервный, прерывистый. Непонятно было, куда едут так долго вдоль палаток, к кому везут. А говорить-то что?.. Сам заврался, сам и выкручивайся — жуть брала от этого. А тут еще и следы от плетей на Кондратовой спине стояли перед глазами — один раз так ударят и перешибут…

Он задумался так, что отстал немного. И не поверил даже, услышав впереди знакомый звучный голос.

— Ай, молодцы! Люблю я вас, ребята: хоть к черту пошлешь, а с добычей вернетесь!

Бекетов — высокий, плотный, в потрепанном мундире, — стоял рядом со спешившимся сотником. Хлопнул его по плечу, кивнул одобрительно, и тот горделиво вскинулся. Еще бы: дорога похвала от гусара!

Петя медленно подъехал ближе, спрыгнул с коня. И, не помня себя, метнулся к Бекетову.

— А… Алексей Николаевич… — только и смог выдавить он, вцепившись в рукав офицеру.

— Да жив, жив твой Алексей. А ты, Петька, парень умный… — хмыкнул тот. И добавил глубокомысленно: — Но дурак.

Петя вздохнул облегченно: словно камень с сердца упал. И вскинул бровь, покосившись на Бекетова. Завернут же иногда эти дворяне — вовсе непонятно, что сказать хотели.

Офицер положил ему на плечо тяжелую руку, повел его прочь. Обернувшись, сказал казакам:

— Идите отдыхать, я доложу о вас.

Те радостно вскинули шашки и поворотили коней в сторону — как раз к ужину успевали.

— Мы к Алексею Николаевичу, да? — на одном дыхании выпалил Петя.

Увидит — тут же бросится к нему и обнимет, пусть даже на виду у всего полка…

— Вот сдался он тебе, — фыркнул Бекетов. — Куда ж он денется-то? Нет, Петенька, мы не к нему. Мы к генералу…

— К к-какому генералу? — опешил Петя.

— Да к обыкновенному. Я ж говорю, дурак ты, а ты не дослушал даже…

— Ну чего такое-то?

Бекетов тяжело вздохнул. И начал терпеливо, как ребенку, разъяснять:

— Вот ты что думаешь: придумал фамилию и дворянином стал? Всенеперменнейше! Знаешь ли, есть родословные книги, куда записывают потомственных дворян по каждой губернии. И посмотреть легко, значится там фамилия или нет. Да ладно бы хоть это ты сочинил, в войну-то хлопотно выяснять. Но про «сына офицера» ляпнуть!.. Да здесь же вся армия в одном месте, проверить по офицерскому составу — раз плюнуть! По штабу уже целая история ходит про холопа, который за дворянина себя выдал — мыслимое ли дело? Да я ни одного такого случая не упомню!

— А Ломоносов? Чтоб в академию взяли… — дерзко перебил Петя; у него уши от стыда горели — а он-то мыслил, что хорошая выдумка была, не выдать себя надеялся! Как есть дурак…

— Вот откуда только набрался, умник, — вздохнул Бекетов. — Ломоносов поморец был, те свободные. А ты, Петенька, крепостной. И знаешь, что тебе будет за такое? За тобой казаков-то прежде послали, чем проверили. Так что, выходит, зря… Казаков — за холопом! Интересно вышло, да?

У Пети ком холодный в горле встал. И слезы в глазах выступили: угораздило же крепостным родиться! Отсюда и беды все… Он робко попросил:

— А может, не надо к генералу? Ну, скажете, что не выручили…

— Да ты не боись, — расхохотался Бекетов, довольный тем, что спесь с него сбил и застращал. — Не заступлюсь я будто. Нет, ну надо ж было выдумать такое… Пьер Алексеевич Зуров, мать твою беспутную и отца-цыгана! Алешке-то ничего, к нему как пристали, я осадил: рановато ему, мол, такого сынка иметь, не успел бы. Вот и решили, что фамилию ты наугад взял. Чертенок ты… маленький, глупенький…

Рука Бекетова с плеча на бок ему опустилась, офицер притянул его к себе. Петя вывернулся, сверкнул глазами на него.

— Ишь чего выдумали! — прошипел он, — И про мать не надо!

Бекетов расхохотался, глядя на него.

— Ну точно, чертенок… Гордый же ты: хоть трясет всего со страху, но не даешься. А не боишься, что я обижусь и брошу тебя, а? Сам разговаривать станешь…

— И поговорю, — буркнул Петя.

Он увидел, что пришли к большой избе — у деревни лагерь стоял — и жутко сделалось.

— А так и идти? — он глаза на себя опустил; спросил, чтобы хоть немного задержаться.

Он был в простой рубахе и в штанах, босиком, весь пыльный с дороги. Неужто перед генералом так показаться можно?

— Да мы, чай, не на бал собрались, — Бекетов взял его за ворот и впихнул в дверь избы.

А там, в сенях, на скамью в углу кивнул. Петя вздохнул облегченно: значит, подождать, пока тот сам поговорит.

Он долго ждал. Согреться не мог, трясло его, хоть изба была жарко протопленная. Злился за страх свой, да поделать не мог ничего. Как же это — перед генералом встать?..

Дверь в избу открылась наконец. Бекетов вышел, оперся о стену и утер пот со лба. Выдохнул шумно и Пете вдруг подмигнул.

— Ну чего сжался весь? Пошли. Пьер Зуров, чтоб тебя…

Тот встал, чувствуя, как коленки трясутся. Бекетов наклонился к нему, жарко шепнул в ухо:

— Дурачка играешь, понял?

Тот услышал даже не сразу со страху. И кивнул, едва не всхлипнув.

Они прошли в избу. Бекетов держал его за локоть, и это успокаивало немного. Но все одно изба плыла перед глазами, Петя и не запомнил, что в ней было.

Генерал был полный старичок с реденькой козлиной бородкой — Петя не фыркнул едва. Он-то его вроде Бекетова представлял — высоким, грозным… Страх-то не отпустил, но стало полегче. А у стены молоденький адъютант стоял — тот улыбнулся ободряюще.

Встав из-за стола, генерал подошел к нему, остановился вплотную. Прищурился, окинул злым презрительным взглядом — и такой бранью разразился, которой Петя в жизни не слыхал. Он аж фразы хитрые запоминал.

Адъютант закатил глаза и вздохнул: не впервой, видно, слушал. Сбив дыхание и начав повторяться, генерал остановился и строго глянул на Петю.

— Ты как посмел, стервец? Плетей захотелось?

Петя покосился на Бекетова. Дурачка, значит, играть?..

— Ой, страшно, Ваше высокопревосходительство, не бейте… — жалобно выдавил он.

Генерал опешил и замер.

— Ты откуда знаешь, как обращаться, холоп?

— Я ж бачу, шо вы енерал, — Петя сам дивился: и откуда в нем тягучий говор мужицкий, да еще и малоросский? Господи, лишь бы не расхохотаться сдуру, а то и трясет всего, и смешно… — Али по-иному прикажете?

Генерал аж рот раскрыл от такой наглости. А Петя ухмыльнулся про себя: он «Табель о рангах» наизусть знал, как к какому чину обращаться. Мужик он сибирский, что ли, чтоб совсем диким быть?

— Ты откуда по-французски умеешь? — с тихой угрозой спросил генерал.