— В таком случае вы тоже перепродались? Судя по вашей теории…

— Конечно, — перебила меня Янковская. — Но что касается меня, я предпочитаю служить не столько тем, кто щедрее, сколько тем, кто сильнее.

— Ну а если Интеллидженс сервис узнает о вашем предательстве? Вы не боитесь ее мести?

— Во–первых, не узнает, — равнодушно ответила она. — А во–вторых, тот, кто не захочет подчиниться Тейлору, отправится вслед за Блейком.

— Ну, а почему же вы служите немцам? Или это тоже реальная сила?

— Немцы — сентиментальные дураки, — резко сказала Янковская. — Сила–то они сила, только не очень разумная. Пока что немцы выматывают Россию, и им позволяют это делать. Но помяните мое слово: они тоже таскают каштаны для кого–то другого.

И тогда я задал ей один неосторожный вопрос:

— А не думаете ли вы, поклонница непреодолимой силы, что настоящая сила на той стороне, откуда пришел я?

— А вот этой силе я не подчинюсь никогда! — закричала она. — Сила, принадлежащая серому быдлу!..

Голос ее сорвался. Она бросилась в кресло и точно утонула в нем.

— И если вы, Андрей Семенович… — Она почти никогда не называла меня этим именем… — Если я замечу, что вы снова поглядываете на восток, клянусь, я убью вас собственными руками! — Она тут же встала. — Прикажите Виктору отвезти меня домой.

Я вызвал Железнова.

— Отвезите Софью Викентьевну, — распорядился я. — Ей нездоровится, поэтому не торопитесь, пусть она подышит свежим воздухом.

Железнов вернулся очень быстро.

— Я не заметил, чтобы она была больна, — сказал он. — Она не захотела ехать домой и приказала отвезти ее к Гренеру…

— Ну и слава богу, — отозвался я. — Значит, мы можем спокойно поговорить.

Я протянул ему аккредитив.

— Это что? — спросил он.

— Цена предательства, — пояснил я. — Мистер Тейлор решил, что в эту сумму я ценю Родину.

Я подробно рассказал о своей встрече, показал список, открыл тайну убийства Блейка.

— Да, поучительный разговор, — задумчиво заметил Железнов. — Теперь многое становится понятным: и почему тянут со вторым фронтом, и откуда у немцев нефть…

Он попросил показать ему пуговицу, подержал на ладони и бережно вернул.

— Береги, это может пригодиться, — посоветовал он и как бы спросил самого себя: — Хотел бы я знать, есть ли еще такие пуговицы в нашей стране…

Затем он склонился над списком Блейка.

— Война когда еще кончится, нам до Берлина еще идти да идти, а они уже о другой, о следующей войне думают, — продолжал он размышлять вслух. — Политика дальнего прицела, сверхдальнего…

Он бережно скатал и спрятал драгоценный листок на прежнее место.

— Помнишь, — спросил он меня и почти слово в слово повторил Янковскую, — по–моему, это Наполеон как–то выразился, что один хороший шпион стоит иногда целой армии, так что в тайной войне эти двадцать шесть человек — немалая сила.

— Пока это только список, — заметил я. — К нему нет ключа.

— Но ведь к тебе кого–то пришлют? — возразил Железнов. — Не может быть, чтобы мы не достигли цели!

— А может быть, это псевдонимы? Может быть, этот список написан для отвода глаз?

— Правильно, все может быть! — Железнов засмеялся. — Однако Блейк поплатился за него жизнью. Теперь, когда мы имеем что–то, мы обязаны взяться за работу, теперь есть над чем подумать, и мы обязаны решить эту задачу.

Ту короткую летнюю ночь мне не забыть.

За окном было темно, только в фиолетово–черном небе слабо мерцали редкие звезды, А у нас в комнате горел свет. Мы вспоминали Родину, говорили о нашей жизни, обдумывали свою работу, строили планы. Мечтательное наше настроение нарушил какой–то шелест, донесшийся до нас с улицы, точно мостовую скребли огромной щеткой. Мы выглянули в окно. Рассветало. Эсэсовцы с пистолетами в руках вели толпу женщин, подростков и стариков. Толпа была какая–то удивительно серая, безликая, призрачная; эсэсовцы в своих черных мундирах напоминали только что сработанных глянцевых оловянных солдатиков.

Куда они вели этих людей?

Мы смущенно посмотрели друг на друга…

Наступил новый день, и у каждого из нас были свои обязанности.

— Ну, я пойду, — сказал Железнов и вышел из кабинета.

Через день Железнов сказал:

— Видел Пронина. Доложил о твоей встрече с Тейлором. Просил передать ему копию списка. Говорит, это будет большой выигрыш, если удастся расшифровать…

А еще через день Марта сказала, что меня спрашивает какой–то человек. Я с таким нетерпением ждал появления какого–либо незнакомца, что сразу поспешил к нему навстречу.

Мы вопросительно поглядели друг на друга.

— Господин Берзинь? — обратился ко мне посетитель.

— Он самый… — Я вежливо наклонил голову. — С кем имею честь?

Посетитель посмотрел на меня рыжими липкими глазами.

— Арнольд Озолс, к вашим услугам.

— Раздевайтесь, — пригласил я его, — Прошу в кабинет.

Мы прошли в кабинет. Озолс неторопливо опустился в кресло, минуту помедлил, сунул руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда почтовую открытку, на которой были изображены незабудки, посмотрел на рисунок, посмотрел на меня, еще раз посмотрел на цветы, положил открытку на стол и прикрыл ее ладонью.

Разговор Озолс не начинал.

— Чем обязан? — церемонно сказал я.

— Скажите, у вас есть лошади? — неожиданно спросил он. — Выездные лошади?

— Нет, — сказал я. — У меня нет лошадей.

— А верховая лошадь?

— Нет, нет, — сказал я. — У меня машина.

— Может быть, у вас есть корова? — спросил Озолс.

— Нет, — сказал я. — И коровы у меня нет.

— Это плохо, — сказал Озолс. — Всегда лучше пить молоко от своей коровы.

— Я согласен с вами, — сказал я. — Но как–то, знаете, не обзавелся.

Озолс опять посмотрел на незабудки и перевел взгляд на меня.

— А свиней вы не держите?

— Не держу, — сказал я.

— Это тоже плохо, — сказал он. — В каждом доме бывают отходы, домашняя ветчина вкуснее.

— Хорошо, если вы считаете необходимым, — сказал я, — я постараюсь обзавестись поросенком.

— А собаки у вас нет? — Спросил Озолс. — Вы не охотник?

— Пожалуй, что охотник, — сказал я. — Но собаки у меня нет.

— Очень жаль, — сказал Озолс. — И кошки нет?

— Я не совсем вас понимаю, — ответил я ему тогда на вопрос о кошке. — Я не помню, какое количество животных описано Бремом, но смею вас заверить, что ни одного из них, к моему великому огорчению, у меня нет.

— Дело в том, что я ветеринарный врач, — с достоинством ответил Озолс. — Мне сообщили, что у вас заболело какое–то домашнее животное.

Он опять взял в руки свою открытку, с сожалением посмотрел на незабудки и задумчиво покачал головой.

— Очень жаль, по–видимому, произошло недоразумение, не смею вас больше задерживать…

И вдруг меня осенило! Я вспомнил, что где–то уже видел такую открытку с незабудками… Да ведь я видел ее у себя! В гостиной у Блейка валялось несколько альбомов для открыток… Я еще подивился, зачем этот эстет держал у себя такие мещанские альбомы с почтовыми карточками… В одном из них я видел точно такие же незабудки!

И тут я вспомнил, что много месяцев назад ко мне приходил заведующий каким–то дровяным складом и тоже все время вертел перед моими глазами какую–то почтовую открытку…

— Одну минуту, господин Озолс! — воскликнул я и пошел в гостиную…

Я схватил альбом, перелистал, нашел открытку с незабудками и поспешил обратно в кабинет.

— Посмотрите, господин Озолс, — сказал я. — Какое удивительное совпадение: у меня такая же открытка, как у вас!

Озолс взял мою открытку, сличил со своей, затем выпрямился в кресле и с каменным лицом посмотрел на меня.

— Я не понимаю, господин Берзинь, для чего вам нужна была эта комедия? — с достоинством спросил он. — У других тоже есть нервы.

— Извините меня, Озолс, — непринужденно ответил я. — Но сперва у меня возникли сомнения…