Пока ребятня рассаживалась, из своего дома вышла Зита. Она несла большие глиняные тарелки! Те самые, что Григ привез с весенней ярмарки! Все шесть штук!

Тому, что каша в котле оказалась с большими кусками сочного оленьего мяса, Рина уже не удивилась. Просто не смогла, сил не хватило. Потом они лопали, нет жрали! Большая тарелка мясной каши на двоих с Шадди, только им двоим! А сколько было этих тарелок Рина просто не запомнила, приканчивали вторую, когда Зита поставила перед ними кружку с простоквашей. Вместе с сытостью навалилась усталость и сонливость, от хлопот по обустройству в амбаре, суете с умыванием, в памяти остался только подзатыльник и незлобивое ворчание Гретты. А потом сразу навалился сон.

Алекс.Конец весны 3003 года от Явления Богини.Хутор Овечий.

Достал меня этот аврал. Пятилетку в три года, а перестройку в три дня! Хорошо хоть у Грига оказались доски припасены в изрядных количествах и срубы для овчарен стояли заготовленные. Я чуть не выл раздираемый на сотню дел, пока не додумался повесить все текущие дела на баб.Одно утро и они потекли по старым, проторенным за десятки и сотни лет руслам. Я не вмешивался, коров доить, это вам не дельфятину борландить,[12]тут умение впитанное с детства необходимо. Бабы просекли все сразу и дергали меня очень редко и только по делу. Кстати не знаю, как в земном средневековье, но мои хуторяне прониклись гигиеной на раз. Я всего-навсего приподнял плетью подбородок Зиты и угрюмо посмотрел ей в испуганные глаза и проблемы с вечерним и утренним умыванием исчезли раньше, чем возникли. О мытье рук до и после еды Лиза сообразила сама. Правда карцерные сидельцы умывались раз в три дня, но меня они пока не интересовали. И так достало их пинать и контролировать. Григ с братаном похоже на генном уровне не способны сделать ничего ровно и красиво. Хорошо сначала на летнем душе потренировались, а лишь потом, под жестким контролем занялись туалетом. Да-да пришлось соорудить пресловутый домик с окошечком в дверце в огороде над ямой. Ну не постиг я культурных высот довоенной Прибалтики, не умею гадить под кустом хотя и сплю пока на сеновале, вот даже тюфяк у клопов отобрать не сумел. Мужики по прежнему ночуют в карцере, то бишь в погребе. Днем плотничают под присмотром Рьянги. Рэй до сих пор хромает—нехрен попытку побега вместе с неповиновением изображать было. Эта мохнатая поганка хватанула его за задницу весьма умело и аккуратно: штаны целы, а на ягодице громадный синяк. Кормлю я их только вечером, у нас товарообмен—каша с костями на путешествие с парашей к выгребной яме, а вода на грязную посуду. Рьянга до сих пор нос обиженно морщит. Духан-с. Остальные обживают амбар. До домов руки пока не дошли. Да и мне спокойнее когда эта шатия-братия ночью под громадным, действительно амбарным замком.

За три дня Шейн выкопал две сливные ямы, а мужики построили домик для медитаций и соорудили два летних душа, правда временных. Полазив вокруг хутора и пообщавшись с Зитой, я разметил громадный пятистенок, что сох уже второй год около леса и велел перенести его на задний двор. Обойдусь пока без овчарни, баня куда важнее. Вот в нем-то и соорудили душ собрав на крыше громадную бочку. Григ оказался неплохим медником, он сумел согнуть из самопального медного листа весьма неплохие трубы. Пропаивать мы их не стали—олово слабо и дорого, серебро очень дорого и мешкотно. Просто соединили в двойной замок и хорошенько простучали. Грубовато конечно, но для душевых патрубков пойдет. Вот с латунными вентилями я помучился. Едик, младший сын Гретты притирал седло и пробку два дня. Сначала песком, потом керамической пылью от разбитой тарелки. Получилось неплохо, но работал вентиль только на горизонтальной трубе. Пришлось изобретать самокат. Как всегда все оказалось намного проще. В днище деревянной бочки туго вставил ошкуренную глухую литую латунную трубку с боковым отверстием вверху чуть ниже заглушки и кожаной нашлепкой сверху. На другой конец трубки—медное продолжение с лейкой-рассекателем, натуго. Вот и все. Трубку вверх—вода потекла через боковое отверстие, трубку вниз—дырка уходит ниже дна, да еще и кожа герметизирует. Вместо сальника—разбухшее дерево. Для лета в самый раз. А вентиля потом в бане пригодятся. Второй душ к медитационному домику вплотную прижали. Нефиг лопухи и сено переводить на столь грязное дело. Зато утречком вместо физзарядки трое самых ленивых бочки водой наполняют. Быстро-быстро. А потом их и на огороде фиг догонишь! Потому, что если орлы с орлицами попадут в водоносы снова, то во второй раз бочки наполняют уже вместо завтрака. Нельзя зарядку часто пропускать, а периодическое умеренное голодание весьма полезно для здоровья. Третий раз с филейным воспитанием так и остался теорией. Правда я планировал гонять четверых, но Шейн стал постоянным водяным, уж больно ловко, быстро и аккуратно он поднимал ведра длинным шестом с зацепом наверх к бочке. Он же догадался использовать лишнее ведро, чтобы водоносы не сачковали. Так, что я лишь добавил страховочную веревку и пристроил к бочкам жесткие ступеньки кроме лесенки—воду заливать удобнее и для веревки надежный крепеж. Все это куда практичнее витающего в моих мозгах специального супер-пупер журавля с автоматическим опрокидывателем ведра.

Еще умывальники возле летней кухни обустроили, аж шесть штук, хоть и глиняные. Той самой гениальной конструкции: палочку бздынь, водичка кап-кап. Мне как владетелю полагался отдельный—медный. Его надраенные бока каждый день огнем горели на солнце. Самое удивительное—внутри также не появилось ни одной зеленой кляксы. Все хуторяне кроме сидевших в карцере обзавелись новым украшением—на их шеях засверкали начищенной медью неширокие рабские ошейники. Статус человека в средневековье не шутка, он определен конкретно и весьма жестко—демократическая размазня и словоблудие—прямой путь к разорению. И совсем неважно чье средневековье: земное или здешнее. Построил я хуторян в первое же утро перед воротами амбара и предложил примерить новое украшение. Совершенно добровольно кстати. Принципиальные противники рабства имели полное право снять хуторскую одежку и шлепать на все четыре стороны. Нет не голышом, как добрый и человеколюбивый индивидуум, я в качестве выходного пособия был готов выдать краюху вчерашнего хлеба и толику тряпья на набедренную повязку. Не люблю нудистов и просто нудных. Желающих не нашлось, все прекрасно понимали участь одиночки—в лучшем случае, работа за еду, а зимой пинок под зад или такой же ошейник. Это уж с какой ноги хозяин встанет. Ничего личного—работы мало, а еда на строгой экономии.

—Когда Хозяин будет клеймить свое стадо?—Зита с трудом сдерживала страх перед сидящим на ступеньках крыльца Чужаком. Она очень боялась, что тяжелая рука ухватит ее за не раз поротую шкурку и даже не пыталась это скрыть. Да, Григ выглядел гораздо мощнее, но она уже не раз видела, как муж сломанной тушей валится на землю после вроде бы ленивых ударов Алекса. Первый раз Григ набросился на захватчика сзади, когда собирали сруб за домом. И тут же согнулся и пару раз качнувшись, рухнул на землю, напоровшись на жестокий удар локтем. Проклятый Чужак даже не оглянулся. На третий раз терпение Чужака, видимо, лопнуло и не ограничившись руками, он слегка попинал неугомонного ветерана. Сознания Григ не потерял, но подняться и выползти на работу смог лишь на следующий день. На четвереньках, с помощью соратников по заключению и под их злобную ругань. Мужикам совсем не хотелось получить в импровизированный карцер дымящуюся тряпку. Да еще на голодный желудок. Алекс тогда лишил их обеда, ужина и завтрака. В ответ на ругань он пояснил, что только лечебное голодание способно излечить от излишней прыти. Менять зловонное ведро оказалось не на что. И воду пришлось экономить. Нет грязной посуды—нет воды. Все честно.

—Стадо?—хоть я уже делал изрядные успехи в языке и несомненно посрамил Эллочку-людоедку, но от Пушкина по словарному запасу отставал изрядно.

—Говорящих животных. Рабов. Клеймо скрыть невозможно, поэтому рабы не бегут. Бесполезно. Их захватит любой встречный. Вернут—не вернут, но свободы не видать.