— Просто мне там надо найти кое–кого… девушку, — с запинкой выдавил он и покосился на водителя, ожидая его реакции.

Казалось, на того подобное откровение не произвело никакого впечатления. Он снова меланхолично пожал широкими плечами:

— Подумаешь, мне‑то какое дело? Раз сказал, что доставлю, значит доставлю. Сам‑то я семьянин, и по пивным не шастаю. Конечно, меня и на проповеди‑то не слишком тянет, но уж что прилично, а что нет, это я знаю точно.

Это замечание несколько возмутило Кейда. Да что он себе позволяет, этот гражданский?!

— А косяки перебрасывать по–твоему благородное занятие? — выпалил он гневно, не успев одернуть самого себя.

Однако, похоже, это не задело водителя.

— А кто тебе сказал, парень, что я сильно горжусь своим занятием? — ответил он вопросом на вопрос. — Я сам этой гадостью не балуюсь, но не виноват, что какой‑нибудь мещанин, как последний придурок тащится от них. Да и не одни только мещане все знают, этой травкой даже благородные не гнушаются. А вот скажи им, что такая дрянь входит в запрещенный список, они скорчат тебе козью морду и скажут, что от этого никому еще плохо не было, и что на проповедях они жертвуют больше, чем ты в год зарабатываешь А уж это‑то Император точно одобряет, потому что все эти денежки идут в имперскую казну. Так‑то вот! А ты говоришь!

Выслушав всю эту исповедь, Кейду вдруг захотелось взбунтоваться. Как этот гражданский смеет говорить подобные вещи о самом Императоре? Однако немного поразмыслив, он решил немного остудить свою ярость и неохотно согласился с водителем. Как бы там ни было, а сейчас ему совсем не хотелось ссориться с человеком, который мог помочь. Однако поддерживать дальше беседу не стал. Он завернулся в полы плаща и мгновенно уснул. Кейд знал, что толстяк обязательно сдержит слово и беспокоиться в сущности не о чем.

При каждой остановке или рывке машины Кейд приоткрывал глаза, а потом снова засыпал. Но наконец водитель потряс его за плечо. Кейд вздрогнул и проснулся. Через окно он разглядел грязный, залитый солнечным светом, тротуар и каменные, затертые ступеньки, ведущие к тяжелой, широкой двери.

Они находились в узком переулке, где машина средних размеров едва не касалась стен, проезжая по проезжей части. С обеих сторон возвышались закопченные бетонные стены трех- и четырехэтажных зданий. Ничто — ни окна, ни архитектура строений — не позволяли отличить один дом от другого, только грязь, кучи мусора, царапины на старом цементе да вмятины на тротуаре от многочисленных прохожих, бродивших здесь по ночам.

Водитель вынул из‑под переднего сидения три аккуратно завернутых пакета и выжидательно уставился на Кейда, который, как казалось, и не собирался двигаться с места.

— Ну что? — требовательно осведомился толстяк. — Весь день будешь так сидеть? Открывай.

Кейд замер, в голове мысли принялись носиться со скоростью боевого скутера, однако он заставил себя расслабиться. Он был среди мещан, и они принимали его за своего. Значит и вести себя он должен соответственно. Это был урок, который ему надо заучить так же усердно, как когда‑то, в подготовительном курсе, он зазубривал постулаты Клейн–дао. Теперь от его поведения зависела его жизнь.

— Извиняюсь, — пробормотал он себе под нос, делая вид, будто все еще ничего не соображает со сна. — Заведение мадам Кэннон?

— Что сам не видишь? — без всякой злости огрызнулся водитель.

— При дневном свете оно выглядит немного иначе, — пробурчал Кейд, открыв дверцу машины.

Он проследовал за водителем по каменным ступенькам и остановился у порога. Мужчина принялся тарабанить в дверь кулаком, и наконец в щелочку высунулась женская физиономия. Кейд узнал ее сразу же.

Делая вид, будто не замечает водителя, мадам Кэннон хрипло сказала, обращаясь только к Кейду:

— Пивная открывается только вечером, незнакомец. Тогда добро пожаловать.

— А я думал, это ваш приятель, — заинтересованно заметил водитель. — Фраер в бегах. Говорят, любит сорить деньгами, — и он выжидающе замолчал, хитро поглядывая на хозяйку Кэннон.

Выцветшие голубые глаза женщины медленно, изучающе осматривали Кейда. Сначала молодое лицо, затем полосатую, аляповатую одежду гражданского, потом старые потрепанные сандалии, которые почти совсем разлезлись на ногах. Затем осмотр повторился, но уже в обратном порядке. Все это заняло секунд пятнадцать.

— Кто ж его знает, — наконец пробурчала мадам Кэннон. — Может и встречались раньше. Всех не упомнишь, — наконец нехотя согласилась она.

— Знаете, знаете… — неожиданно вставил Кейд. — И меня и мои монетки… — все остальное пришло, словно по наитию: — Когда я был здесь в последний раз, одна из девиц вычистила до основания мой кошелек.

Женщина вгляделась в лицо Кейда, кажется, она припомнила, при каких обстоятельствах видела его. По ее губам скользнула кривая усмешка.

— Это была не моя девушка, — уверенно парировала она, а на лице так и читалось: так тебе и надо, дурак, будешь знать, как цеплять кого попало. — И если она тебя обобрала, надо было заявлять в полицию.

— Ну ладно, — нетерпеливо вставил водитель, которому надоели эти препирательства. — Разбирайтесь тут сами, как хотите. А мне надо работу выполнять. Я и так уже опаздываю.

Дверь со скрипом приоткрылась пошире.

— Подожди‑ка меня тут, — сказала женщина Кёйду, заведя его в довольно просторную кухню. Сама она вместе с водителем отправилась в другую комнату обсудить дела.

Кейд принялся бродить по кухне, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Однако он с любопытством изучал запасы продовольствия и оборудование.

Обширные столовые Конвента, в которых Кейд провел не одну сотню часов, будучи еще Новичком, походили на это заведение не больше, чем… чем спальный мешок Оружейника на ложе леди Мойи. Единственная вещь, которую безошибочно узнал, был гигантский инфрабройлер, вмонтированный в одну из стен. Он походил на один из тех агрегатов, в которых готовили мясо на ужин для Оружейников. Но на этом сходство кончалось. Сквозь прозрачные дверцы охладителя Кейд видел разложенные по порядку куски мяса и вырезки, а неописуемый набор птицы, рыбы, мяса, морских животных, запиханных туда кое‑как. В стенном шкафу напротив хранились фрукты и овощи, о которых он раньше и представления‑то не имел. Вся эта сочная роскошь подобала извращенным вкусам гурманов.

Кроме того, он узнал машину для приготовления питательной смеси — основной пищи Оружейников. Но здесь, вместо сверкающего чистотой огромного ящика стояла старая изношенная машина, засунутая подальше на полочку, скромно притулившаяся в самом углу, куда и добраться‑то было довольно трудно. Как видно, питательная смесь в этом заведении не в чести.

На других полках комнаты стояли сотни пакетов с яркими этикетками, содержащие неизвестные ингредиенты для приготовления многочисленных блюд. Все это готовилось с помощью кастрюль, сковородок и сковородочек, комбайнов и миксеров, огромных чанов и маленьких чугунков, дозаторов, кувшинчиков, ковшичков… От такого изобилия начинала кружиться голова. И над всем этим царила атмосфера веселого беспорядка, легкомысленного хаоса и имеете с тем уюта, которая поразила Кейда и, казалось, вызвала давние, полузабытые воспоминания.

За последние несколько дней слишком много событий и вещей вызывали в нем воспоминания. Особенно воспоминания детства, от которых он отрекся с таким рвением в день принятия присяги Теперь же они нахлынули с новой силой. Кейд вдруг понял, что никогда уже больше не сможет вернуться в Орден. И совсем не потому, что появление в любом из Конвентов грозило ему смертью. Нет. Оказалось вдруг, что он прекрасно может обходиться и без привычного уклада. Без ритуалов и церемоний, без постороннего напоминания об обязанностях и долге перед Императором… Раньше все это было нужно ему, как дыхание, как сама жизнь! А теперь все отошло на второй план, и временами даже казалось чем‑то бессмысленным и не имеющим никакого значения.