И теперь, когда она обрела наконец настоящее счастье, почувствовала, что любит и любима, она должна это все потерять?! Вторую потерю пережить будет невозможно.

С этой встречи Алена уезжала с самыми тяжелыми чувствами. Ощущение безграничного счастья было столь коротким, что она уже сомневалась, а было ли оно. Теперь она стояла на распутье. Вернее, ее поставили на это распутье, и поставил не кто-нибудь, а любимый человек.

Алена села в машину и задумалась: «Вот тебе и выбор, как в сказке: направо пойдешь - коня потеряешь, только у меня не конь, налево - жизнь. Кажется, у меня начинается бред. Я бы много отдала, лишь бы найти правильное решение в создавшейся ситуации».

Алена вдруг вспомнила эпизод из институтского прошлого. Была у них в группе девочка Катя Логинова. У Кати, как тогда выражались, имелся парень - Ильдар, татарин по национальности. Он часто встречал ее после института и увозил на собственной машине, тогда как все остальные плелись в сторону автобусной остановки. Девчонки про него были немало наслышаны, но познакомились ближе на дне рождения Кати - на последнем дне рождения. Через месяц Катю убили - задушили при загадочных обстоятельствах в собственной квартире. Эта новость тогда потрясла весь институт.

Шла зимняя сессия, сдавали последние экзамены перед уходом на диплом. В тот день Катя не пришла на экзамен. После сдачи вся группа по традиции сидела в аудитории и ждала результатов. Время шло, народ скучал, некоторые начали шутить, что оценочная комиссия заснула или пьет тормозную жидкость вместо чая, как вдруг вошла замдекана, прозванная Фиолетовой за одноименный цвет лица - под цвет ее волос, и сообщила, что Катя трагически погибла и что все должны оставаться на местах, так как с группой будет беседовать человек из следственных органов. Оценки не объявляли, а просто внесли список, но он уже никого не интересовал.

Приехал человек из следственных органов, долго задавал унылые, однообразные вопросы типа «с кем дружила, с кем ругалась, что подозрительного было накануне». Девчонки выложили следователю про Ильдара, нашлись и свидетели, сообщившие, что Катя накануне сильно поссорилась со своим другом. Из института уехали поздно, по темноте и морозу.

Через пару дней стало известно, что Ильдара арестовали по подозрению в убийстве. Но еще через два дня, как раз ко дню похорон, его благополучно выпустили. У Ильдара было железное алиби: сразу после ссоры с Катей он завалился на тусовку к своим друзьям, напился там вдрызг и проспал всю ночь напролет прямо за столом на глазах как минимум десяти свидетелей. Следствие зашло в тупик.

Тогда, на дне рождения, все веселились и много пили. Катя собрала почти всю свою группу, был, конечно, и Ильдар, который оказался очень эрудированным, остроумным, веселым, да еще, что немаловажно, и при деньгах. Некоторые девчонки даже завидовали Кате.

Поскольку тогда пили шампанское и коньяк одновременно, все гости очень быстро опьянели и здорово развеселились. Вначале хохотали по разным пустякам, затем разговор зашел о более серьезных вещах. Начали спорить о религиях: все ли из них ведут к одной вершине и какая из них более правдивая.

В разгар спора Ильдар заявил:

- А я мусульманин!

- Какой же ты мусульманин, если пьешь, - заметил кто-то.

- И свинину ешь, - добавил другой, глядя, как Ильдар с аппетитом отправляет в рот очередной кусок буженины.

- А я пьющий мусульманин, - нашелся Ильдар.

- А почему ты мусульманин? - спросила Алена.

- Потому что я татарин и предки у меня все мусульмане, - ответил Ильдар.

Потом зашел спор о национальной принадлежности религии. Почти вся публика пришла к выводу, что религия зависит от национальности и что человек должен исповедовать веру своего народа.

С этим не согласились Алена и Настя, и спор пошел бы по новому витку, но вмешалась виновница торжества Катя.

- Как известно, - произнесла она, - если хотите, чтобы все перессорились, заведите разговор о вере. Не важно, кто во что верит, важно, что каждый при этом оказывается прав. А существование Бога еще никто не доказал.

Алена с Настей с этим опять категорически не согласились, но ради хозяйки торжества промолчали. Остальная публика дружно поддержала хозяйку, и разговор снова приобрел непринужденный характер.

В день похорон вся группа приехала на отпевание в церковь на Митинском кладбище. Алена с Настей немного опоздали и подъехали позже других. Был ослепительно яркий и пронизывающе морозный день с темно-синим небом и радужным, сверкающим, громко хрустящим снегом.

Возле серого угрюмого здания церкви, больше похожего не на храм, а на офис бюро ритуальных услуг, стоял замерзший и осунувшийся Ильдар. С красными заплаканными глазами, синюшными губами и огромным букетом неестественно ярких, кроваво-алых роз, завернутых от мороза в прозрачную, застывшую, как лед, бумагу.

- Ты почему не заходишь? - спросила Настя.

- Я не могу заходить в православную церковь, я мусульманин.

- Она была твоей невестой. Пойдем, помолишься, некрещеные могут заходить, - добавила Алена.

- Нет, я не могу, я мусульманин, мне нельзя молиться в христианском храме. Возьмите цветы и деньги, помолитесь за нее и свечки поставьте, она же была православной, - и он трясущимися окоченевшими руками полез в карман за деньгами.

- Не надо денег, мы и так за нее помолимся, - ответила Настя.

«Какая она православная, - подумала Алена, заходя в полутемный притвор церкви. - Ильдар, наверное, не знает, что она два аборта сделала, не уверена была, что это от него беременности. Впрочем, зря я теперь так о ней. Упокой Господи ее душу».

Теперь, сидя в машине, Алена достала маленький изящный мобильник - подарок Руслана, набрала Настин номер. Трубку не брали.

«Эта Настя так и не обзавелась нормальным телефоном, клуша, никогда ей не дозвонишься. Надо ей трубку подарить».

Алена начала злиться. Через минуту набрала номер еще раз, долго не подходили, пока наконец она не услышала запыхавшийся голос Насти.

- Где ты ходишь? - почти заорала Алена. - Заведи наконец себе мобильный, не дозвониться до тебя.

- Мы гуляли, только вошли. Ты хочешь приехать? Приезжай, мы дома, больше никуда не пойдем.

- Подруга, ты понимаешь меня без слов, конечно, я хочу приехать. Жди.

Алена повернула к Ленинградскому проспекту, но минут через десять уперлась в плотный хвост еле ползущей пробки. Это обстоятельство еще больше заставило ее нервничать. Машины почти стояли, вхолостую тарахтя движками и извергая в воздух невыносимую вонь. Водители соседних авто лениво покуривали, крутили радиоприемники, разговаривали по мобильным, равнодушно поглядывая по сторонам.

Наконец пробка немного сдвинулась, Алена успела быстро перестроиться в небольшой просвет, образовавшийся в соседнем ряду, нагло подрезав при этом «помеху справа» в виде дряхлого, перекошенного «Опеля» цвета детской неожиданности, целившегося в ту же дырку. Рассерженный «Опель» истерично за сигналил и заморгал фарами.

Алена посмотрела на него в зеркало заднего вида и сквозь зубы произнесла: «Да пошел ты, переживешь». Она была так зла, что хотела показать ему средний палец, но вовремя сдержалась. «Опель» не успокоился и, улучив момент, оказался впереди, активно выпихивая из ряда Аленину «девятку» мятым гнилым задом.

Алену это хамство почти взбесило: «Была бы я на машине Руслана, посмотрела бы я на тебя, сволочь».

Она поймала себя на мысли, что последнее время очень часто видит себя рядом с Русланом. Вот и сейчас, в этом банальном эпизоде пробочной автобрани, она подумала о нем. Она привыкла свою жизнь связывать с его жизнью, не осознавая, насколько сильно сроднилась с ним, словно вросла в него и мыслями, и сердцем. Он стал близким и родным, именно родным.

Единственное, чего Алена не могла принять в нем, - его веру. Руслан прав: единство веры -главнейший аспект совместной жизни. Он - мусульманин, она - христианка. До сегодняшнего разговора с ним она считала, что подобное соотношение возможно, главное - любовь и взаимопонимание, а все остальное приложится. Он абсолютно прав: все остальное - это не остальное, это главное. И она должна сделать выбор. Еще час назад ее обескуражила столь жесткая и принципиальная позиция жениха, теперь она поняла, что он прав.