- Мама, кто там плишел? - послышался тоненький голосок Веры.

- Это крестная твоя, иди, поздоровайся, а Сима где, почему ее не слышно? Она не хочет выйти поздороваться?

- Ула, клестная тетя Лена! - весело заверещала Вера, подбежала и обняла вышедшую из ванной Алену. - А Симка спляталась под стол, она всегда плячется, когда гости плиходят.

- Сима опять под столом! Верочка, пойди и скажи ей, что так делать некрасиво, пусть выходит и поздоровается, - строго сказала Настя. - Алена, садись, что стоишь, как в гостях.

Алена действительно застыла в дверях кухни, она не слышала про Симу, которая залезла под стол, и даже забыла, что голодна. Она - крестная, ее так называют в этом доме. Но скоро ее уже не будут так называть, она не будет крестной, да и христианкой она не будет. Алена потрогала свой крестик. И креста на ней не будет, он словно начал жечь ей грудь. Эти мысли покоробили, ее бил озноб, Алена заняла свое любимое место в углу на диванчике и попыталась успокоить нахлынувшее волнение.

«Надо поесть, - подумала она, - надо срочно поесть, это всегда помогает».

- Корми меня скорее, а то я с голоду помру.

- Я картошки нажарила, пока ты ехала, а еще у нас курица: после Пасхи всегда изобилие, - и салаты самые разные из яиц. В этом году на Пасху прихожане столько яиц нанесли, что я их во все салаты кладу. Вот мимоза твоя любимая, - приговаривала Настя, хлопоча между плитой и холодильником.

- А что, у вас прихожане уже и яйца несут? Интересные у вас прихожане, - пошутила Алена, принимаясь за салат.

- Ален, мы помолиться забыли, давай помолимся.

- Насть, какая же ты фарисейка, дочь фарисея! Я уже ем, а ты - помолимся, - произнесла Алена, и непонятно было, шутит она или нет.

Настя была удивлена и не знала, как реагировать на эту тираду, поправила очки и принялась искать что-то в кухонном шкафчике.

Алена набросилась на еду, как голодный удав, словно голодала как минимум три дня. Ее всегда так разбирало в моменты сильного душевного волнения. Настя, знавшая подругу как облупленную, заметила это.

- У тебя что-то случилось? - спросила она робко.

- Н-нет, слушай, дай прожевать, а то подавлюсь. Чаю налей, у тебя куличи всегда такие вкусные, ехала сюда и мечтала кулича съесть, у меня в этом году их нет, - как бы издалека начала Алена.

Но Настя пропустила фразу про отсутствие кулича, не придала этому значения.

«Может, и не заводить вовсе этот разговор, ясно, что она скажет. Зачем это нужно? Посидим, поболтаем, да и поеду», - раздумывала Алена.

- А что так долго не звонила, где пропадала?

- Так ты сама не звонишь.

- Я тебе звонила, не могла застать дома, а на мобильный не буду звонить по пустякам, да еще с городского.

- А я тебе сколько раз говорила - заведи мобильник.

- Ален, мне не на что, да и незачем, у отца Сергия есть, а мне не надо.

- Знатные у тебя куличи, просто объедение. Что значит, тебе не надо? Ему надо, а тебе не надо? - произнесла Алена, откусывая кулич. - Они у тебя какие-то сочные получаются, я именно такие люблю, но такие у меня не получались никогда.

- Ты про куличи или про мобильник?

- Я про то и про другое, заведи мобильник, не жмоться.

- Я не жмотюсь, просто денег пока нет на мобильники.

- У тебя никогда денег нет, хронический процесс, - проворчала Алена, дожевывая кулич и запивая его чаем. - А ты чего не ешь кулич?

- Я стараюсь не есть мучного, совсем толстая стала.

- Ты? - и Алена заглянула под стол. - Я не заметила, что ты толстая, по-моему, обычная.

В этот момент в кухню вошла Верочка, таща за руку упирающуюся и шмыгающую носом Симу.

- Сима, ты так и не поздоровалась с тетей Леной? Давай вместе поздороваемся, помашем ей ручкой и пойдем спать. Ален, ты пока тут поешь, я пойду девчонок спать уложу, им давно пора, а то если не заснут днем, весь вечер гундосить будут.

- Вы или ручкой машите, или здоровайтесь, - опять пошутила Алена, пытаясь отвлечься от своих тяжких мыслей и заодно раздумывая, стоит ли заводить этот разговор с Настей.

Настя всегда такая правильная, что Алену иногда это просто раздражает. Впрочем, в неофитскую молодость, еще в институте, было наоборот.

Правильной была Алена, и именно Алена не садилась за стол без молитвы и не ложилась спать без прочтения вечернего правила. Именно Алена никогда не пропускала церковные службы и никогда не нарушала посты. Куда все это пропало, где теперь прежняя Алена? Она чувствовала, что ее как будто подменили. Она стала совершенно другой. В ней давно не было того рвения и того былого горения в вере, которое она испытывала первые годы. Да, люди меняются. Все ее жизненные потрясения последних лет, начиная с измены Андрея, заставили многое пересмотреть, или даже не пересмотреть, а увидеть под другим углом, в другом цвете, в другом ракурсе.

А Настя - она какая была, такая и осталась, только стала еще более набожной. Именно это начинало Алену жутко раздражать - ее раздражала Настина набожность. Эту Настину религиозность она приравнивала почти к тупости и узости сознания. Вот и сейчас это ее «давай помолимся перед едой» почти взбесило Алену, и она еле удержалась, чтобы не наговорить этой правильной Насте грубостей.

- Не хотим спать, - в голос заныли дети.

- Мама, я хочу с крестной побыть, - капризно надув губки, пропищала Вера.

- Нет, мы поспим, а с крестной потом поиграем, - Настя взяла их за руки и повела в детскую. Еще некоторое время из детской раздавались голоса и возня.

Алена смотрела на улицу, где по трамвайным путям промчались два дружно сцепленных красных вагона. Была ранняя весна, снег давно сошел, голые ветки деревьев, освещенные нежным светом весеннего солнца, тихо раскачивались на ветру. На соседнем дереве в гнезде, похожем на старую лохматую шапку-ушанку, устроилась большая ворона. Было все как всегда: люди, трамваи, вороны, серый асфальт в пятнах и выбоинах после зимы. Из приоткрытой форточки струился воздух, головокружительно пахнущий прелой травой, мокрой землей, полноводной рекой - так пахнет только весной, после снега, с началом долгожданного тепла. От этого запаха хотелось бежать куда-то в лес, в луга, шевелить ногами прошлогоднюю траву, вдыхая ее аромат, смотреть на разлив реки.

Алена немного успокоилась, она наелась, и нервная система пришла в относительное равновесие.

«Странный организм, - подумала Алена, - как у мужика: пока голодная - всегда психую и раздражаюсь, как наемся - сразу успокаиваюсь и добрею. Пожалуй, поеду, зачем Настю грузить, я же не собираюсь с ней советоваться, глупо все это».

Вошла Настя, села напротив Алены, привычным движением поправив съехавшие на нос очки.

«Замученная, - подумала Алена, глядя на Настю, - за собой не следит, волосы собраны в хвост, ноги коротко подстрижены, юбка застиранная...»

- Девчонок уложила, можно и чай допивать, - произнесла Настя, усаживаясь на стул.

- А я замуж выхожу, - как-то задумчиво и неожиданно для себя произнесла Алена, добавив, -может быть.

Настя округлила глаза и расплылась в улыбке, она всегда округляла глаза, перед тем как выразить какую-либо эмоцию, вообще они у нее были почти круглые, несколько навыкате.

- Аленка, наконец-то, что ж ты сразу-то не сказала, молчишь, как партизан. Специально, что ли? Слушай, а почему ты мне раньше не говорила, что у тебя жених есть, ты давно с ним познакомилась, кто он? - быстро заговорила подруга.

- Я с ним еще осенью познакомилась и никому не говорила - ни тебе, ни маме, прости. Я думала, говорить тебе или нет...

- Как это думала? Ты что? - Настя вновь округлила глаза, теперь ее улыбка выражала удивление.

- А вот так. С этим есть проблема, и очень большая проблема, может, вообще невозможно будет за него замуж выйти.

Теперь улыбка окончательно сползла с Настиного лица, на смену пришла озабоченность. И вопрос, два больших вопросительных знака в каждом глазу.

- Он что, женатый? Ален, ты говоришь какими-то загадками.