- Нет, он не женатый, он мусульманин, - почти выпалила Алена, стараясь выглядеть спокойно и говорить с максимальным безразличием, как будто не она выходит замуж, а тетя Груня с пятого этажа, и ей самой все равно или, как некоторые выражаются, абсолютно фиолетово, за кого эта тетя Груня собралась замуж.
Так играть умела только Алена, часто в ответственные моменты жизни она разыгрывала холодность, безразличие и отчужденность. Нет, она умела ярко выражать свои эмоции, радоваться, злиться, плакать до истерики и исступления, но это было лишь тогда, когда ей не приходилось принимать ответственные решения, а просто можно было дать волю чувствам, где-то даже усиливая их накал, где-то переигрывая и входя в раж. Сейчас ее состояние было больше похоже на ступор, или на игру в ступор.
- Поставь чайник еще раз, уж больно у тебя кулич вкусный.
Настя поднялась, залила в чайник воду, щелкнула кнопку и села на место все с тем же удивлением на лице.
«По-моему, я ее ошарашила, она никак не въезжает, как это можно за мусульманина замуж выходить», - подумала про себя Алена, и эта мысль ее даже развлекла.
- Ален, ты шутишь? - еле слышно, почти прошептала Настя.
- Нет, не шучу, я абсолютно серьезно, мой жених мусульманин.
- И он не собирается креститься? - Настя поправила совсем сползшие на нос очки.
- Он хочет, чтобы я приняла его веру, только при таком условии мы сможем пожениться. Это его условие.
Повисло молчание. Лишь закипающий чайник нарушал гнетущую тишину своим шипением. За окном простучал трамвай, чайник щелкнул и выключился, испустив напоследок облачко белого пара.
Настя встала и разлила чай по чашкам.
- Но тогда ты не можешь выйти за него замуж, ты же не станешь принимать ислам, это же невозможно в принципе, ты же православная!
- Почему невозможно в принципе? Я больше не могу и не хочу, главное - не хочу, жертвовать своим счастьем. Я не хочу выбирать между счастьем и религией, я выбираю счастье, - крест снова словно обжег кожу. Алена поморщилась и потерла это место на груди.
- Для тебя христианство - просто религия, когда можно делать выбор, принимать то одну, то другую?!
- Веры вообще относительны. А может, я приму ислам формально, ради счастья с любимым человеком, ради возможности быть с ним вместе, а не потерять его, не успев приобрести, - как в исступлении, произносила Алена. - Я его люблю больше жизни. Разве недостаточно, чтобы пожертвовать ради этого всем? Я пока не могу принять ислам сердцем и не хочу, значит, я приму его формально, ради него. А потом, может быть, постепенно я буду говорить ему о христианстве и о Христе, если все сложится удачно и благоприятно. Может, он обратится и крестится, мы с ним обвенчаемся. Может, это моя миссия - привести его ко
Христу, может, мы и встретились для этого. Ты же не знаешь промысел Бога о нас. А если я ему откажу только из-за того, что у нас разные веры, он никогда... - она не успела договорить, как Настя внезапно перебила ее.
- Алена, это отступничество и отречение от Христа, это самое страшное, что вообще в жизни может случиться. Какую цену ты готова заплатить за это якобы счастье?
Настя, которая обычно боится сказать резкое слово, боится обидеть неосторожным словом, проявила здесь редкую твердость.
- Я еще с натягом могла бы понять, если бы он не ставил условие перехода в ислам и не препятствовал бы в дальнейшем христианскому воспитанию детей, но, когда он требует от тебя отречения как главное условие вашего брака, я не могу понять, как возможен такой брак. Вот у нас на приходе история. Одна девушка, будучи еще малоцерковной, вышла замуж, за, казалось бы, номинального мусульманина, который и в мечеть-то никогда не ходил и не соблюдал никакие свои обряды. Правда, эта девушка после замужества начала активно ходить в храм. У них родились близнецы, встал вопрос о крещении. И тут ее муж совершенно неожиданно категорически запретил ей их крестить, под всякими угрозами, вплоть до того, что он детей у нее отнимет, увезет к себе на родину и спрячет так, что она никогда в жизни их не найдет. Возможно, это были только угрозы с его стороны, кто знает. Но из-за этого ей пришлось крестить их тайно. Теперь она придумывает всякие предлоги, чтобы сходить в церковь и причастить детей, крестики она им надевает у входа в храм. Она даже абонемент купила в бассейн, чтобы муж думал, что она повезла их плавать, - придумала себе алиби, так сказать. И заметь, она не принимала ислам и детей пытается воспитывать в христианстве. А ты вообще собралась принять его веру, причем с глубоко чуждым нам менталитетом. Ты хочешь такой жизни? Или тебе все равно? А знаешь, как в мусульманстве женщина подчинена мужу? Я не уверена, что ты со своим свободолюбивым характером такое выдержишь.
- Настя, что ты вообще знаешь об исламе? Ты рассуждаешь, как недалекая религиозная фанатичка, которая не в состоянии гибко мыслить. А как в Православии женщина подчинена мужу?! Ты посмотри на себя. Ты же вся замучена жизнью, твой муж ничего не делает для того, чтобы ты выглядела более или менее привлекательно. Наряды он тебе не покупает, золото, драгоценности, - ты даже не помышляешь об этом. А в исламе мужчина обязан женщину с ног до головы одевать и заботиться о ней. Знаешь, как они заботятся? Тебе это и не спилось, и многим русским бабам с их русскими мужьями это не снилось. А я знаю одно, что я иду за любимым, и я готова ради него на любые жертвы, и подчинение ему для меня благо и величайшее счастье. Я хочу полностью принадлежать ему, быть его, раствориться в нем, как соль растворяется в воде и делается неотделимой...
- Да? Пожертвовать всем? Даже спасением? - опять перебила ее Настя. - А я думала, что мы как христиане должны полностью принадлежать Богу и даже самому любимому мужу принадлежать не можем. Конечно, существует послушание мужу, но это непринадлежность ему. И это главная разница, на мой взгляд. А все эти наряды, золото, как ты говоришь, ерунда все это. Ты не вещь, которой можно полностью владеть, а они, кстати, владеют женами, как вещами, как верблюдами, баранами. Ты это точно подметила, в исламе женщина полностью принадлежит мужчине.
- Да ты чушь говоришь, полнейшую чушь! Да и что вы все заладили о спасении? Спасение, спасение... Все о нем говорят, а сами толком не знают, что это такое! Ты так говоришь, потому что никогда не любила по-настоящему, а я узнала, что такое любовь! - почти прокричала Алена. - А насчет баранов и верблюдов ты не права. Зачем говоришь то, чего не знаешь? Он меня любит и, как к барану, относиться никогда не будет!
- Алена, я не хочу тебя обидеть, но и не сказать тебе этого тоже не могу, просто не имею права. Я не могу сказать, что любовь к мужчине превыше всего. Хотя сейчас так модно говорить, что главное - любовь, я даже книги такие православные видела, но я это никогда не поддержу.
- Ну вот заладила, - Алена закатила глаза. - Ну и зануда ты, и мышление у тебя плоское. Вбила себе в голову несколько аксиом и пляшешь вокруг них. А подняться над этим у тебя ума не хватает?
- Погоди, не перебивай. То, что ты хочешь сделать, называется отречением, отречением от Христа. Неужели ты готова на это пойти? Я не верю ни минуты, что ты сделаешь это. Ты так говоришь под действием влюбленности.
- Ну вот, пошла мораль читать. Нет, правильно говорили, что ты зануда. Знаешь, давай я не буду с тобой это обсуждать. Давай или спокойно чай допьем, или я поеду... Я, пожалуй, поеду, -произнесла Алена, глядя на часы, - мне еще в одно место успеть надо.
Алена поднялась из-за стола.
- Спасибо, вкусно было, ты меня так накормила! Ну пока, я поехала.
- Ален, не обижайся, я правду сказала, - словно оправдываясь, произнесла Настя.
- Да ладно, Насть, мы столько лет друг друга знаем, что обижаются уже глупо.
- Ален, ты подумай, это ошибка, - уже умоляюще произнесла Настя.
- Насть, я подумаю, - натягивая плащ, сказала Алена, - девчонок поцелуй за меня, жаль, не успела с ними поиграть, ну в другой раз, еще увидимся.