Владимир поднялся и вошел в квартиру, где на этот раз ему предлагали поселиться. А что? Почему бы и нет? А Вероника пусть думает себе как хочет, даже не знается с ним. Эта большая петербургская квартира, где неслышно, неприметно живут несколько семей, привлекала его до странности, как иных горожан - память о деревне, о больших патриархальных семьях.

- Квартиранта веду. - Ольга Михайловна снова расхохоталась с милым торжеством, рассказывая матери, как нашла репетитора Вероники.

Лидия Владимировна привечала Владимира, как всегда. Сели пить чай - с маслом и дешевой ливерной колбасой. Всего понемножку, зато каждый бутерброд - как праздничное угощение и особое внимание к гостю. В магазинах все было по сравнению с первыми послевоенными годами, но излишеств в еде не допускали - как принято издавна у интеллигентов. Не тем люди жили.

- Владимир, - распорядилась Лидия Владимировна, - коли все так случилось - значит, судьба. Вам нужно уединение, тишина для занятий, - это понятно. Вы даже можете у нас столоваться. Это не будет нам в тягость, а для вас - здорово.

- Спасибо! Получается, будто берете меня в свою семью, - заволновался он.

- Почему бы и нет? Вы для нас уже не первый встречный.

Пахнуло давним, точно из детства, лаской и добротой человеческих отношений. Бывало, окликнет его какая-нибудь тетя и спросит, как мать, а то вспомнит про отца, каким он был молодцом, -  и хорошо так вдруг станет, точно весною повеяло, точно тебе сказали слова любви и признания. И тетя, сама тоже растроганная, даст конфету из кулька, припасенного для ее детишек. Было холодно и голодно, были и обиды, детские, безысходные, злые, но рос он именно в той постоянной атмосфере добра и ласки, и это сливалось с тем, чем веяло от города с его красотой, от любимых книг, вообще от представления о Родине, о России...

Выйдя на Невский в тот вечер, Владимир Мостепанов прежде всего нашел театральную кассу и приобрел два билета в филармонию на концерт, куда собиралась пойти Ольга Михайловна. На следующий день после занятий он собрал чемодан, рюкзак и маленький чемоданчик, с которым ходил на лекции, в спортзал или баню, по моде тех лет. Товарищи не удивились его решению, так как успели привыкнуть к тому, что Мостепанов не умеет жить, как все студенты, все что-то выдумывает... Спонтанно самостоятельный, казалось, он жил какой-то особенной жизнью, как взрослый среди подростков, или, наоборот, как подросток среди взрослых... Теперь они просто подумали, что он не комнату снимает (зачем?), а временно переезжает к любовнице!

В те годы расстояния в городе казались куда более протяженными, чем сегодня, и люди ездили в троллейбусе, на трамвае терпеливо, как в начале века на конке. И выехать с 5-й линии Васильевского острова, где общежитие, или со Среднего проспекта, где химфак, на Невский для Владимира Мостепанова всегда было событием, равным по нынешним временам чуть ли не короткой поездке в Москву.

Мороз спал, повеяло теплыми ветрами весны... На Невском не было того многолюдья и обилия машин, как сегодня, но фонари горели, казалось, ярче, и улица, просторная, тихая, далеко освещенная, с празднично настроенными прохожими, подбегающими к зданиям театров, напоминала что-то вековечное, пушкинское, гоголевское, лучась живой жизнью.

На Рубинштейна его уже поджидали с ужином, вернее с поздним обедом. Ольга Михайловна только что пришла с работы. Владимир показал ей билеты, она рассмеялась и ничего не сказала. За обедом Лидия Владимировна расспрашивала его о родителях, о планах на будущее... Затем он сел за небольшой столик Ольги Михайловны во внутренней комнатке, разложил книги и открыл тетрадь по органической химии... Тихо было во всем доме, во всем городе... Он вздохнул, почти счастливый, но не занималось...

Вскоре его позвали принять ванну. В доме было печное отопление, в ванной топилась колонка. Когда он, помывшись, пришел к себе, кровать его была разобрана. Стало неловко: зачем это? Он сам. И все же разлегся на приготовленной для него постели с тихим, по-детски трепетным чувством благодарности...

За шкафом и занавеской он слышал голос Ольги Михайловны, тоже принявшей ванну, - застенчивый, томный... Фантазия его разыгралась, он вообразил себя женатым на ней... Почему бы и нет? А Вероника? Владимир предчувствовал, что они не поладят...

Это подтвердилось быстрее, чем он ожидал.

Вероника лишь пожала плечами, узнав от бабушки, что Ольга сдала свою комнату ее репетитору. В первую минуту ей показалось, что для нее это не важно, а для бабушки с Ольгой - лишние деньги. Но в день занятий она уже не приехала заранее, как прежде, о переодеваниях не могло быть и речи, то есть неудобства оказались очевидными. Прибежала она в последнюю минуту, замерзшая и сердитая бог знает на кого. Дверь ей открыл Мостепанов. Это тоже ей не понравилось.

Владимир улыбнулся по-домашнему, как хозяин гостье, заждавшись и невольно обрадовавшись. Он помог ей снять шубку, уже знакомую, и увидел Веронику в юбке и свитере, облегающих плотно ее стройное, молодое тело.

- Значит, это все-таки вас я видел на катке в ЦПКиО, - сказал он, вешая шубку и слегка приглаживая мех.

- Так это были вы? - проговорила Вероника с удивлением. - Зачем же вы позвали меня, и таким тоном, как будто я назначила вам свидание?

- Неужели? Помнится, я прокричал ваше имя про себя. - Владимир был в этом абсолютно уверен.

- Как же я услышала? Почему же все на меня оглянулись? Я, конечно, не испугалась, но все вышло так неожиданно. К тому же я была не одна. - Тут Вероника вдруг покраснела и приняла серьезный вид. - Приступим.

Пока они занимались - уже без прежнего старания, - пришла с прогулки Лидия Владимировна и захлопотала с чаем.

- Послушайте, - сказала вдруг Вероника, - ведь вам физика не интересна; ах да, вы химик. - И добавила: - Ну да все равно.

Владимир понял, что в его услугах не нуждаются. Вероника положила на стол деньги. Он машинально взял их и пошел к себе.

- Вероника! - с упреком проговорила Лидия Владимировна.

- Сударь! - девушка чуть ли не вбежала к нему, откидывая край занавеса. - Вы меня не поняли. Я не отказываюсь брать у вас уроки. Ученице привередничать во всех случаях неприлично. Простите!

- Репетитору привередничать - тем более, - отвечал Мостепанов. - Только нужны ли вам эти уроки?

- Как! - Вероника, против обыкновения, улыбалась или даже, скорее, смеялась. - Зато вам нужны!

Это Лидия Владимировна надоумила ее. Добрая душа! А Вероника все стояла перед ним и смотрела с любопытством.

- Не беспокойтесь за меня, - отвечал он скорее Лидии Владимировне, чем Веронике. - Я всегда найду способ заработать деньги. У меня есть еще два урока. А за вашими занятиями я готов последить, если вы не возражаете. По всем предметам. Согласны?

- Не представляю, каким образом...

Смутное чувство беспокойства и разлада охватило его. В те дни, можно сказать, в те годы на него постоянно накатывало это острое чувство неудовлетворенности, недовольства собой, ходом своей жизни. Он лег спать с сожалением, что ничего не успел сделать за день и вообще за свои двадцать один год, когда жизнь казалась уже на исходе (ведь старость не в счет), да и умереть, думалось, лучше молодым, не лучше, а необходимо, потому что великие люди, как правило, умирали рано.

Обычная ошибка молодости! В нетерпении своем она вернее всего теряет себя и с тем свою будущность.

«Тоска, тоска. Ах, какая тоска!» - твердил он, собираясь на занятия. Никуда не хотелось идти. Не влюбился же он в Веронику? Было в ней нечто такое - сила красоты без задушевности и такта, что ли?

У Ольги Михайловны тоже были свои недостатки, но здесь понятно: человек одинок, работает бухгалтером, любит до самозабвения музыку. Тут не роза с шипами, а кактус, который редко, но может вдруг выпустить диковинный, чудный цветок, столь дивный, какой даже и не приснится.