— Вы должны понять, что я всем обязан вам, обязан вам своей трижды проклятой жизнью, тем, что еще вижу солнечный свет. Вы ниспосланы Богом, дабы спасать людей. Вы святые и невинные существа и никто, слышите, никто не смеет судить вас за поступки ваши! Вы живой щит нашей цивилизации: и как бы ни изгалялись бесноватые кликуши, проклиная вас, знайте, что без мальчиков для битья нет спокойного будущего человечества, иначе мы будем ввергнуты в пучину бесконечной войны.

Эти слова еще долго звучали в моей голове. Мистер Рай давно уже попрощался, слегка смутившись своего откровения, и ушел, обещав вернуться завтра пораньше. А я еще долго ходил по своей каюте, терзаемый мрачными мыслями по поводу собственного существования.

* * *

На следующее утро мистер Рай явился ни свет ни заря. Меня разбудил голосок писклявого селектора ровно в полседьмого утра по-местному. Еле продрав глаза, я прокричал, мол, сейчас открою, и зевая натянул на себя некое подобие одежды. За дверью стоял стрелок с абордажной палубы, чей скафандр был покрыт уже подтаявшими иголочками инея, а за ним улыбался адвокат:

— У нас холодные утренники. — Он пожал мне руку.— Климат суров, но без особых катаклизмов.

Вскоре мы уже позавтракали, и мистер Рай опять взгромоздил туго набитую папку на очищенный от посуды и крошек стол. Покосившись на его скрижали, я покачал головой:

— Зачем вытаскаете с собой целую груду бумаг? Достаточно одного легенького ноутбука.

Адвокат пропустил мимо ушей мое ехидное замечание, вернее, лишь буркнул:

— Традиции... — И добавил громко, — Итак, давайте-ка рассказывайте мне всю правду.

Я немного подумал, стоит ли откровенничать, но потом решил, будь что будет, и начал излагать все с документальной подробностью. Мистер Рай кивал и что-то чиркал в своих записях. А мне думалось о том, что сколько же правд бывает в нашем мире. Есть правда жизни и правда любви, правда смерти и правда воскрешения. Но никто никогда не открыл мне смысл всеобъемлющей правды, правды бытия, которая соединяет все осколки мироздания в единое зеркало, дает импульс дальнейшему существованию вселенной.

Из оцепенения меня вывел голос адвоката:

— Вы закончили?

Тут до меня дошло, что задумавшись, я прекратил рассказ.

— Знаете, дело можно повернуть к чистой случайности...

— Неужели? Не думаю.

В ответ на эту мою реплику, мистер Рай взял меня за руку:

— Почему вы так равнодушны к своей судьбе? Зачем губить собственную репутацию из-за глупого конфликта?

— А зачем мне нужна эта репутация и вообще... — Я сделал круговой жест. — Мне нечего терять, ибо я ничего не имел. Адвокат задумался, а затем произнес:

— Пусть это и не совсем порядочно, но у вас есть единственный шанс смягчить приговор суда. Вы должны сыграть на людской жалости. Когда они видят вас в скафандрах и увешанных оружием, это вызывает вполне понятное чувство панического ужаса. Но стоит одеть мальчиков по-нормальному, и все поймут, что ваши ребята в сущности дети, пусть рожденные искусственным путем, но все же, лишенные своей амуниции, беззащитные создания... Это здорово подействует на присяжных...

Мистер Рай с надеждой воззрился на меня, желая услышать оценку своего плана. Я медлил с ответом:

— Конечно, это будет не совсем честная игра, ведь мои мальчики и без оружия стоят взвода громил. Но будь по-вашему. Я не стану упрямиться и буду слушаться вас, хотя сомневаюсь, что из этого что-либо выйдет. Значит, вы хотите заполучить какую-либо невинную мордашку в качестве аргумента нашей непогрешимости?

Мой собеседник сделал неопределенный жест, мол, вы правы, нечто в этом духе. Слегка рассмеявшись, я повернулся к селектору и набрал код:

— Шура! Ты не спишь?

В ответ послышалось бормотание и хрустящий звук надеваемого скафандра:

— По вашей милости, мистер, уже нет.

— Отлично. Тогда не стоит облачаться в скорлупу, а зайди-ка ты лучше ко мне.

Безмолвие означало согласие. Адвокат с удивлением прислушивался к нашему разговору:

— Кто? Что это за мальчик?

Мне было непонятно, чего это он так разволновался:

— Один из моих ангелочков. А почему вы так забеспокоились?

Адвокат не ответил и принялся нервно заламывать пальцы.

— Просто наваждение какое-то. — Он закрыл глаза. — Мне почудилось, конечно, почудилось...

Тут открылась дверь, а на пороге стоял Шура. Я заметил, что мистер Рай в первый момент отвернулся, а затем с каким-то трепетом медленно перевел взгляд на дверь. Его глаза расширились и со сдавленным стоном он протянул дрожащие руки к Шуре и лишился чувств.

— Во бля... — оторопело произнес мальчик, — чего это с ним?

Не отвечая, я подтянул расслабленное тело мистера Рая и положил его на кушетку. Об обмороках я имел слабое представление, тем более не ожидал, что сознания может лишиться крепкий на вид мужик.

— Чего это он? — не унимался Шура.

— Да помолчи ты! — огрызнулся я. — Откуда мне знать, что с ним? Сам видишь — плохо стало человеку.

Тут мистер Рай закашлялся и открыл глаза. Он присел на койке и уставился на Шуру. Тот слегка попятился под таким пристальным взглядом.

— Джав... — осипшим голосом произнес адвокат, опять протянув к Шуре руку, — Джав, мой мальчик, я знал, что ты не погиб. Господи, я чувствовал это все время...

Похоже, что мистер Рай окончательно пришел в себя. Он как бы встрепенулся, опустил протянутые руки и уже более осмысленно посмотрел на Шуру:

— Неужели ты не узнал меня, Джав?

Ничего не понимая, я переводил взгляд то на адвоката, то на своего штурмовика. И вдруг с трепетным чувством осознал, насколько же похожи их лица. Не было сомнения, что генетически это очень близкие люди. Но...

— Это невозможно, мистер! — обратился я к адвокату.— Шура не может быть вашим сыном. Ведь он же искусственный... Правда?

Последний мой вопрос был обращен к мальчику. Шура выпучил глаза, всем своим видом показывая, что, конечно же, так.

Мистер Рай охватил голову руками и потупил взор:

— Я чуть не лишился рассудка, когда его увидел... Да, конечно. Вы правы. Прошло четверть века... И все же это мой сын! Его тело, его лицо и его голос. И потом, мистер Фобос,— адвокат схватил меня за руку, — Джав эвакуировался вместе с корветом экспедиционного корпуса. Мне потом сказали, что корабль уничтожен. Не могли ли принять его за члена экипажа и воскресить вместе с искусственниками? Случайно. По ошибке?

Совершенно сбитый с толку я подошел к Шуре и неосознанным движением провел ладонью по его лицу, убеждаясь в реальности существования этой милой мордашки:

— Нет. Ведь на вашего сына не могли завести матрицу. Нет, такого не бывает.

— Джав, — опять завел старую песню мистер Рай, — Джав, неужели ты меня не помнишь?

Шура долго молчал, а потом поглядел на меня:

— Фобос, иногда я и в самом деле вижу странные сны. В которых события непонятны... И вообще...

Штурмовик опять перевел взгляд на мистера Рая, но смотрел уже не с недоверием, как в первые минуты. Выражение лица мальчика было как у человека, мучительно пытающегося вспомнить нечто безвозвратно забытое, от чего остались лишь смутные образы.

— Не знаю, мистер,— продолжил Шура. — Но я вас вроде бы где-то видел.

— Господи, — воскликнул адвокат, — конечно же, видел. Ну, вспомни, прошу тебя, мой малыш, вспомни внешний мир, наш жилой отсек... Ну? Ты помнишь маму, сестренку? Помнишь Индиру?

Шура в тот миг начал отходить спиной к двери и замотал головой. А мистер Рай спрашивал его все о новых и новых подробностях мнимого совместного прошлого. Неожиданно мальчишка завопил:

— Нет! Нет! Не помню я ничего!

И рванулся прочь из моей каюты. Мистер Рай вскочил было с места, но я преградил ему путь. В первую секунду, судя по мимике, он действительно обезумел и готов был броситься на меня, но потом огонь в его глазах потух. Адвокат со сдавленным стоном опустился в кресло и закрыл лицо руками. Тело его содрогалось в беззвучных рыданиях.