Очевидно, для многих в зале такой поворот дела действительно стал откровением. Послышался ропот, и прокурор казался довольным произведенным впечатлением:

— Таким образом мы столкнулись с дилеммой: перед нами организм с физиологией подростка, но психикой закоренелого убийцы. И мы должны выбрать нечто одно из двух этих качеств...

— Неправда! — Тут я просто не выдержал и вскочил с места. — Ничего вы о нас не знаете!

— Подсудимый! Вам не давали слово! Успокойтесь немедленно! — Председатель выдал продолжительную дробь по сукну стола, будто пытался попасть по бегущему таракану. — А вас, господин прокурор, прошу еще раз не отвлекаться от этой... Сути вопроса!

Речь обвинителя приняла более конкретные формы и протянулась еще на полчаса. Весь ее смысл сводился к тому, что если вовремя не приструнить нас, то экспедиционники в один прекрасный день захватят какую-нибудь планету и начнут тотальный террор, руководствуясь инфантильной необузданной жестокостью. Заведя аудиторию, обвинитель потребовал конфисковать линкор и провести референдум по поводу посещения впредь планеты кораблями военного ведомства. Напрасно мистер Рай аппелировал к суду, указывая на то, что у нас заседание суда, а не дебаты в парламенте. Председатель, правда, то и дело постукивал своим молотком, но прокурор мало обращал на это внимания. Спектакль был прекрасно отрепетирован, хотя я и терялся в догадках, зачем властьпредержащим понадобилось выставить нас вон с таким громким скандалом. Неужели опять просыпается дракон суверенизации? Данная мысль отвлекла меня от происходящего. Вначале мне казалось, что кашу заварили военные и полицейские, желая показать своему народу способность обеспечить безопасность собственными силами и отсутствие необходимости применения войск экспедиционного корпуса. Теперь же все представлялось несколько в ином свете. После столь шумного процесса по всей логике вещей поднимался вопрос о необходимости самого контроля ООН над данным регионом. В голову обывателя, не привыкшего мыслить глобально, легко втемяшить глупости, вроде «недостаточного суверенитета» и «непомерных отчислений в бюджет содружества», или, еще того хлеще, «имперских амбиций метрополии». Здесь пахло грязным бельем большой политики, и я понял, что обречен.

Прокурор закончил свои излияния и сошел с трибуны триумфатором, разве только не под гром оваций, которые запрещены в подобных учреждениях. Предоставили слово адвокату. Мистер Рай тоже не сразу начал речь, а устремил долгий взор на зал. И в этом взгляде с легкостью прочитывалось искреннее осуждение, будто люди, сидящие перед ним пришли не на суд, а на красочное шоу, и с легкостью могут переставлять запятые в приговоре. Наконец, он достал листок и громко зачитал:

— Наша планета была единственным местом, где к мальчикам для битья относились как к нормальным людям. Поэтому появление полицейского кибера на пути мечтавших о веселье и настроенных миролюбиво солдат потрясло их и не на шутку разозлило. Мальчики поняли, что теперь в этом последнем островке взаимопонимания будут постоянно слышать напоминания о своей гражданской недееспособности. Сознание этого переполнило чашу терпения, и разразились столь печальные события...

Мистер Рай захлопнул папку и посмотрел в мою сторону. Не знаю почему, но я опустил глаза. Адвокат продолжил, но уже более тихим голосом:

— Это единственное оправдательное слово, напечатанное в нашей прессе. Меня пугает такое единодушие. Да, мы живем тихо. Да, мы не видим сейчас смысла в присутствии вооруженных сил ООН. Но далеко отсюда, в холодных мирах карлика Вольфа, на планетах, где лишь голые скалы да метановый лед, живут люди, познавшие, что такое страх. Поселиться их там заставило вовсе не желание уединиться от остального мира, не жажда романтики форпостов цивилизации. Нужда погнала их из обжитых мест, обремененных семьями и нехитрым скарбом. Эти люди хотели, чтобы дети их не долбили уранит в шахтах, а могли обосноваться на более достойных человека планетах. Труд обездоленных дешевле, чем дорогостоящая робототехника и миллионы бедняков в поисках счастья потянулись навстречу собственной гибели... (Прокурор вскочил было с места, очевидно, желая прервать мистера рая, но председательствующий скрытно махнул на него рукой, дескать, успокойся). Беда пришла в виде орд инопланетных агрессоров. Нечеловеческих созданий, призванных уничтожить иной разум и творящих свое дело без тени сомнения. Вам трудно понять это, но я хочу, чтобы сидящие в зале хоть на миг представили себе, какое пекло какой адский огонь ниспровергнулся на существ, которых мы обвиняем в, смешно сказать, хулиганских действиях.

Да, эти мальчишки не знают страха смерти и порой неоправданно агрессивны! Да, они искусственные, но только в телесном смысле! Но именно костями этих несчастных, их кровью, их использованными телами были усыпаны подступы к Вольфу. Были спасены десятки миллионов людей. Вы хотите осудить тех, кто не способен поднять руку на человека. Вы называете их убийцами только потому, что не видели настоящей бойни... Я не хочу пугать вас, но задумайтесь над тем, что вдруг вам тоже будет угрожать подобная страшная участь. Кто защитит вас? Кто пойдет навстречу страшной, мучительной гибели без колебаний, с готовностью отдать свою жизнь в обмен на вашу? Я призываю вас быть снисходительными и во имя миллионов спасенных людей простить моего подзащитного.

Речь адвоката, казалось, не произвела ровным счетом никакого эффекта. Присяжные продолжали сидеть со скучающими физиономиями, и когда судья попросил их вынести свой вердикт, они с громадным облегчением поднялись и засеменили в комнату за колоннадой. Что ж, скоро можно будет сказать «финито ля комедиа». Меня осудят — это уж точно — теперь осталось только ждать приговора.

Совещание было недолгим. Присяжные опять заняли свои места:

— Виновен! Виновен! Виновен! — раздавалось в тишине зала по очереди. И только последний присяжный, молодая дама, медлила с решением, но когда судья строго посмотрел на нее, она пролепетала:

— Невиновен, — чем вызвала тихий ропот коллег.

Судья сделал торжественную паузу и зачитал приговор. Штраф сто двадцать тысяч и содержание под стражей до его уплаты не более одиннадцати лет (местных, конечно). Мне оставалось только усмехнуться. Они наверняка рассчитывали, что нам неоткуда взять такую сумму. И хотя штраф был в три раза большим, чем я рассчитывал, у нас хватит «мечты контрабандиста», чтобы Скорпион мог вызволить меня...

— Подсудимый! — Я вздрогнул, отвлекшись от мысленных подсчетов финансов. «Чего они еще от меня хотят?» — Вам предоставляется слово.

«Интересно, — подумал я, — неужели они думают, что я упаду на колени и буду каяться?». В это время присутствующие, которые начали было подниматься с мест, еще раз замерли, с интересом поглядывая на меня.

Встав в своем закутке, я посмотрел в окно. Туман уже рассеялся, и пейзаж наполнился мелкими деталями. Все прояснилось, и случилось то, что когда-нибудь должно было случиться. Сейчас решается не просто моя личная судьба. Создан прецедент, и теперь, глядя на данный показательный процесс, по всей обитаемой вселенной будут устраивать подобные судилища. Что из этого получится? Не знаю... Ну что же мне им сейчас ответить? Да и стоит ли вообще? Наконец, когда судья уже, очевидно, устал ждать и сделал жест рукой, желая в следующее мгновение устно поторопить меня, я произнес:

— Мы стали первыми, а первый — вечно битый. К чему скрывать, таков уж наш удел. Дороги в рай навечно позабыты под грудами покорно павших тел. К светилам дальним нас зовет судьбы дорога. Мы вскормлены межзвездной пустотой. Не надо говорить про чувство долга и лицемерно слать нас на убой. Творил не Бог... Расчетливой рукою по образу детенышей своих нас люди создали, как ангелов покоя, защитников от происков чужих. Младые годы... Кто их мнил весною? Но мир мы не способны изменить... Мы скоро встретим старую с косою, и как вы смеете за что-то нас судить...