В том, что мои сведения берегли, как зеницу ока, я убедился, когда мы приблизились к внешней планете Росса 128. Из обрывков доносившийся до меня информации стало ясно, что тут собралось десятка два журналистов, как ведущих ТВ-компаний, так и пишущих. Всех, естественно, обуревало желание взять у меня интервью, но подоспевшая вовремя представительная комиссия офицеров генштаба, с помощью поправки о неразглашении сведений, представляющих угрозу безопасности цивилизации, ловко отбила меня от притязаний прессы, которая вопила об ущемленном праве на свободу слова. Хочу заметить к чести данной комиссии — она изучала только материальные свидетельства и содержимое черного ящика канонерки Скорпиона, совершенно не пытаясь учинить мне новые допросы, чем, собственно, я был весьма доволен. Жана тут же по этапу отправили дальше, на Землю. Он пришел в сознание и на прощанье улыбнулся мне и помахал рукой, еще слабой и тонкой. Я успел шепнуть ему на ухо:

— Держись, малыш, я тебя скоро заберу, всего лишь какой-то месяцок госпиталя, договорились?

Он сжал мою ладонь. Тут же кровать поехала к шлюзу медицинского борта. Люк закрылся, и меня попросили очистить стартовый стол.

После двухнедельного сидения в четырех стенах я ощутил жгучую потребность прогуляться по базе. "В конце концов, меня же не арестовали!" — думал я тогда. Дежурный офицер не обрадовался моей просьбе:

— Понимаешь, они пока не знают, где ты сейчас обитаешь, но лицо твое им знакомо, так как мелькало на страницах газет..

— Я одену кислородную маску, а в ней все люди похожи друг на друга...

— Мудрец ты, как я погляжу...

Он пошушукался с кем-то полминуты по видеофону, а потом снова повернулся ко мне:

— Ладно, только при условии, что рот будет на замке. Договорились?

— Само собой... — Я кивнул и отключил канал связи.

Блуждая по заставленным коробками помещениям, я случайно вышел к конференц-залу и с удивлением обнаружил, что тут вот-вот начнется шабаш вакуумистов. Народ потихоньку стекался сюда. Кроме физиков, среди которых было много галдящей молодежи, отдельными группками стояли военные. Их появление тут стало мне понятным после прочтения программы. Из пятнадцати докладов семь были посвящены разным аспектам теории монопольной сверхдальней телепортации. У меня лично не оставалось сомнений, что киберы владеют этим методом, а значит способны в ближайшее время перекинуть сюда целый флот.

Усевшись в самый уголок верхнего яруса аудитории, я с интересом слушал докладчиков. Конференция была открытая, но президиум просил задавать вопросы только посуществу. Около кафедры сидели знакомые все лица: Удеманс, Жижка, Караян и еще трое известных физиков, чьи имена вылетели из моей головы, но я не раз видал их отрешенные от всего суетного физиономии на экране галовизора.

Кроме абстрактных научных дискуссий, в работу конференции то и дело вмешивались военные — представители экспедиционного корпуса. Их интересовали вполне конкретные вещи: траектория движения монополя (тут один из физиков ехидно подметил, что это еще спорный вопрос — относительно траектории — быть может, дефект вакуума неподвижен с точки зрения пространства и времени); далее, физические аспекты хрональной маскировки в поле дефекта вакуума и, наконец, перспективы технологии монопольной телепортации. Под натиском служак президиуму пришлось в ультимативной форме заявить, что это только научно-теоретическая конференция и технические вопросы сейчас не так важны. Особенно возмущался Караян:

— Гаспада! Гаспада! — чуть ли не фальцетом, нарочито акая, взывал он к военной ложе. — Ваши проблемы мы обсудим позже, а в данный момент мы намерены беседовать исключительно в рамках математических формул!

Офицеры обиделись, забубнили и зашелестели бумагами в занимаемой ими четверти зала, но, в конце концов, угомонились. После шестого доклада объявили перерыв, и я с общим потоком людей засеменил к выходу. Все занимательное для меня закончилось, теперь можно было прогуляться в направлении ресторана.

Усевшись за тубу, которая выбрасывала из своего нутра тарелки с едой, я заказал легкий обед и принялся разглядывать примостившегося тем временем рядом человечка. Сосед был сухопарым, пожилым, со всклоченными седыми волосами, уже изрядно поредевшими от лба к макушке, печальными голубыми глазами и красивыми чертами лица. Он тоже оторвал взгляд от бутылки бургундского и слегка приветливо улыбнулся мне:

— Куда путь держите, мон амиго?

Спокойно продолжая ковырять вилкой в спагетти, я ответил, избегая прямого взгляда:

— На Парадис, за новым кораблем.

— А я только что оттуда... — Незнакомец досадно брякнул заостренной палочкой по тарелке с закуской, кружками прозрачной салями. — Плохое место для шоу-бизнеса, одни убытки. Понимаете ли, мон амиго, невозможно смешить людей, в лексиконе которых даже нет такого слова, как "дурачиться". Они не понимают шуток и лишены толики фантазии.

— Прямо-таки уж и лишены?

— Ха! Вы не верите? Да знаете ли вы, какой девиз начертан на гербе их планеты? Если переводить на нормальный английский, он звучит примерно "отдохнем все вместе на том свете!"

С этими словами незнакомец дал мне прочесть проспект "Парадис — это планета-рай!" Он был отпечатан в сугубо канцелярской форме, что никак ни клеилось с крикливым названием. Лишь в конце жирным шрифтом была помещена своеобразная реклама:

"Если вы жаждете труда в поте лица своего, чтобы на небесах вам воздалось за все... Если вы покорны аки агнец божий... Ежели вы готовы отдать всего себя работе в надежде на благо господне...

Пожалуйте на Парадис — вы обретете здесь истинную веру и жизнь, достойную благочестивого христьянина. Помни! Только праведнику открыта дорога в царство божие!"

"Ничего себе, — подумал я, — ни дать, ни взять — настоящая индульгенция. Не хватает только подписи папы римского..."

Однако разговор дальше не состоялся, так как мое внимание переключилось на шумную толпу вакуумистов, которая устремилась к отдельному столу, чтобы в дружеской обстановке неофициально обсудить итоги своей научно-теоретической посиделки. Ради интереса я сосчитал поголовье физической элиты — тридцать семь человек. Немного погодя я решил и сам присоединиться к ним, так как заметил, что какой-то лейтенант, сидящий около госпожи Удеманс, показывает ей пальцем на меня, наверняка говоря, мол, это тот самый искусственный, который находился около самого жерла монополя. Главнокомандующая армии вакуумистов при ближайшем рассмотрении оказалась мировой старушенцией. Она вовсе не кичилась своими титулами, стараясь показать разделявшую нас дистанцию, ас сочувствием слушала мой рассказ, иногда качая головой и повторяя: "Бедные-бедные солдатики..." Я не опасался, что это посчитают за нарушение запрета на интервью, поскольку был уверен, что все останется между нами. Вскоре я закончил монолог: госпожа Удеманс увлеклась дискуссией с улыбающимся человеком азиатской внешности, и я принялся оглядываться по сторонам — кто чем занимается.

Через два человека слева от меня Жижка пилил полковника экспедиционного корпуса, положив правую руку на спинку стула и сидя в пол оборота к военному, который, судя по выражению лица, и хотел бы отвязаться от собеседника, но не решался, боясь его оскорбить. Жижка, казалось, не замечал этого и все сетовал на то, что флот зажал данные черного ящика канонерки Скорпиона, которые могли бы помочь ученым, а те, в свою очередь, помогли бы армейским спецам. Полковник мычал в ответ что-то не очень вразумительное.

Тут в наш регион стола вторгся слегка захмелевший "гаспадин" Караян.

— Коллеги! — торжественно произнес он, сделав широкий жест бокалом шампанского с опасно плескавшимся содержимым. — Кто из вас знает, чем отличаются внутрисистемные вакуумисты от внесистемных?

Все дружно замотали головами, дескать, понятие не имеем, но улыбки на некоторых лицах говорили о том, что кое-кто уже слышал эту байку.