— Однажды, в студеную зимнюю пору, — начал Караян голосом указателя былин, — решили собраться вакуумисты, скажем, Сириуса и пригласить на свой конгресс коллег. Конечно, билеты и жилье за счет участников. (Приглушенный смех). Внесистемные вакуумисты понегодовали, поворчали и пошли каждый себе покупать по билету. Системные же их сотоварищи пошушукались и купили один билет на всех. Когда же стюардесса пошла проверять билеты, все системные вакуумисты забились в одну каюту, и один из них крикнул через дверь: "Одну минутку! Я переодеваюсь! Прокомпостируйте пока мою карточку". — И сунул билет в щель двери. Стюардесса, естественно, не стала ломиться в каюту — ей наплевать на зайцев и пошла проверять себе дальше. На обратном пути внесистемные вакуумисты решили тоже проделать такую штуку и в ответ на стук в дверь один из них заявил, что раздет и сунул билет в слегка приоткрытую створку. Его коллеги тем временем потирали руки и улыбались. Бедные! Они и не ведали, что отдали билет не стюардессе, а одному из системных вакуумистов, которые вообще не оплатили обратную дорогу. Этот хитрец тут же побежал в другую каюту, где и заперся с сотоварищами в ожидании настоящей проверки.

В общий хохот примешался назойливый писк. Я не сразу сообразил, что это голос моего личного телефона. Мысленно чертыхнувшись, я извлек из кармана пластинку и нажал кнопку приема.

— Мистер Фобос! — раздраженный женский голос.— Сколько можно вас вызывать?! Через тринадцать минут вы должны быть на борту нашего планетолета. Учтите: мы ждать вас специально не будем! Старт-площадка три. Конец связи.

* * *

Планетолет домчал нас до цели всего за три дня — приличная скорость для такого типа судов. Все это время я увлечением читал фантастику Марка Лемье. Сюжетик повести меня захватил: автор утверждает, что при путешествии в область черной дыры космонавты получают возможность перемещаться во времени, а сама черная дыра — это своеобразные ворота в антимир, где представления о времени и пространстве с нашей точки зрения перевернуты. Идея писателя удивительно Перекликалась с моими недавними мыслями и прочно засела в моем мозгу. Мне казалось, что необходим последний толчок, чтобы переступить смутно ощущаемую грань, понять нечто принципиально важное. Но чего-то не хватало. Вроде в книге есть и оригинальность места действия — автор отправляет нас к светилу в созвездии Лисички — и язык героев выразителен и ярок, да и сами персонажи кажутся живыми людьми, но... Все-таки Лемье боится излишней откровенности и на бумаге отражает лишь малую толику своих фантазий. Жаль. Мне нравятся безумные идеи.

Как раз, когда я добрался до эпилога, по отсекам объявили, что через десять минут мы совершим посадку на Парадисе. Упаковка вещей заняла у меня мало времени, и я первый вышел к переходному шлюзу.

Лакированный таможенник настойчиво, но деликатно вывернул наизнанку содержимое моего чемоданчика и, убедившись, что нет ничего запрещенного, посмотрел несколько мгновений мне в глаза и спросил:

— Вы, конечно, приехали к нам, чтобы поработать?

— Вовсе нет. Я солдат экспедиционного корпуса.

— А... вот оно что...

Таможенник переменился в лице. Исчезла деликатность, осталась только настойчивость. Он решительно отодвинул мои шмотки в сторону, дескать, укладывай их сам. Я не особо удивился такой метаморфозе в поведении, сложил вещи обратно в тару и направился к автоматическому турникету, где меня уже ожидал Скорпион, зевающий и с красными глазами. Он пожал мне руку, вновь зевнул, чуть не вывихнув себе челюсти, и промолвил:

— Поехали до дому.

* * *

Опять мы оказались в каком-то подземелье. Везде люди патологически стремятся зарыться в глубь недр. Эта планета не была исключением. И здесь промышленные выработки-туннели постепенно превращались в жилые районы. Уставши от многочисленных поворотов и однообразного мелькания практически ничем не украшенных каменных лабиринтов, по при-ходу в наш номер гостиницы, я не раздеваясь упал на ближайшую койку и заснул, резонно полагая, что дела подождут, ведь, как известно, утро вечера мудренее...

* * *

Держу пари, вы никогда не угадаете, что поразило меня на Парадисе больше всего. Люди. Именно местное, коренное, чернокожее население. Если человечество создало нас для войны, то негры были созданы божеством для работы. Конечно, они тоже могут бить баклуши и откровенно тунеядничать, но ежели представить образ измученного работой человека, то вид потного чернокожего с узловатыми руками — самый подходящий. Может быть, это связано с особой выразительностью усталых глаз, которые контрастируют с шоколадным цветом лица. Впрочем, что я говорю, в глазах обитателей Парадиса поселилась вовсе не смертельная усталость, а пугающая, параноидальная жажда труда. Они неистово рыли свою планету и добывали всю таблицу Менделеева, причем, как мне кажется, принципиально экономя на средствах механизации.

После такого вступления будет понятно, почему Скорпион чувствовал себя в этом обществе скверно.

— Скучно живут! — жаловался мне канонерщик, когда мы с утра пораньше отмечали мое прибытие и уже выпили клюквенного морса за наше чудесное спасение и вспомнили погибшего Арика.

По старой привычке вертя между пальцами вилку, я не отвечал на стенания товарища. Скорпион добавил:

— Ну не молчи как пень! Я уже насмотрелся на местные нравы. Тут у них каждое воскресенье сначала всеобщей религиозный экстаз, а затем праздник: то "День обогатителя вольфрама", то "День обогатителя урана"... — Он заерзал на стуле. — Ничего лучшего они и не могли придумать.

Затем канонерщик обвел рукой комнату:

— И какого хрена они обставляют свои гостиницы по последнему крику моды. Эти сволочи противопоставляют собственное праведное пуританство греховности остального мира и смотрят на чужаков, как на погрязших в распутстве богоотступников...

Мне надоело слушать теологическую критику, и я перебил Скорпиона, предложив лучше заняться поисками плавсредства, на коем мы можем отправиться на Землю — зализывать душевные раны. Канонерщик сказал, что у него на примете есть несколько суденышек, но, чтобы взять одно из них под мое командование, нужно изрядно покрутиться, иного выхода не было, и я пожал плечами: крутиться, так крутиться.

Взяв на прокат мобиль, мы двинулись по направлению к стоянке военных кораблей. Как я уже упоминал, весь мегаполис представлял собой благоустроенные старые выработки. В освещенных белыми лампами штреках, вдоль унылых базальтовых стен лишь изредка почти бегом передвигались прохожие с выражением дикой озабоченности на лице. Один из таких пешеходов, облаченный в военную форму, увидев, что наш мобиль собирается поворачивать в сторону городка экспедиционного корпуса, буквально бросился под машину, жестикулируя руками. Пришлось взять его с собой, хотя, откровенно говоря, мне не очень этого хотелось. Военный с нетерпением ожидал, когда откроется лениво отползающая в сторону створка двери, причем он имел такой вид, будто собирался расстрелять механизм на месте за саботаж и недостаточную проворность. Наконец, дверной проем позволил военному упасть в машину. Он сделал короткий выдох и сразу осыпал нас градом бестолковых вопросов:

— Вы едете на стоянку кораблей корпуса? Когда и на чем вы отправляетесь? Почему вы не на работе?

Последний вопрос относился к Скорпиону, который был в скафандре без знаков различия. Мой канонерщик, вероятно, уже привыкнув к такой манере беседовать, достал из кармана удостоверение и спроецировал его на лобовое стекло. Военный, следуя букве устава, сделал движение рукой, желая отдать честь коллеге, но в тот миг мобиль обгонял неожиданно притормозивший грузовик, поэтому ладонь нашего попутчика с громким хлопком приложилась к его лбу. Это меня рассмешило. Военный обиделся: