Когда они во второй раз сошли с тропы, Кори увидел, что он не единственный пленник. Впереди показалось ещё одно существо, тоже раненое, связанное верёвками, — выдра. Однако этот зверь, похоже, едва мог двигаться, и две норки тащили и подталкивали его.

Наконец они вернулись к берегу реки, и норки вытянули из потока плот, к которому однажды уже был привязан Кори. К тому времени мальчик уже настолько устал, что когда он вновь поплыл по реке, то провалился в состояние, которое не было ни сном, ни обмороком, а чем-то средним между ними.

В ушах Кори звенели безумные вопли и крики. Он пытался шевельнуться, однако смог лишь немного повернуть свою раскалывавшуюся от боли голову. И когда он сделал это, то увидел сузившиеся глаза какой-то норки, плывшей рядом с плотом, к которому он был привязан. По краям этих глаз была нанесена красная краска, которая добавляла в них ещё больше ненависти.

А дальше, за головой норки, он увидел берега реки, где ещё несколько мохнатых воинов соскальзывали в воду, направляясь к прибывшему отряду. А потом плот Кори рванулся вперёд, словно его бросила рывком какая-то новая сила, выпрыгнул из воды вверх и приземлился на гравий и камни, больно ударив по его беспомощному телу.

Всё так же, привязанного, Кори поволокли в деревню норок. И это было вовсе не ограниченное место, как у клана бобров, что сообщила ему память Жёлтой Ракушки, а ряд нор.

Над каждой норой были установлены куски коры, связанные вместе при помощи побегов, все они имели конусообразный вид, но не очень походили на те вигвамы, что Кори помнил из рисунков индейских деревень из прошлого человечества. К передней части большинства из них крепились шесты, с которых свисали полоски меха, нити с зубами, одно-два пера. Ни одно из жилищ не было похоже на другое, и, наверное, подумал Кори, они отмечали личные достижения её хозяина.

Но ему не дали времени долго рассматривать: поток норок — женщин и детёнышей — окружил его. Вооружённые палками, кусками твёрдой земли, они стали бить его, беспрестанно ужасно повизгивая, пока он совсем не изнемог, весь в синяках, от их ударов. Впрочем, в конце концов норки из военного отряда, наверное, опасаясь, что их пленник может быть слишком избит перед тем, что они уготовили для него, окружили плот и отогнали его мучителей.

Они подошли к одной норе, вырытой чуть подальше от остальных, и острые зубы быстро перегрызли верёвки, которые удерживали Кори на плоту, однако узлы на лапах и хвосте не тронули. Его толкнули и запихнули внутрь, потом его пленители опустили откидную дверцу, оставив его в сумраке помещения: ещё не наступила заря, и сюда проникало совсем мало света. Наверное, так казалось бы глазам Кори, однако для Жёлтой Ракушки света хватило, чтобы увидеть, что он здесь не один, что ещё один надёжно связанный пленник лежит на другой половине этой покрытой корой узницы.

Это была выдра, на её меху запеклась кровь, глаза не открывались. Она выглядела настолько обмякшей и неподвижной, что Кори показалось, что, возможно, она уже и не жива — хотя почему в таком случае норки оставили её лежать здесь, если это так, он не мог сказать.

Воспоминания Жёлтой Ракушки пугали Кори — он пытался выбросить их из головы. Не следует думать о том, что делают норки со своими пленниками; ему лучше выбираться отсюда и как можно скорее. Однако все его рывки и потягивания приводили только к тому, что кожаные верёвки ещё сильнее вонзались в плоть, разрезая его мех до самой кожи. Он был весьма искусно связан — нигде не мог наклонить голову так, чтобы ухватиться зубами за верёвки, чтобы перегрызть в один момент: мешала петля, привязывавшая его голову к хвосту. Попытаться сделать это — значит, самому задушить себя.

Через несколько секунд тщетных попыток Кори утихомирился, оглядывая этот вигвам, чтобы увидеть, что бы могло помочь ему.

Вдоль стен, если не считать выходной двери, кучками лежала высушенная трава, словно приготовленная для того, чтобы служить ложем для постели. Однако двух пленников бросили слишком далеко от них. Несколько мешков или кожаных сумок висели под крышей, слишком далеко от его головы. И больше ничего другого — кроме выдры.

Кори повернул насколько мог голову, чтобы понаблюдать за вторым пленником. Глаза выдры теперь были открыты и пристально смотрели на него. Пасть её открылась и дважды со щелчком закрылась. Та часть сознания Кори, что досталась ему от Жёлтой Ракушки, узнала этот сигнал.

«Враг… опасность…»

В этом предупреждении не было необходимости. Части его сознания, как мальчика, так и бобра, знали, что норки и опасность идут вместе. Однако выдра ещё не закончила.

Как и у Жёлтой Ракушки, передние лапы выдры были крепко-накрепко привязаны к бокам, однако она всё ещё могла сгибать свои когти, и те, что были ближе всего к бобру, теперь зашевелились — создавая узор, который также был известен Жёлтой Ракушке. Речь на пальцах всегда использовалась племенами, которые установили между собой дружественные отношения, но не могли общаться при помощи языка.

«Норки и… другие…»

Другие? Что выдра имела в виду под этим?

Лапы Жёлтой Ракушки были так крепко связаны, что уже почти онемели — он едва мог теперь их сгибать. Однако ему удалось небольшое движение к боку, выражавшее желание узнать больше.

«Появились вороны… с приказами…» — выдра напряглась, однако это усилие оказалось таким значительным, что затем она затихла, лёжа и страдая от боли, ослабевшая от одного этого действия.

Вороны? Кори мысленно вернулся к реке, где он наблюдал за воронами и где его почему-то так легко схватили эти норки. Изменяющийся? Ворона, или вороны, несущие приказы, которым должны повиноваться норки? Та часть в нём, что от Жёлтой Ракушки, была напугана почти так же, как и сам Кори, когда он впервые обнаружил себя в этом странном мире.

И, предупреждали мальчика страхи Жёлтой Ракушки, если это какое-то дело Изменяющегося, то это гораздо хуже, чем если бы норки просто вышли на тропу войны. Тем больше необходимо было выбраться отсюда. Кори снова поглядел на выдру. Это животное лежало, закрыв глаза, словно усилия, которые оно использовало, чтобы вести речь при помощи знаков, полностью истощили его.

Кори попытался продвинуться, извиваясь, в сторону выдры, однако его шея и хвост, связанные вместе, помешали этому, и слабая надежда, что выдра перегрызёт его узы, погасла. А что если выдра сама сможет перекатиться к нему?.. Впрочем, он увидел, что на задние лапы выдры набросили ещё одну петлю, привязанную к колышку, воткнутому в землю, чтобы крепко удерживать зверька в неподвижности.

Но в результате этих безуспешных попыток под его плечом оказался какой-то комок на земле, отчего он почувствовал укол боли. Кори насколько мог повернул голову и увидел, что этот комок — его собственная коробочка-ракушка. Он недоумённо спросил себя, почему стража не забрала его у него. А потом вспомнил, что там хранится — небольшой уголёк. У него же есть огонёк, если только этот уголёк ещё не погас. И есть высушенная трава для ложа постелей. Не сможет ли он использовать это? Нет, сказала та часть его, что была от бобра. Однако часть сознания, что принадлежала Кори, сказала «да», решившись на отчаянный план. Только как ему открыть эту коробочку, когда передние лапы связаны?

Кори начал извиваться, пытаясь приподнять плечо, под которым находилась коробочка. Несколько долгих минут ему это не удавалось — коробочка тоже двигалась, когда он шевелился, упрямо оставаясь под его телом, несмотря на все его усилия. Но затем она немного поддалась, когда бобр в который раз упорно приподнял с ней свой вес. Мальчик не знал, сколько у него ещё есть времени, прежде чем норки появятся здесь. И каждый раз, когда в голове возникала эта мысль, он двигался ещё быстрее, а коробочка, похоже, скользила дальше назад под ним.

Вот наконец она вышла из-под плеча. Теперь он начал прилагать усилия, чтобы повернуть голову настолько, чтобы перекатить тело так, чтобы он мог дотянуться до коробочки своими резцами. Снова это казалось невозможным, и так трудна была эта задача, что он едва поверил в свой успех, когда в его зубах действительно оказалась раковина и он твёрдо сжимал сё челюстями. Теперь добраться бы до травяного ложа слева. Любые попытки двигаться вызывали дикую боль в хвосте или же его горло задыхалось. Он мог передвигаться только на несколько дюймов. Но вот наконец, зажав раковину зубами, он носом подтолкнул кучу высушенной травы.