И вот меня считают дезертиром все те,
кто в том сраженье уцелел.
Если бы его сейчас увидел доктор Раскин, то вряд ли усомнился бы в том, что это его клиент.
О, ты дала душе моей свободу,
лишь тело — твой бессменный часовой.
Я обзавелся розою бумажной
и лебедем — игрушкой заводной.
С тех пор, как я принес тебе присягу,
никак домой не слажу письмецо.
Я выказал любовную отвагу,
меня зовут предателем в лицо.
Был период разброда и шатаний, обычно предшествующий застолью. Вера задержалась на кухне, где ее по-хозяйски приобнял красавчик, в последнее время гостеприимно распахивавший по утрам перед Верой (ее муж тому свидетель) дверцу своей модной машины. Некстати вошла Тина и со свойственной молодости бестактностью ляпнула:
— Торопитесь урвать свою часть? Правильно. А то сегодня много желающих.
Вера выскользнула из объятий, а заодно и из кухни, с фельдфебельским окриком:
— Или вы все сейчас же сядете за стол, или.
— …или живым отсюда никто не выйдет, — пошутила боевая подруга.
— Это точно, — поддержал бородатый, тот самый, что увез подвыпившую Веру домой. Чей это был дом, так и осталось невыясненным. — Железные у нашей Верочки объятья.
Шутка, с учетом кухонного инцидента, вышла вдвойне неудачной. Настроение у хозяйки вконец испортилось, а тут еще…
— Господа, что же это за именины без именинника?
— Да! Неплохо бы и Олегу Борисовичу поучаствовать.
— А по-моему, это предрассудок. Ну не смог товарищ. Обстоятельства. Но ведь у нас незаменимых нет? Предлагаю открытым голосованием выбрать исполняющего обязанности именинника.
— Тина… — многозначительно шепнула Вера дочери.
— Нет, — так же тихо отрезала та.
— А что, прекрасная мысль!
— Есть контрпредложение. Считать нашего незабвенного друга временно от нас ушедшим, в ознаменование чего.
Взрыв смеха и аплодисменты заглушили речь. Кто-то потянулся к рюмке во главе стола, налил в нее водку и прикрыл корочкой хлеба. Кто-то так же оперативно наполнил остальные рюмки.
— …в ознаменовании чего, — повысил голос оратор, — почтить Огородникова Олега Борисовича вставанием.
Со смехом полезли чокаться.
— Стоп! Не чокаться! Не положено.
— Правильно. Медленно и печально.
Вера растерянно улыбалась.
Застолье между тем быстро набирало обороты.
— Друзья, в этот печальный день мне, не знавшему Олега Борисовича лично, хочется с особой теплотой вспомнить такие его качества, как хорошую начитанность и плохую наслышанность. Да, друзья, только когда эти качества идут рука об руку, мы можем говорить о настоящей интеллигентности. Человек как бы все знает и при этом ничего не понимает. Замечательная способность, облегчающая жизнь как ему самому, так и тем, кто его окружает. За интеллигентность!
— Золотые слова!
Тина в упор смотрела на мать, словно ожидая от нее какого-то поступка, но Вера гоняла по тарелке холодец с глуповатой улыбочкой.
— Позвольте мне. Я тоже не имел чести знать Олега, но как старый друг дома я убежден — рядом с такой женщиной может жить…
— Мог, — поправили его.
— Рядом с такой женщиной мог жить лишь человек в высшей степени достойный. Жаль, что его нет с нами. Но ведь мы не оставим Веру в трудную минуту?
Одобрительно зашумели.
— Я надеюсь, здесь собрались только самые близкие. те, на кого всегда можно положиться. За тебя, Вера!
Все полезли чокаться с хозяйкой, как вдруг Тина вскочила со своего места.
— Ты куда? — испугалась Вера.
— Под настроение… сейчас…
Настойчиво затренькал дверной звонок.
— Открой! — крикнула дочери вдогонку Вера, подождала и сама направилась в прихожую.
— Огородников здесь живет?
— Здесь.
— Поздравительная. Распишитесь вот тут вот.
Вера развернула телеграмму, машинально прочла вслух:
Отключился от мира. Слушаю Коэна.
Соскучился по себе.
И подпись: Именинник.
Это стало последней каплей. Вера выскочила на лестничную площадку и забарабанила в соседнюю дверь.
— Идиот! Псих! Дурочку из меня делаешь? Открой сейчас же! Я там как белка в колесе, гостей его развлекаю, а он. Открой, говорю! Скучает он, слыхали? Под музыку!
Гости подтягивались к месту вероятных военных действий. Повысовывались соседи. Боевая подруга начала было оттаскивать Веру, но потом из солидарности обрушилась на дверь с еще большей ненавистью.
— Тина! — отчаявшись, Вера позвала дочь на подмогу.
Из комнаты дочери грянул траурный марш Шопена в какой-то немыслимой джазовой обработке.
Огородников будто и не слышал криков жены.
Но медлил я, изнеженный, в объятьях,
я льнул, давно пресыщенный, к губам.
— Тина! — прорывалось издалека. — Если ты сию секунду… мерзавка!..
Так и не смог своих предупредить я, —
звучало в ушах Огородникова.
— Просачивается, говорите? — переспросил доктор Раскин.
— Отовсюду. Снизу, из щелей. из стен. Я это отчетливо вижу: выступают капли, растут, растут, и. знаете, как в парной. Паркет жалко. И мебель у нас югославская, я ее. ладно, не в этом дело. Вода прибывает, понимаете. Очень быстро. Слышу, прорвало где-то трубу, и оттуда хлещет. Надо перекрыть. Или заткнуть. Тряпками, чем-нибудь. А я не могу. Меня нет. то есть я в квартире, а где — непонятно. Дикость какая-то. Надо срочно что-то делать, а я спрятался. И вот я. я-второй, которому это снится. ищу себя, первого, чтобы сказать, что нас сейчас затопит. А уже все плавает — подушки, деньги. Смешно, если вдуматься: как будто мы деньги под подушкой держим. И вот тут, только тут до меня вдруг доходит: это она!
— Вера?
— Не аварию устроила, нет, а сама… вот это всё…
— Вода?
— Наводнение, да. Это она собой заливает комнаты, кухню, холл. Ко мне подбирается. Она знает, где я прячусь! Я не знаю, а она знает. И сантиметр за сантиметром, понимаете, с холодной, дьявольской расчетливостью. А я даже не могу. предупредить себя. Полная беспомощность. И… ужас.
— И часто вам такое снится?
— Сейчас вы мне скажете, что это подсознательный страх перед близостью. Я прячусь, чтобы. А что, не так? У вас же что ни сон, то сексуальная подоплека. У вас…
— Есть хорошая присказка. У кого что болит, тот о том и… помните?
— Болит? Да чему тут болеть? Двадцать лет назад окольцевали друг друга, чтобы было удобнее прослеживать миграции.
— Прослеживаете в основном вы?
— С чего вы взяли?
— Ну, если бы она задалась такой целью, у вас на пальце было бы обручальное кольцо.
— Игрушка для восемнадцатилетних.
— А как же прятки в платяном шкафу? Подглядывание в замочную скважину?
— А хоть бы и так! Я был бы рад ее выследить, только совсем с другой целью. Чтобы с ней развязаться. Раз и навсегда. Бернард Шоу, знаете, пишет где-то про своего друга, перебиравшего разные способы самоубийства. пока не остановился на самом мучительном — женился!
— Бедный вы, бедный. Не с той связались?
— А где она та? Можете показать? Я даже не удивился, когда Тина мне потом рассказала. про эти мои именины. А что? Вера не лучше и не хуже остальных.
— Могу вам дать совет. Если не умеете выбирать женщину, подождите, пока это сделает специалист, и заберите его избранницу себе. Кстати, а что она? Тоже не носит кольца?