В поэме упоминается лишь одно имя: Давид (сын Давида). И два названия — города и страны: Иерусалим, Израиль.

Даже себя герой по имени не называет.

Ни реки, впадающей в море, чтобы опять течь ( Еккл 1:7), ни самого моря, ни города, обложенного врагами (Еккл 9:14), ни человека одинокого, трудам которого нет конца (Еккл 4:8) — ничего, никого метою имени не метит. Хотя сам же говорит:

...что существует, тому уже наречено имя... Еккл 6:10

То есть ненареченное как бы и не существует.

(Мистика иудаизма провозглашает крепчайшую, нерасторжимую связь меж именем и вещью. Именем и сутью, которую оно обозначает, именем и плотью, которую выражает. Отсюда: изменение имени ведет к разрушению или перерождению сути.

Голос, который слышит Моисей из тернового куста, говорит ему: Имя Мое... — далее в русском переводе: — от века, и напоминание из рода в род... (В каноническом переводе: Вот имя Мое навеки, и памятование о Мне из рода в род.) Исх 3:15

В подлиннике: ЛЭОЛАМ — буквалистски перевести: к Оламу. Можно понимать: Имя Мое сокрыто в Мироздании. То есть: чем глубже будешь ты познавать Мироздание (Творение), тем ближе раскроется тебе Имя Божие.)

«Безымянность» поэмы можно бы объяс­нить законом притчи: в притче допусти­мо стоять просто «мал-городку», а в нем прожить просто «бобылю». Элемент прит­чи в поэме присутствует, однако он не настолько силен, чтобы покрыть ее безы­мянность.

Дело сложнее.

Екклесиаст как будто избегает пространственных мет. Ощущение безбрежности охватывает с первых же строк и не покидает до последней; мы проникаемся восчувствием Мира, как он восчувствовался древним евреем.

Видеть, представлять и предстоять можно предметному миру, в известном смысле — пространству; восчувствовать — это,скорее, время. Круги времен. Вращения временнЫх сфер.

ОЛАМ.

По-гречески это слово передано термином «эон». По-латыни «секулум». По-немецки (по Буберу и Розенцвейгу) «Мировое Время».

По-русски можно: ВременнАя Вселенная.

Прямой перевод затруднен. Иногда пытаются передать OЛAM как «сокрытое», «завещанное».

Имя Мое сокрыто...

Отсюда выводят понятие правремени.

Миров великое множество созидал и разрушал Всевышний, — повествует «Агада». Быть может, по-русски правильнее было бы вместо разрушал перевести снимал, что лишено оттенка пристрастия и действенности. Надо, чтобы было беспристрастно и бездейственно. Снял!

OЛAM: состояние времени. Вещей и событий в нем.

ОЛАМ: состояние законосообразностей в Мире.

OЛAM: вечность. Однако вечность — ведь это изъятие из времени? Нет, понятие ОЛАМ включает в себя движение времени.

ОЛАМ — это Мир как время и время как Мир.

Олам может быть снят. Время может быть снято.

Оно может быть заменено иным качеством времени — и вещей, и событий в нем.

Иными законосообразностями в природе. Иной (качественно) природой.

Прежние ВременнЫе Вселенные (великое множество их) — снимались. Они были иные, чем наша Вселенная. Они не были «неудачными». Они были качественно иные.

Не правда ли, современному европейцу читать такое чудно?

Но это входило в круг представлений древнего еврея. Когда Проповедующий в Собрании поднимался на возвышение, чтобы обратиться к слушателям, ему не надо было это им объяснять. Они это знали с детства. Олам был вселенским фоном сознания их, и на этом фоне творились их маленькие дела и происходили большие события человеческой истории.

Вне времени вещи и события лишены состояния.

Мировое время движется и может оборваться.

Мудрецы Талмуда толкуют об ОЛАМ ХАБА — Будущем Оламе.

Представить мы его, конечно, не можем, равно как и предшествующие. Мы часть ныне существующего Олама и подчинены состоянию вещей и событий в нем.

Космос греков — это законосообразная и симметричная пространственная структура. Внутри Космоса даже время дано в модусе пространственности. Учение о вечном возврате, присутствующее в греческих концепциях бытия, отнимает у времени необратимость и придает законченную пространственную симметрию.

Космос евреев другой. Внутри Олама пространство дано в модусе временнОй динамики.

ОЛАМ — это история. Мир — это история.

У греков не время, а пространство. Не будущее, а настоящее.

У евреев время — и будущее.

Позволю себе небольшое отступление. Концепция Олама ведет к предпочтению музыки перед живописью. Поясню. Еврейскому искусству нужно передать движение времени. Ибо даже вещи, не говоря уже о событиях, в которых всегда присутствует временной сдвиг, даны в модусе временнОй динамики. Музыка способна передать движение времени. Визуальные искусства пространственны, музыкальное — временно.

Передача мировых событий, человеческих переживаний, любовных восторгов в модусе временной динамики есть, конечно, требование не сформулированное, а заложенное в подсознании художника. Оно подчинено мировоззренческой установке. Поэт не задумывается над ней. Концепция мироустройства дана ему. Представление о ней он воспринимает, можно сказать, с молоком матери.

Часто пишут, что визуальные искусства не получили у евреев развития в силу запрета, наложенного религией на изображение кумиров; при этом забывают о философии Олама, одним из следствий которой является предпочтение поэзии и музыки перед живописью и скульптурой.

Но — вернемся к нашей поэме. Хочу повторить, что, разумеется, никакой законченной концепции Олама мы в ней не находим, да и нелепо было ее ожидать. Но в этом-то кроется особая и чрезвычайно привлекательная сторона ее. Чувствование Космоса (Олама) выражено в ней музыкально, эмоционально-художественно, поэтически-неопределенно. Ученый может наблюдать здесь росток тех представлений, которые впоследствии сложились в концепцию Олама, а письменное оформление ее, как знаем, относится уже к раннему средневековью.

Взбудораженно-острое чувствование Вселенной, выраженное музыкально, разлитое в тексте и уходящее иной раз в подтекст, больше говорит нашему сердцу, нежели законченная, строгая доктрина. Мы начинаем понимать восчувствие Космоса древним евреем.

 Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли... Исх 20:4

Когелету известно понятие симметрии, не в его научном значении, а как восчувствие одного из атрибутов Олама. Философски понятие о симметрии вытекает из признания Акта Творения. Творение есть придание некоей стройности хаосу — нестройному началу — некоего вида непредставимой безвидности. Безвидность — состояние мира до Творения (или между Актами Творения, после «снятия» Олама и до создания нового)... то есть это даже еще не Мир... не Олам.

Оламу присущи благостройность, соразмерность, равновесие; свойствами этими обладают материя и движение. Мало того, Когелету известно и о разделении Мира на «право» и «лево». Это одно из кардинальных свойств Вселенной, и с этим аспектом симметрии, до сих пор остающимся одним из загадочных, связана теория относительности. В пустоту как бы кем-то вставлено зеркало; в мировой эфир как бы ввинчен винт.

Математики, занимающиеся разработкой теории симметрии, когда хотят указать на древнейший текст, в котором, дескать, впервые встречается различие «правого» и «левого» (обладающих различными свойствами при совпадении точек пространства), называют Евангелие от Матфея и именно то место, где изображается Страшный суд....

И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Матф 25:33