А я ему – под ноги… Как не раздавил, поразительно просто! С разворота подсекаю оркусту жилы сзади – ну или пытаюсь это сделать. Орки не дают, кто-то пытается пригвоздить меня копьем к земле… Слышу вопли наших – тварюга разметал их, как полешки по двору. Но живы еще, что примечательно. Уже радует. Я бросаюсь к оркусту и впиваюсь ему в голень – сам не знаю, зачем. Может, в надежде, что орки по мне лупить не станут – побоятся своего дылду задеть. А может, все еще на связки евойные рассчитываю… Он дергает ногой, я отлетаю к ребятам, но все-таки успеваю извернуться и подсечь ему голеностоп. Ух ты! Ай да я! Ай да рабичич! Хха! Оркуст ревет от боли, валится на колено… Это не помешает ему убивать, но лишает маневренности, а значит…

Из-за наших спин хрипит рог Комола. Отступление.

- Назад! Назад! – кричу я, а сам пребываю в недоумении. Как же так? Ведь несколько вдохов всего бьемся, отчего так рано кличут? неужто не так что-то пошло? Как же там Эдан?! – Все назад, дети рока!!! Назаааад!

Мы отступаем. Возвращаемся в крепость, поднимаем мост и захлопываем ворота… Стоим и дышим – липкие, грязные, страшные… Диво дивное, но убитых нет. Раненые есть, двое, кажется, тяжело, но все живы.

- Ахренеть, - говорю… А до самого медленно, но верно доходит, что те несколько вздохов, что мне мстились во время схватки, вылились, оказывается, в чуть ли не час кровавой резни… Ну, поменьше, конечно, ага… но все равно.

Нет, до чего все-таки по-разному время-то воспринимается! Одно дело – стену держать всю ночь… обороняться… Так там час за три идет. А другое дело – самому во вражьи ряды врезаться. Тут ух! Это как с отхожим местом – все в точности так же! коли ты там застрял, так вроде минуточку всего и посидел, даже романа дочесть не успел. А ежели снаружи стоишь и своей очереди посрать ждешь, так обязательно вот так же вот, как на стене – каждая минутка в вечность обращается…

Стоим, значит, дышим… Ждем. Комол подошел поближе, всех внимательно оглядел, ко мне повернулся:

- У тебя раненых нет, Боонр… Это ты оркусту под ноги кидаться вздумал, засранец?

- Так точно, - говорю. А чего мне мяться-то? Все видели, наверное… и ведь, что примечательно, я и сам понимаю верх своего идиотизма. Оркуст – такая тварь, ему под ноги только самоубийцы кидаться могут. Такие, которым с башен головами вниз сигать эстетство ихнее запрещает. А я ж вроде не такой ни разу, а вот поди ж ты… - Вздумал, благородный эль…

- Ну ты даешь, - качает головой наш комендант и усмехается. – Я уж думал – все, хана нашему орчонку, а ты ему и ножку поранить умудрился, и сам выжил…

Вокруг радостно свистят и улюлюкают, довольные, что все обошлось. Я бы тоже свистел. У подземных стариков есть примета, что чем больше радуются и смеются, тем лучше задуманное исполнится. Только вот что-то не свистится мне… ну никак, хоть вот убей меня прямо тут.

- Все, парни, на стены, по местам! Сейчас, чует мое сердце, орки нам устроят веселую жизнь!

И мы побежали. На стены, ага…

Они свихнулись. Точно говорю вам – свихнулись орки. Такой штурм они нам даже в самом начале, когда еще у всех сил много было, не закатывали. Я не знаю, как мы отбились. Мой отряд на северной башне потерял пятерых. Безвозвратно потерял – в смысле, их даже поднять бы никто не смог, ни один некромант из этих ошметков ничего стоящего бы не соорудил. А так – трое при смерти, еще шестеро тяжело раненых, но шансы есть. И ни одного целого – ранены все. В том числе и я сам, ага. Два удара пропустил, на щеке кожу сняли, и плечо обожгло, не страшно. Но – ни одного целого вояки! И при этом мой отряд сам по себе – самый целый изо всех, у остальных потери еще тяжелее. Кошмар. Сбесились орки, не иначе… Вылазка наша, что ли, повлияла? Решили, должно быть, что это мы от отчаяния решились – вот и попробовали Крепость на зубок. Еще раз. Ладно… главное, что Эдана вроде бы не заметили. Наши следили со стен – в том направлении, которое он выбрал, чтобы отойти от крепости, никакого оживления не было. Ушел. Ушел, братишка!

Затишье… все любят затишье. Все устали, проголодались, попадали бы и голодными, но жрать надо, надо… Над Крепостью – тишина. Обычно хоть кто-то да горланит что-нибудь непотребное. Там песенка, сям – байка, тут спорят о чем-нибудь – а сейчас ничего. Тишина. Вымотались все. Те, кто сейчас на стенах, лишь немногим свежее нас. И я понимаю, что если орки подтянут сейчас свеженькое подкрепление и устроят еще один штурм, то мы не удержим Крепости. Хорошо, что нету у них подкрепления. Шестой смешанный еще далеко. Ну, не так далеко, как хотелось бы, но все-таки пара дней у нас есть. Так что – сидим вот, отдыхаем…

Ну то есть ребята сидят и отдыхают. А меня что-то нерв пробил. Хожу маюсь… Меня послали. Правильно послали – нехрен народу отдых портить, и так-то его не шибко много… Ушел я на в кузню, поболтался там сначала один, потом с народом, сходил в лазарет… Потом на стену поднялся, ночь уже, темнотища… а там еще хуже. Прямо словно выкручивает мне кто-то не-пойми-что. Не то суставы, не то мозги… Хочется заорать, сломать что-нибудь, убить… или нож себе в задницу воткнуть, чтобы хоть болью эту пакость перебить. Только я про это подумал, как меня совсем скрутило. Болью.

Самое ужасное, что боль была чужая. Это я понял почти сразу – слишком она была тусклая какая-то… и потом трудно считать боль своей, если ощущает ее не тело твое, а опять-таки не-пойми-что. Душа, что ли? И в то же время была она совершенно реальная, эта боль, такая, от которой кататься по камням с воем и хрипом хочется… Не смог я в этом разобраться, не успел просто. Закончилось это безобразие очень быстро, я только застонал да на колени повалился, а больше ничего… все прошло. Ребята, конечно, подбежали, стали спрашивать… А я и не пойму ничего, мычу только непонятное – слова не даются прямо… Тьфу!

- Может, колдовство какое-то? – недоумевал кто-то…

- А чего тогда одного только накрыло?

- Дык колдунец слабенький попался… не выученный чароплет, а так… начинающий…

- Сам ты начинающий! Не бывает таких заклятиев – иначе войн бы не было. Шарахнул бы по командирам такой хренью – и все.

- А смысл какой? Бо даже не помер и ничего с ним вон не случилось такого уж…

Дальше я уже не вслушивался особо – просто медленно приходил в себя. Собирал ошметки восприятия воедино и пытался сообразить, что же это со мной приключилось. Покряхтев и прислонившись к зубцу, я вдруг почувствовал необычное тепло на груди… слабое, но… странное. Торопливо пошарив там ладонью, я выпростал наружу эльфячью цацку и уставился на нее в полном смятении. Цацка источала тепло и еле заметно пульсировала. Впрочем, и тепло, и пульсация уже затихали… вот-вот исчезнут…

- Что с тобой творится, Боонр? – из состояния огорошенности меня вырвал голос коменданта. – Ты никогда таким не был…

- Со мной никогда такого и не случалось, - честно признался я. – Было очень больно, эль. Очень-очень. Но… не мне. А еще… вот. Теплый.

Комол коснулся амулета Эдана пальцем. Подержал так и убрал.

- Пойдем-ка со мной.

Я ведь, даже когда в рабстве был, не боялся так, как сейчас. От того, что я никак не мог понять, чего боюсь, было еще хуже.

А Комол отвел меня в укромное местечко, присел там на что-то – я впотьмах не разобрал, на что именно, да и какая мне разница-то? – и говорит, тихо так:

- Ты, - говорит, - Боонр, откуда эту вещицу взял?

И пальцем мне в амулет тычет.

- Эдан мне подарил, перед вылазкой, - говорю, а сам вдруг думаю – а ну как нельзя им подобные цацки раздаривать? Как бы не нагорело моему эльфу-то! А потом еще думаю, что чушь ведь в голову лезет… к чему бы, а?

- Ясно… его, значит, амулет… Вот что, орчонок ты наш… Насколько я смею догадываться… Боль эта действительно, скорее всего, не твоя. Его это боль. Я, правда, не знаю, с чего вдруг, но прошу тебя…