- Угу… - выдавил я. – Конечно…

Ведь удалось же мне не кричать там… у орков. Хотя вот Нарану, наверное, очень хотелось, чтобы я кричал… Жаль, нету тут дерева. Веточку бы!

- Мастер, может, сначала раздеть? На столе-то неудобно будет…

- Валяй, так и впрямь лучше… Да и обмыть можно сразу… я пока что… подготовлюсь тут…

Тихое фырканье Горди… Теплый смешок Натки…

Они срезали с меня лохмотья, не так давно бывшие одеждой. Безжалостно содрали присохшую повязку (сразу вспомнился Цэгэн, и не только от боли, вспыхнувшей в потревоженной ране)… И я мог с точностью до секунды определить, в какой момент девушка разглядела наконец мои… «прелести»….

Короткий полу-вздох – полу-всхлип, тихое ругательство сквозь зубы…

- У, орки! – в этом слове, произнесенном растяпой Горди, слышна ненависть… - Гады!

- Ох, Эдан, - еле слышно выдыхает Натка. – И ты такое выдержал! Бедный…

Странным образом от ее сочувствия мне сначала становится ещё больнее, и я хрипло выдыхаю… Тогда, у орков, казалось мне, что «мастер камчи» уже смог добраться до легких… А потом вдруг вижу, как плывет перед глазами милое ее лицо с несколькими смешными конопушками и эльфийской татуировкой у глаза, а в глазах-то слезы, настоящие, вот как блестят!

Закрываю глаза, но всё равно продолжаю видеть Энатали. Как будто и не закрывал. Она из темноты смотрит.

- Ты… ты держись! – шептала она мне, пока ругающийся под нос Горди смывал с меня грязь и запекшуюся кровь. – Ты смелый и сильный! И Миррусу нашему ты понравился, и… мне… тоже… Держись! А Леммель тебе поможет! Он знаешь какой лекарь здоровский?! Он у нас огого сколько народу на ноги поставил! И тебе тоже поможет! Он же маг! Маг-целитель… только что мертвых не оживляет, а так… И не смотри, что пьет – он, когда выпьет, лучше всего и работает! Вот.

- Пусть пьет, - прошептал я непослушными губами, - теперь всё будет хорошо… Всё должно быть хорошо…

Пожалуйста, пусть Миррус успеет! И Борька выживет… Только уцелей, проклятый гном – как же я без тебя?!

Натка сидела на какой-то скамейке, рядом с хирургическим столом, и смотрела на меня.

Голубые глаза, светлые и влажные, как кусочек весеннего неба… Я видел нечетко, голова немного кружилась, и порой казалось, что глаза эти смотрят из темноты, хотя в комнате было светло. Но их я из виду не терял. Надо же было за что-то держаться!

Только иногда не получалось быть совсем уж беззвучным, и помимо воли из горла рвался какой-то булькающий хрип… но, кажется, это было негромко…

- Так… - это Леммель… дорогим вином несет от него, как от винной бочки. Захмелеть впору… - Ого, как над парнем поработали! Ты глянь, Горди, живого места же нет! И ведь не орет…

В голосе лекаря неподдельное уважение и… да, благодарность. Видать, наслушался воплей и рад, ежели пациент тихо себя ведет…

- Теперь и я верю, что орки от него мало чего добились…

- Совсем ничего! – резко возразила Натка. – Ты думай, что хочешь, Леммель, а я верю и знаю – он им ничего не сказал. Совсем.

- Дура ты, - необидно отозвался лекарь, звеня склянками. – И уши у тебя дурацкие. Не обязательно говорить, чтобы что-то выдать… Если он сказал, что охотник, а они не поверили, значит, изначально прокололся на чем-то… Так-то ведь похож же… отчего бы ему охотником не быть? Так ведь все равно… вишь, как поспрашали… Это во-первых. А во-вторых, ежели у них хоть один умный был, так все одно какие-то выводы, да сделал. Даже и из молчания можно выводы сделать… Просто если молчать глухо и вообще ничего не говорить, то и выводы будут куцыми. Вот я об том и толкую. Мало чего от него добились.

- Вечно ты… мудришь, - проворчала девушка и с неожиданной нежностью погладила меня по щеке. – Ты, Эдан, не обращай внимания, Леммель вечно такой… А я знаю, что ты ничего не сказал. Хочешь еще водички? Лем, его можно поить еще?

- Можно, можно…

- Хочу, - ответил я неожиданно звонким голосом. Как будто лекарь вместе с грязью и кровью смыл то, что мешало мне говорить. – Дай… Пожалуйста.

Энатали радостно подхватилась, подставила кружку с водой, и соломинку еще воткнула, чтобы мне не нужно было поднимать голову.

- Пей, только осторожно, не поперхнись…

- Оу! – неожиданно протянул Леммель. – Вот это да!

- Что там? – вскинулась девушка.

- Говоришь, мастер тебя бил, а? – что там лекарь обнаружил такого? – Гляньте-ка, до кости камчой своей достал! Вот курий потрох! И надкостницу ободрал, гнида – теперь ныть будет еще месяц, не меньше…

Вот почему там, на боку, так больно было…

Возмущенный лекарь как будто ждал от меня какой-то реакции, и я пояснил:

- А мастер… он там был не один.

- Вон оно что… Выходит, огнем тебя другой побаловал, да? Эх ты, бедолага… Досталось тебе, конечно… А с ногой что?

- Стрелой, похоже, пробило, - мрачно отозвался Горди, продолжавший меня обтирать мокрой губкой. – Хорошо еще, кровяной жилы не задели, а то бы там и схоронили…

Тут он осекся, сообразив, что в таком случае никто бы меня нигде хоронить не стал.

- Ох… такая кровопотеря… Хоть они, кажется, и перевязывать пытались, но… - Леммель сокрушенно вздохнул. – Ожог этот еще… Надо ж было тебе к ним попасться! Как ты еще и удрать-то смог?! Про кошку эту твою я ни беса не понял, признаться…

- Давай про это потом, Лем, - тихо произнесла Натка, глядя на меня чуть ли не с мукой. – Ему же говорить тяжело, пожалел бы… Он столько выдержал, а ты ему тут снова… допрос устраиваешь…

- Кошка – это мой друг, - стал я объяснять девушке и с огорчением понял, что голос опять куда-то делся. Кажется, он застрял где-то в спине, и это плохо, потому что если я его оттуда достану, то могу и разбудить тех раненых. Попросту закричу. Ну а если шепотом, тогда можно попробовать… - Вернее, мне ее подарил мой друг. Это нож, и в нем душа… живая, настоящая… Она меня и вытащила…

Страдание в глазах Энатали сделалось совсем явным. Она грустно вздохнула и прикрыла ладонью мои пальцы.

- Как же тебе больно… и плохо… Ничего, скоро все пройдет. Мы тебе поможем, и все пройдет. Заживет и болеть не будет… А Миррус тебе свой лук обещал, он у него классный, я видела… оба классные, не знаю, какой он отдаст. Наверное, зеленый, с красным он сам последнее время ездит… И ты поедешь с нами и всех там победишь, всех-всех. И тех, кто это с тобой сделал – тоже.

Милая, милая! Какая же она добрая… И успокаивает, как маленького… когда-то давно, в другой жизни, меня так успокаивал отец. Когда я совсем крохой был… И насчет того, кто когда-нибудь я стану воином и буду всех побеждать, тоже он мне говорил, и даже лук дарил. Маленький. Детский. Как я потом узнал, специальный эльфийский лук, предназначенный для того, чтобы детишек обучать – и встал он отцу в огромную сумму!

Ладошка у Натки была прохладной и сильной. От этого прикосновения становилось легче, действительно легче, и перед глазами плыло меньше, и я почти всё время ее видел…

Вдруг я понял, что Энатали мне просто не поверила – мало ли что там болтает покоцанный эльф, тем более даже я сам чувствовал, что у меня, наверное, жар – стол, на котором я лежал, мне казался совсем ледяным.

- Ты не видишь мой нож, - прошептал я девушке, – мою Кошку. Потому что она прячется. Орки ее тоже не заметили… А она… перерезала ремни, ведь я же был связан.

- Я слышала, есть такие клинки… волшебные, - тихонько проговорила Энатали. – Только я думала, что это только мечи бывают… А у тебя – нож. Надо же… Хорошо как, что он у тебя есть… что ты смог спастись. Вот увидишь, мы обязательно освободим Ахсну. Снимем осаду… У Мирруса всегда все получается.

- Эдан, я сейчас буду лечить ожоги твои… - прервал ее Леммель, - постарайся не дергаться. Может быть неприятно, но это необходимо сделать, чтобы некроз не пошел вглубь…Слышишь меня?

- Слышу…

Неприятно, тоже мне… Вчера… было неприятно, да. А ещё когда скакали на лошади… А как же моя?