О Гайдаре до поры до времени массовый читатель знал по рассказам Бориса Емельянова и Константина Паустовского, как о «милом рыцаре, добродушном богатыре, любившем почудить, всеми поголовно любимом и всех же любившем». Лишь после выхода в свет в серии ЖЗЛ книги Бориса Камова «Гайдар» в 1971 году мы узнали, что он был настолько изранен на Гражданской войне, что на всю жизнь получил тяжелейшее поражение нервной системы и то и дело оказывался в психиатрических лечебницах… что из-за этой же болезни с ним не смогли жить две жены, хотя обе были достойными его чудесными женщинами… что из-за той же болезни он не смог завершить ряд своих произведений, потому что в мозгу возникал какой-то барьер и не было сил написать ещё хоть фразу, хоть строчку… что в бытность любимым фельетонистом пермских читателей он был оклеветан одним из «героев» своих фельетонов и получил подлый удар в спину от редактора своей газеты, так что потребовалось вмешательство «Правды» для восстановления справедливости, но болезнь его получила дальнейшее развитие во-первых, а во-вторых дружная и боевая редакция той газеты была к тому времени упомянутым редактором разогнана и дело советской власти в тот момент и в том месте потерпело безусловное поражение… что первая его книга была без его ведома искалечена тогдашними хозяевами литературы и что и впредь за него меняли названия, резали и кромсали его произведения… что было время, когда исчезли вдруг с библиотечных полок его книги, а редакторы стали запираться от него в кабинетах, а когда он гривенником открыл такой кабинет и потребовал от редактора объяснений, то всё равно редактор с ним говорить не стал… что было и немало других невесёлых фактов в этой замечательной жизни, в том числе и связанных с вершиной его творчества — трилогией о Тимуре.

И из этого знания о его жизни рождается наше понимание его творчества с большей глубиной и чёткостью, появляется в поле нашего зрения то, чего мы нипочём бы не заметили в его произведениях, знай мы Гайдара по портрету, написанному только в розовых и голубых тонах на соответствующем фоне.

Вся наша предвоенная детская литература развивалась «под знаком Гайдара», хотя это совершенно не значит, что все детские писатели срочно стали ему подражать. Просто у строящегося огромного многозального и многоэтажного здания была не только выведена крыша, но был ещё на этой крыше поднят красный флаг. Это очень многое значит — поднять флаг. Равнение на знамя — это пролог победы, как знают с древнейших времён. Кто-то должен был объяснить детям, что сказать «жид» или «жидовка» может только фашист и что с таким один разговор — как у Владика Дашевского с неким мордастым парнем или у Пашки Букамашкина с Санькой. Кто-то должен был высказать дикое, невероятное предположение, что могут надвинуться со всех сторон вражьи армии и задавить советскую власть, перевешать и пересажать всех коммунистов и комсомольцев, — и тут же спокойно сказать, что для нас, детей Страны Советов, даже в таком крайнем случае нет другого пути, кроме борьбы до последнего вздоха и последней капли крови. Кто-то должен был поставить вопрос, какими должны быть советские дети — именно СОВЕТСКИЕ, а дети уж потом.

И мы находим ответы на этот вопрос во всех произведениях Гайдара — даже в «Голубой чашке», даже в «Чуке и Геке», где речь идёт о тех малышах, коим в палки только играть да в скакалки скакать, как крикнул в гневе Мальчиш-Кибальчиш и как всерьёз полагали и полагают многие писатели, начиная с Барто и Михалкова.

Как и положено истинному классику, Гайдар охватил множество жанров — от фельетонов и кратчайших рассказиков до киносценариев и стихов. И, между прочим, создал эпос — сказку о Мальчише-Кибальчише и военной тайне.

Почему Маршак писал Гайдару об «отвратительном Мальчише», а Кассиль об этой сказке отзывался, как о наивной, хотя его-то Синегория невпример топорнее и наивнее описана в «Дорогих моих мальчишках» (о чём разговор впереди)? Не потому ли, что нечто похожее давно уже лезло в детскую литературу? Ведь уже были напечатаны книжонки, где какой-нибудь Макарка один всю колчаковскую армию останавливал и бегущую Красную Армию от позора спасал, а «красные дьяволята» батьку Махно в мешок засунули и к Будённому привезли. И была напечатана поэма про Чапая, который, как Самсон в волосах, всю силу в волшебной сабле имел, а спёр её «богатей, что всех богатеев на свете лютей», — и пришёл конец Чапаю… Это только напечатанное, а сколько такой макулатуры выносили из редакционных корзин?! И Маршак, и Кассиль были редакционными работниками, у обоих были по данному вопросу «памороки отбиты». Вот и не смогли они понять, что Гайдар сумел пройти по лезвию бритвы и не макулатурный брак создал, а эпос.

А всё-таки не сразу дошёл Гайдар до вершины. Кем быть — это он знал с самого начала. А вот как быть — было пока что неясно. Скорее было ясно — как не быть.

Владик Дашевский в «Военной тайне» — это пока не комиссар Тимур, а рыцарь-одиночка. Он, кстати, и сам мечтает стать именно рыцарем, хотя и современным, похожим именно на Дзержинского. И потому конфликты его с администрацией лагеря и товарищами весьма однотипны — при всём благородстве побуждений он всё время оказывается неправ. Это верно, что когда придёт ему время по-настоящему вскинуть винтовку, то ни промаха, ни пощады от него не будет. Но по той ли цели будут стрелять он и подобные ему? Особенно после 1937 года, когда страшный удар будет нанесён не только по миллионам детей в репрессированных семьях (а под удар попадали лучшие из лучших, дети которых были сокровищем генофонда страны), но и по всем без исключения советским детям, которые лишатся только что живших среди них живых примеров доблести, верности, всей жизни; у которых, следовательно, пошатнут веру во всё, чему их до сих пор учили; которым впрыснут сыворотку подозрительности, цинизма, чувства неполноценности, равнодушия и чёрт знает чего ещё. Кстати, именно Владику придётся особенно туго — ведь и компартия Польши будет распущена, как якобы переполненная провокаторами, и все польские политэмигранты в СССР попадут под удар, как, впрочем, и финские, латышские, литовские, эстонские, венгерские, немецкие — все, кровью или языком хотя бы отчасти связанные с заграницей. У Рекемчука в «Товарище Гансе» можно найти блестящую иллюстрацию к этой грани нашего «термидора». Отсюда до возрождения великорусского шовинизма был всего шаг, и в речи Сталина 7 ноября 1941 года с трибуны ленинского мавзолея упоминались уже только русские славные предки, причём все — феодального происхождения (только Кузьма Минин получил дворянство уже к концу жизни), в отличие от его же речи 3 июля того же года, когда он ещё упоминал русских в одном ряду с прочими народами нашей страны… Владику придётся туго… И не ему одному… Что же делать таким? И на этот страшный вопрос дал ответ КОМИССАР Гайдар в «Судьбе барабанщика». Не случайно, что именно в этот момент стали исчезать его книги из библиотек и стали прятаться от него редакторы — враг почуял опасность и попытался нанести упреждающий удар, но не выгорело у него тогда… Но и в «Судьбе барабанщика» речь идёт об одиночке, не имеющем товарищей и брошенном на произвол судьбы своим отрядом и своим вожатым (что Гайдар особо отмечает). Одиночка неустойчив, он обречён мостить самыми лучшими намерениями дорогу в ад. Значит, советские дети должны быть как-то организованными — не кем-то извне, а в собственной среде объединены в некое товарищество, способное поддержать своего члена в любом случае жизни.

А как это должно выглядеть?

Пионерлагерем, описанным в «Военной тайне», был лагерь из лагерей — Артек. Но не было в нём настоящих отрядов. Сюда приезжали отдыхать и поправляться, общественная работа была довольно легковесна. Наиболее сознательными людьми в лагере оказались случайные здесь люди — малыш Алька и чему-то научившаяся у него Натка. В «Голубой чашке» мы мельком соприкасаемся с колхозными ребятишками (даже ещё не ребятами). Пашка Букамашкин хорошо знает, что такое фашизм, он немедленно реагирует на выкрик Саньки в адрес Берты. Но он опять-таки одиночка. И потом, когда Санька «осознал свои ошибки и публично раскаялся», опять играют в чижа обиженная, обидчик и мститель, и явно нет у них других, более важных дел. Конечно, они сбегают в лавку, принесут воды, покопаются в огороде, а в дни уборки колхозного урожая привезут страдникам воды и подберут колоски, но это и всё. Эти ребятишки — неплохое сырьё для армии будущего, но они ещё не армия, не то что «крепкая краснозвёздная гвардия».