– На нашей улице – такая же история, – кивнул Марк, – В каждом третьем доме. Просто напасть какая-то! Призывают парня в армию. Год-полтора – и возвращается калекой. Я тебе про моего Уильяма рассказывал уже, так?

– Да, сэр. Как Ваш сын справляется, кстати?

– Да он в порядке. Если честно, я думал, что будет значительно хуже. Нам еще относительно повезло. А то – бац! И вместо парня, приходит письмо. И посылочка с медалькой. Посмертно. Хорошо еще, что хоть кто-то умудряется вернуться домой целым и невредимым… Тебе сколько лет? Двадцать четыре – двадцать пять? Ты помнишь, какая жизнь была до Обвала?

– Классная была жизнь. Как шоколад. Может, потому, что я еще маленький был тогда. Первый кризис я вообще не помню – мне три года было, – ответил Ким, также принимаясь за «тубу тиге».

– Да и кризис два-ноль как-то не очень нас затронул. Мой отец был управляющим филиала банка, мама – аудитор. Оба работали в сфере финансов и делали хорошие деньги. Мы жили в Чарльстоне, Западная Вирджиния. У нас был огромный особняк, и райончик, что называется «для людей с доходами гораздо выше среднего». Мы с братом учились в шикарной частной школе. Школа только для мальчиков. Пиджаки, галстуки и соломенные шляпы с шелковыми ленточками на английский манер – вот такого типа была школа! Банк, где работал отец, был национализирован и выжил. Папа не только работу не терял – получил повышение. После Кризиса два-ноль, мой родители решили, что мы будем делать альтернативные инвестиции. Вот и все, что я знал про оба кризиса.

– Альтернативные инвестиции? А во что?

– Отец заезжал в «Уол-март[38]» три раза в неделю и закупал еду. Консервированная фасоль, мясные консервы, макароны, мука, сухое молоко… Этой лабудой он заполнил весь подвал. Одной туалетной бумаги была, не поверите, – целая полка! У нас были автономный электрогенератор и две бочки бензина в гараже… Сейчас я думаю, что мой папа как-то знал, что начнется Обвал.

– Ну, и помогли вам эти ваши инвестиции?

– Ни хрена… Как Обвал начался, мои родители сразу потеряли работу, но это не было большой проблемой: в магазинах все равно были только пустые полки. Мы начали потихоньку юзать то, что хранилось в подвале. Две-три банки консервов в день. Папа рассчитал, что у нам хватит по крайней мере на четыре года… Хрен там! Два месяца спустя, нас ограбили.

– В смысле: как банки грабят?

– Ну да. Под дулом пистолета. Может быть, соседи узнали о наших запасах, и стало им завидно, кто знает? Грабителей было шесть. Две бабы, четыре мужика. Отец пытался им помешать, так его застрелили. Прямо на лестнице в подвале…

– Черт!

– Они заперли меня и моего братишку в туалете наверху, и сказали маме, что отправят нас вслед за отцом, если она не будет помогать. Ну, она и помогала. Они грузили наши вещи в наши же машины… У нас две машины было: внедорожник отца и компакт «Дэу» у мамы. Грузили, потом двое или трое из них уезжали куда-то и приезжали назад без вещей. Заправлялись нашим же бензином из бочек. Не знаю, они это все продавали или прятали для себя. А потом они уехали. До сих пор не пойму, почему они нас не застрелили под конец. У нас не осталось ничего, только диван и пустые шкафы. Они во внедорожник не поместились.

– В Полицию звонили?

– Конечно. Они помогли. Направили труповозку, чтобы увезти тело отца в морг. Все.

Марк хорошо помнил, как федеральные и местные службы не могли справиться с волной преступлений и происшествий в течение нескольких месяцев после Обвала. Операторы службы 911 не могли потратить более сорока секунд на вызов! Самое печальное было то, что они почти ничем не могли помочь большинству звонивших. Что делать? В вашем распоряжении столько-то патрульных автомобилей, столько-то пожарных машин, столько-то машин «скорой». Даже работая сорок восемь часов в сутки, эти автомобили не успели бы объехать все места убийств и вооруженных ограблений. А что до краж со взломом и других менее опасных преступлений, Полиции просто некого было туда отправить. Не считая того, что и с бензином начались перебои! Слава Богу, через четыре или пять месяцев после Обвала, волна звонков в 911 начала спадать. В Полиции была шутка, что люди перестали звонить 911 не потому, что стало меньше преступлений, а потому, что у мобильников сели все батарейки. На самом деле, во многих местах у преступников просто закончился бензин, и им пришлось срочно изобретать менее моторизованные версии своих преступлений. А в некоторых кварталах преступникам стало просто очень неуютно. «Граждане-активисты», при негласной поддержке Полиции, ввели там немедленное линчевание за любые насильственные преступления. Суд Линча – это вам не гуманное американское правосудие, с изворотливыми адвокатами и продажными экспертами защиты. Соседи быстро приносят все необходимое: веревку покрепче, табуретку под ноги, а для вящего гуманизма – кусочек мыла. Пять минут – и бандит уже болтается на фонарном столбе!

– В общем, Обвал он и есть Обвал. Вот сегодня у тебя все есть, а завтра – ничего не стало. У нас ничего не было, никаких продуктов, одежды, ничего, – продолжал свой рассказ депьюти, – Спали на диване, а шкафы разломали, чтобы топить камин. Хорошо еще, уже весна была, не так холодно. Мама бегала по всем благотворительным заведениям, искала еду. Но большинство из контор были уже закрыты. Какая, к чертям, благотворительность? Жратвы ни у кого не было, так, – старые запасы. Мама сказала: если мы останемся в Чарльстоне, лето, может, и протянем, а зимой – загнемся. Не от голода, так от холода. Надо ехать туда, где зимой снега не бывает. Она нашла какого-то дальнобойщика, тот сжалился над нами. Грузовики тогда еще работали, только ездили большими колоннами, чтобы избежать грабителей. В общем, нас водила взял в такой рейс и довез до самого Хьюстона. И мы поселились тут, в трущобах. ТШГ тогда были куда меньше, только вдоль шоссе на пару миль. Это теперь трущобы так разрослись… Культурный шок был еще тот… Мать пошла работать на свалке. Финансовый аудитор – мусорщицей! Снимали угол. Представляете: после особняка – угол! В комнатушке семнадцать человек! Потом построили себе дом. Ну, не совсем дом, так – хибару в три стены, но все же свою. Так и живем здесь с тех пор. Привыкли…

– Да, офигенная история, – сказал Марк, – А вот мои дети про первый год Обвала не помнят совершенно. Старшему, Уильяму, во время Обвала было пять. Он только в школу пошел в том году.

– В школах тоже тогда всякая фигня творилась, – кивнул Ким. – Мой братик и я пошли, конечно, в школу Нулла – ближе к нашим трущобам и сейчас ничего нет. Я помню, как моя мама надрывалась, чтобы купить нам школьную форму. Помните те первые обязательные школьные формы в Техасе?

– «Скул-смартс»? Белые рубашки, темно-синие брюки, черные ботинки?

Конечно, Марк помнил эти самые «Скул-смартс». До Обвала в Техасе на было школьных униформ. Сразу же после, Конгресс штата Техас ввел их в оборот. Это было что-то вроде симптоматического лечения неизлечимой болезни: как морфин от рака, укололи, и какое-то время не больно. Если одеть всех школьников в одинаковые белые рубашечки и синие брючки, не будет так заметно, что большинство живет впроголодь. Беднейшим семьям выделяли деньги из бюджета на покупку этих школьных форм, а остальным – пообещали вычесть стоимость из налогов. Тем не менее, большинство семей, даже не бедных, затруднялись купить форму. Китай прекратил экспорт дешевой одежды и обуви, на всех рубашечек не хватало… Дизайн «Скул-смартс» не выдержал и двух лет и был заменен на более демократичную форму, которую почему-то прозвали «Сингапуркой»: синие шортики до колен, такие же синие футболки и спортивные тапочки. Когда Патрик, младший сын Марка, пошел в школу, была еще одна, последняя реформа школьной формы. Ей дали прозвище «Сафари»: ткани защитного цвета и камуфляж все еще выпускались в достаточных количествах, и их было легче достать, чем синюю ткань.