Поэтому вечером я иду в рейд. Без всякой разведки, так как времени нет совсем: пока клетчатка созреет, норму успеют урезать еще пару раз. А если мы идем в рейд без разведки — значит, первым иду я, чтобы вовремя обнаружить охрану. И последним потом тоже иду я, чтобы прикрывать группу.

Но самое неприятное — таких рейдов у меня впереди еще штук пять. Наобум, вслепую, по старым лазам, где запросто может оказаться какая-нибудь гадость. Например, усыпляющий газ. Или банальные капканы. Техника — она без эмоций, ее не учуешь.

Но не рассказывать же все это перепуганному мальчишке, который уверен, что Совет клана собирают исключительно ради него.

Нет, про Аденора там тоже говорили. Грендель сообщил, что у нас новый член, мутант со способностями лекаря. От Рады и Лейна все уже об Аденоре знали, так что новость оказалась старостью. Только порадовались, что у нас еще один медик будет. Не так много их у нас, каждые руки на счету. Да и радоваться больше было нечему.

Я еще тогда подумал, что никто про Реттисси пока не знает. Или их еще не нашли, или не разобрались, что к чему. Если, конечно, вообще стали разбираться...

А мелкий, судя по всему, еще и в технике соображает. Лампу починил, не мигает, надо же. Я вспомнил, как он оступился и свалился со стола прямо мне в руки. Горячий, смущенный, встрепанный. У меня сразу так тепло в животе стало, что даже отвернуться пришлось. Тем более, я сам ему сказал, что не трахаюсь с подростками. В общем-то, не трахаюсь, но организму же этого не объяснишь. Тем более, после облома с Лейном.

И, кстати, это действительно проблема — где? Не говорить же мне мелкому: иди, погуляй часик, у нас тут интим намечается. Он и так на меня смотрит, как на сексуального маньяка. Не знаю, каким образом они там, наверху, выходят из положения, но явно иначе, чем мы. А может быть, у них на всех хватает женщин. Или у них лишним мужчинам капли какие-нибудь дают или таблетки, чтобы не возбуждались. И надо, наверное, прекращать на эту тему думать, потому что…

Потому что.

Я осторожно вытащил из-под Аденора руку, на которой тот спал, тихо встал, укрыл его одеялом, посмотрел на безжалостный хронометр и пошел в душевую кабинку. Давно я такими вещами не занимался, видимо, придется опять начинать.

Дверь я постарался прикрыть без щелчка, стащил трусы, прислонился к стенке, обхватил себя ладонью. Представил Лейна — как он медленно стягивает с себя комбинезон, сидя на моих коленях…. Раньше это всегда помогало, но сегодня мне в голову лезла всякая ерунда — как я с Дорсетом ссорился, как Аденор не вовремя с Радой в каюту ввалился, как он падал со стола прямо мне в руки… И вот стоило вспомнить про это, в животе снова стало жарко, между ног заныло, потяжелело, и дальше все пошло как полагается и даже быстрее, чем обычно.

Когда подкатило так, что терпеть и сдерживаться было уже невозможно, я прижался спиной к холодному пластику кабинки, пытаясь остаться на ногах. И еще каким-то краем сознания вспомнил, что должен вести себя как можно тише, поскольку в каюте спит не Лейн, а мелкий. И будить его стонами и воплями совершенно ни к чему.

Я все же сел в итоге на пол — все силы ушли на то, чтобы не орать. Сразу же потянуло в сон, глаза сами собой закрывались, хотелось забраться под одеяло, свернуться в комок и забыть обо всем. Но я кое-как встал и включил ионный душ на самое малое тепло, чтобы хоть немного прийти в себя. От брызгавшей в лицо прохладной воды стало легче, в голове прояснилось, и я вспомнил, что говорил на Совете Грендель про мелкого.

Лекарь.

Но мой личный, пусть и небольшой опыт утверждал совсем обратное. Не лекарь, а убийца. Хотя…

Я ощупал висок, на этот раз сильнее и тщательнее. Где-то под кожей чувствовалось нечто, напоминающее тонкий рубец. Словно мышцы разрезали, а затем сплавили лазером. При нажатии ощущалась еле заметная боль, как в не до конца зажившей ссадине. Значит, Грендель не соврал, когда рассказывал мне после Совета о пробитой кристаллом голове. Нет, я ему верил, конечно, но… Чудно как-то.

Хотя если Аденор мутант, то все может быть. Не исключено, он и правда способен не только убивать. В таком случае я очень удачно нашел его там, наверху. С одной стороны — оружие, а с другой — скорая помощь.

Я хмыкнул, выключил душ и полез в шкафчик за полотенцем.

Мелкий, похоже, уже не спал. Он лежал ко мне спиной, я непроизвольно настроился на его эмоции, и меня вдруг снова затопило целой бурей самых разных чувств. Похоже, Аденору приснился кошмар, и сейчас он, еще не до конца придя в себя, находился во власти пережитого. Неудивительно, честно говоря. Я бы тоже долго переживал, попади наверх при подобных обстоятельствах. Дня три, не меньше.

Я присел на кровать, протянул было руку потрясти Аденора за плечо. Потом вспомнил, что ему не нравятся чужие прикосновения. И еще вспомнил, как его называла Рада. Задержал пальцы в паре дюймов от худого смуглого плеча, откашлялся и сказал, чувствуя почему-то непривычное смущение.

— Не переживай, Нор. Никто тебя никуда из клана не выгонит. Дед тебя натаскает, научит пользоваться даром. Он же двусторонний телепат, он умеет. Понятно, что ты привык совсем к другой жизни, но что теперь делать. Живой, здоровый — самое главное. Освоишься, друзей найдешь, может быть, даже девушку. Тут у тебя очень неплохие шансы — девчонки любят все новенькое. Вон, Рада — и та заинтересовалась, а она знаешь какая привередливая! Давай поднимайся, мойся, и пойдем завтракать. Тебя дед к себе ждет, он просил напомнить. А мне вечером в рейд идти, надо выспаться как следует. Только ты не удивляйся, сегодня завтрак будет не очень… сытным.

— Почему? — он повернулся так резко, что я не успел убрать руку, которую так и держал у его плеча, и моя ладонь случайно оказалась на его груди.

У Нора была такая гладкая теплая кожа, что я на пару мгновений забыл, о чем говорил. Просто чувствовал и все — это тепло, эту гладкость, торопливый стук сердца под пальцами. Потом опомнился, конечно, убрал руку и отвел взгляд. Почему-то сейчас его глаза были не синими, а снова почти черными.

— Проблемы у нас на плантациях, — неохотно сказал я. — Я не биолог, не химик, только в общих чертах знаю. Есть какая-то бактерия, питающаяся клетчаткой, она все время мутирует. Раз в полгода появляется новый штамм. Иногда его удается вовремя обезвредить, иногда нет, и тогда у нас остаются только консервы. Обычно биологи справляются, но в этот раз была какая-то стремительно жрущая белок плесень. В общем, плантации погибли, там сейчас все чистят, стерилизуют. Я с рейдерами вечером наверх пойду, за закваской. Но ты сам должен понимать — пока она приживется, пока вырастет, пока массу нужную даст. Время, в общем. Недели две. Поэтому Совет ограничивает норму, чтобы дотянуть до урожая.

Нор нахмурился, что-то соображая. А я — пока не посыпались лишние вопросы — встал, стащил полотенце и потянулся за своим любимым комбинезоном.

Которого почему-то на месте не оказалось.

Я так удивился, что забыл о своей наготе. Полез в шкаф — пусто, только запечатанные комплекты лежат. На кресле и стуле его тоже не нашлось, хотя я для верности поворошил шмотки Аденора. Тогда я сел на стол и принялся вспоминать, когда в последний раз видел свой комбинезон. Вчера я ходил в одноразовой рубахе и в таких же штанах. Вон они в углу валяются, я их перед сном туда кинул. До этого… Память решительно отказывалась мне помогать.

Я повернулся к Аденору.

— Ты не помнишь случайно, куда я запихал свой комбинезон? Тот, в котором был в рейде? Такой… темно-синий, с кучей карманов?

Нор судорожно сглотнул и отвел взгляд. Пробормотал что-то невнятное и хриплое. И опять покраснел — лицо, шея, грудь — вплоть до крохотных коричневых сосков. Тут я вспомнил, что сижу на столе голый, а Нор — не Лейн, у него другое воспитание.

Встал, поднял с пола полотенце, прикрылся и опять повернулся к мелкому. Он все еще полыхал румянцем, как девушка. Я опять отвлекся, представив себе, какая у него сейчас горячая и приятная на ощупь кожа. Потом мысленно стукнул себя по затылку и повторил вопрос.