Последующая герменевтика не только окончательно порывает с интересом к авторской личности, но и предпринимает совершенно новую трактовку произведения, полемизируя с предшествующей герменевтикой по вопросу об объективности присутствия в произведении определенного глубинного смысла, поддающегося рациональной дешифровке. Такого рода полемика связана с именами М. Хайдеггера и Г.-Г. Гадамера.

М. Хайдеггер, отказавшись видеть в литературе выражение авторской личности, определил художественное произведение как выражение «истины бытия». Литературное произведение, понимаемое как «облик истины бытия», по Хайдеггеру, должно быть объектом особого типа исследования, который Хайдеггер называет «герменевтическим», противопоставляя его «метафизическому» подходу. Под «метафизическим» подходом Хайдеггер подразумевает установку на научное, рационально-логическое постижение произведения искусства. Именно к такого рода рассмотрению художественных феноменов и тяготела предшествовавшая герменевтика, исключая, правда, ее романтический вариант. Напомним, что в системах Ф. Шлейермахера и В. Дильтея, основоположников романтической герменевтики, было обосновано и неизбежное присутствие субъективного элемента в акте понимания, и то важнейшее значение для толкования произведения, которым обладает интуиция герменевта. Однако герменевтика XX в. была преимущественно сциентистски ориентированной: психоанализ, юнгианство и мифокритика мыслили себя сугубо научными формами критического знания, нацеленными на выявление исключительно объективного результата. Поэтому в рамках оригинальной хайдеггеровской терминологии они вполне могут рассматриваться как варианты «метафизического» подхода к произведению искусства.

Продолжая идею противопоставления герменевтики и метафизики, Хайдеггер предметом «метафизического» подхода к явлениям действительности называет «сущее». Под «сущим» Хайдеггер понимает то содержание наличной действительности, которое вполне поддается научному познанию.

Герменевтический же подход направлен на «бытие». В книге «Бытие и время» (1927), которая является центральным произведением раннего периода творчества немецкого философа, бытие определяется как то таинственное, сокровенное содержание действительности, которое доступно человеческому пониманию только в аспекте переживания, но не в аспекте познания: рациональному объяснению и научному исследованию оно не подлежит.

По Хайдеггеру, современные европейцы утратили способность переживать таинственный смысл вещей и «забыли бытие ради сущего». Потеря уважения к таинственному аспекту действительности в свою очередь оборачивается стремлением подвергнуть ее исключительно рациональному исследованию – с тем чтобы затем выразить в понятной схеме и «подчинить целям человеческой пользы» [Косиков 1989, 27]. По Хайдеггеру, это качество европейского ума содержит в себе опасность, которая может обернуться для европейской цивилизации полной утратой духовности. Поэтому, пишет он, нужно «вернуться к бытию», к способности переживать действительность в ее нерасторжимой целостности, к пониманию того, что в жизни присутствует таинственный смысл, доступный человеку не в промысливании, а только в ощущении. Этому-то и должна научить изобретенная Хайдеггером онтологическая герменевтика – герменевтика бытия, ориентированная на постижение таинственного, сокровенного содержания жизни. Противопоставляя онтологическую герменевтику рациональному познанию действительности, Хайдеггер трактует ее как форму интуитивного понимания, т. е. понимания, не опосредованного анализом и рефлексией. Недаром свой метод Хайдеггер называет методом «опрашивания» бытия и «вслушивания» в него.

По Хайдеггеру, сферой, в которой «хранится» бытие, является язык, слово и, следовательно, словесное произведение искусства. В соответствии со знаменитыми максимами Хайдеггера, язык – это «дом бытия», «хранилище бытия», «лоно всей человеческой культуры», «в обители» которой «живет человек». Поэтому само художественное произведение и определяется Хайдеггером как «весть бытия», как «устойчивый облик истины бытия».

На основе такого понимания произведения в философском творчестве Хайдеггера складывается оригинальная теория творческого акта. В рамках этой теории главная роль в творчестве присваивается языку: в произведении, по слову Хайдеггера, «правит» язык, а не авторская воля. Автору при этом отводится роль «органа языка», медиума, через речевую деятельность которого и выражает себя бытие. Язык, по Хайдеггеру, приносит художнику «весть бытия», и тот оформляет ее облик в акте создания произведения. Поэтому поэт определяется Хайдеггером как «вестник бытия», «пастырь» («пастух») бытия и его «хранитель»: он «пасет» бытие, прислушивается к нему и выражает услышанное в слове. Таким образом, посредством авторской языковой интуиции вбирая в себя «весть бытия», произведение «свершает» его «истину».

Поскольку поэтическое произведение, по Хайдеггеру – это одновременно и творчество языка, и творчество поэта, его семантика складывается из двух групп смыслов. Первую группу образуют смыслы, которые входят в состав авторского замысла, вторую – смыслы, которые несет язык: они выговариваются в произведении сами собой, вне намеренной воли автора, осуществляя «замысел языка» по трансляции «истины бытия». Первую группу смыслов Хайдеггер метафорически обозначает словом «мир», потому что они образуют явственную семантику: они принадлежат автору, и тот стремится сделать их очевидными, открытыми и для читателя. Вторую группу смыслов Хайдеггер обозначает словом «земля»: это скрытые смыслы, образующие «тайну» произведения и оттого невнятные ни автору, ни читателю. Эта сокровенная семантика произведения уподобляется у Хайдеггера «земле»: данному образу он присваивает символическое значение недоступности, закрытости, противостояния попыткам внедриться внутрь себя, сохранения тайны. В этом плане «мир» трактуется как образ с противоположным символическим содержанием: открытости и доступности.

Названные две группы смыслов, по Хайдеггеру, в произведении находятся в отношениях вечного спора. «Спор земли и мира» – это спор «открытости» и «сокрытости» семантики произведения: произведение, с одной стороны, предлагает некий смысл, а с другой, хранит в себе «тайну», выражающую неисчерпаемую смысловую полноту бытия. Используя метафору спора «явленности» и «тайны» в литературе, Хайдеггер, по сути, ведет разговор о принципиальной смысловой многозначности любого произведения искусства: в нем всегда сокрыто бесконечное множество смыслов («тайна бытия»), приблизиться к пониманию которых можно только на почве интенсивного переживания.

Такое понимание литературного произведения и определяет оригинальность той критической методологии, которую Хайдеггер называет онтологической герменевтикой.

Задача онтологической герменевтики связывается Хайдеггером с истолкованием «истины» («вести») бытия, выраженной в произведении языком помимо сознательной воли автора. При этом Хайдеггер отвергает возможность интерпретации, которая была бы адекватна всей смысловой целостности произведения. В рамках его критической концепции произведение не может быть понято полностью, в совокупности всех своих смыслов: интерпретация всегда относительна, абсолютно адекватно реконструировать всю семантическую полноту произведения невозможно. Понимание герменевтом этого факта является непреложным условием толкования: герменевт должен помнить, что в произведении есть нечто принципиально непроницаемое и оттого не поддающееся интерпретации. Если герменевт не сохранит уважения к таинственному аспекту художественного смысла, то истолкование обречено быть ложным, искажающим художественный смысл.

Выдвигая данную идею, Хайдеггер полемизирует с предыдущей герменевтикой. И романтический, и марксистский, и психоаналитический, и юнгианский, и мифокритический варианты герменевтического знания исходили из веры в то, что даже самые глубинные пласты художественного смысла можно декодировать, если последовательно придерживаться выдвигаемой совокупности правил и технологий. По Хайдеггеру, никакие правила не могут гарантировать полное проникновение мысли герменевта в сокровенную суть произведения. Целиком исчерпать художественный смысл в процедуре интерпретации нельзя, прежде всего потому, что в произведении всегда присутствует не декодируемый смысл и оно стремится к «утаиванию» его.