— Прости, но я никуда тебя не отпущу после приёма. Даже если справишься.

Славка лишь сонно почесал ухо и ткнул его локтем аккурат по губам, где ещё с прошлых «танцев» зиял след от встречи с твердолобым.

В субботу Влас, как и обещал, водил Славика в «Нормандию», эдакий английский клуб — место встреч и отдыха деловых людей. С ними пошёл Дэн, хотя был и не в настроении. Слава весь вечер сидел как пришибленный, впечатляясь серьёзностью людей, что присаживались к ним за столик, восхищаясь искусством так непонятно выражаться, когда всё яснее ясного, просто скажи: «Молодчик ты, Северинов, опять нас наебнули, спиздили контракт из–под носа!» Именно этим своим наблюдением Славка шёпотом и поделился с Дэном, когда Влас ушёл провожать очередного научно–заковыристо говорящего чела в дорогом, но мятом костюме.

— Это ты прав! — повеселел Денис, представив, как Паратов, держатель заводов–пароходов, так бы прямо и сказал. — У нас вообще всё не просто. Люди говорят не то, что думают. Главное достоинство человека — вовремя промолчать, а не сказать.

— Фу–у–у… Это скукотень и зассыканство! Ну, трусость, то бишь. Если не можешь сказать то, что думаешь, и так, как думаешь, то ты как в рабстве.

— Наверное, ты прав. Обеспеченность не даёт свободы. Только скуку и трусость потерять то, что есть. Или даже немногое из этого. — Дэн воспринимал Славку серьёзно. — Мы не свободны.

— А где же любовь–морковь? Она ж это… окрыляет! — И Славка изобразил мультик старой рекламы «Red Bull».

— Да… — Дэн даже махнул рукой. И вдруг он решил посоветоваться с этим подзаборным Конфуцием. — Слушай. Ты бы простил девушку, если она увлеклась другим, бросила тебя, но потом сама оказалась брошена? Обожглась.

— Ну… Красивая?

— Да, — ухмыльнулся Дэн.

— С буферами?

— А разве бывают девушки без буферов?

— Бывают! — Славик махнул ручкой с видом знатока. — Корочи, я бы простил. Она же не специально. Её же увлекли. Пожалей её по–нормальному, не один раз. И всё! И будет тебе этот… веримент*!

— Что?

— Веримент! Это ж ваш базар! И потом, ежели ты её любишь, взаправду только, то по–любасу простил уже и без моих ценных советов. И тем более без советов этого… — Славик кивнул на возвращающегося Власа. — Он тебе насоветует! Он в этом нифига не понимает.

— Ты чудной! — успел вставить Дэн.— Знаешь, я тебе свой телефон оставлю. Ты мне звони, если помощь понадобится потом. Хорошо?

— О’кей!

Дэн сел ближе к Славке, на его диванчик, и, показывая взглядом, тихо характеризовал некоторых персонажей. Позже и Влас присоединился. Он обращал внимание своего подопечного в основном на то, кто какие жесты применяет, как держатся люди, с каким выражением лица говорят, как орудуют вилками и фужерами. Перманентное обучение.

Вечер в «Нормандии» испортил Григорий Тимофеевич, батюшка–барин. Появился неожиданно и сразу направился к молодым, издалека раскрывая по–отечески руки.

— Мамочки! — пискнул Славик и пододвинулся к Власу.

— Не мамочки, а папочки, — тихо ответил Северинов–младший. — Сейчас начнёт морали читать.

Но «моралей» не было. Григорий Тимофеевич выместил с дивана Дэна, тяжело уселся, перевесив ногу на ногу, ослабил галстук, повелел принести портер («большенькую»). Усмехнулся, разглядывая троицу:

— Вот ведь как… и птенчик здесь. Зачем?

— Хочу показать ему наше общество, — спокойно ответил Влас.

— Зачем?

— Во–первых, возьму его с собой на подписание контракта и приём с «E–TRADE Bank».

— Зачем?

— Ты придёшь с матерью?

— Куда я без Софочки? Да и ей свальсировать хочется.

— Ну вот, а я с Вячеславом.

— Неплохо. В духе времени, я бы сказал. Ты забыл сказать «а во–вторых».

— А во–вторых, пусть привыкает. Ему ещё понадобится.

— Хм… А у птенчика ты поинтересовался, что ему надо?

— Пап, не начинай.

— Хорошо. — И дальше нудные разговоры про банк, про банк и опять про банк. Если Дэн ещё был в тренде обсуждаемого, то Славик совсем заскучал. И всё время пытался спрятаться за спину Власа. Не нравилось ему, как Григорий Тимофеевич посматривал на него. Вроде с улыбочкой, но в то же время с подозрением и не по–доброму. Так что Славка еле дождался, когда сие «удовольствие» закончится.

Уже дома, а приехали они рано, по детскому графику, когда Влас попросил Славку почитать Гюго вслух, мелкий вдруг оторвался от одного из самых ярких эпизодов, когда в пыточной камере опознали Гуимплена и назвали его лордом Ферменом Кленчарли, бароном, маркизом и пэром Англии, так вот, Славик вдруг поднял глаза на Власа и неожиданно спросил:

— Почему ты сказал отцу, что «мне это понадобится»? Я же просто Гуинплен и вряд ли буду пэром.

— М–м–м… — Северинов растерялся. — А вдруг кто–нибудь опознает в тебе принца голубых кровей?

— Разве что голубых… Ты отпустишь меня после среды?

— Смотря как ты справишься. — И Влас понял, что Славка справится безукоризненно. У него что–то заныло в груди и засосало под ложечкой. — А что бы ты сам хотел?

— Я сразу уйду!

— Читай давай дальше. — И Влас больше не слушал. Он вдруг решил, что не будет больше воспитывать мелкого, пусть оплошает. Пусть будет хотя бы повод, хотя если он захочет уйти, разве Влас сможет его остановить? Не сможет. Он понимал — не сможет.

Оставшиеся до приёма дни Славка сам вызывался вальсировать, докладывал об успехах в простом английском, выучил по фотографиям имена всех участников — как работников фирмы, так и американских партнёров. В общем, был молодцом. Только Власа это не радовало. Он уже даже не лгал себе, не пытался загородиться от правды всякими рациональными обоснованиями. Единственное, чего он не проговаривал себе в беспокойных ночных часах сидения на кровати с открытой книгой рядом — это слова о любви. Да, он привязался, да, Славка интересный и с ним легко, и даже да, он хочет его. Но нет, это не любовь. Ведь успешный, самодостаточный, умный аристократ не может влюбиться, во–первых, в парня, во–вторых, в Славку — чокающего, болтливого, наивного, простоватого, неинтеллектуального субъекта. «Не–е–ет! Это я увлёкся. Это быстро пройдёт. Это всё от скуки. Это от легкодоступности всех благ, богатство — оно развращает, удлиняет список и без того безграничных желаний», — внушал себе Влас.

В понедельник Северинов повёз Славика за «нормальным» костюмом и туфлями. Парень искренне недоумевал, чем «старый» костюм плох:

— Такие деньжищи! Это ведь на один день! Тебе деньги некуда девать?

— Почему на один день? Ты будешь носить, на меня твой размер всё равно не налезет.

— Ну уж нет! В джинсухе пришёл, в ней и уйду. Мне не нужны твои костюмы! Я возьму кроссовки, джинсы, олимпийку с полосочками, футболку — и харэ! Ну и тридцать тыщ, ты обещал! Я по–о–мню! Не отказался бы от какой–нибудь бутылочки из бара — в качестве подарочка!

Влас видел, что Славик ждёт не дождётся окончания севериновского рабства. Он уже напридумывал, как отправится к Стасу, что научит того пить абсент, что расскажет своим друганам о «непыльной работёнке», где пропадал, как будет всю неделю смотреть сериалы и найдёт книжку Гюго про Квазимодо. Влас слушал эти разговоры хмуро, не перебивал, но чувствовал, что просыпается в нём то ли злость, то ли безнадёга.

Первая половина вторника прошла в грандиозных организационных приготовлениях. Влас лично встречал мистера Роберта Хилла с семейством и отрядом адвокатов и вице–президентов «E–TRADE Bank». Лично провёз по центру, показал Красную площадь, вид с Большого Каменного на реку и на Храм Христа Спасителя, лично расселил в апартаментах гостиницы, согласовал завтрашний регламент. Вечером мистера Хилла будет развлекать Северинов–старший и ещё пара российских партнёров. А у Власа ещё была куча дел — он не доверял секретарям и специалистам по связям с общественностью, предпочитал во всё вникнуть самостоятельно. И вникал, и «был на созвоне», и выговаривал пресс–секретарю за бездарный ньюз–релиз, и сам перепроверил меню фуршета, и лично съездил со вторичным приглашением к одному правительственному лицу, без заинтересованности которого встреча с американцами не состоялась, и было ещё несколько дел, но Марина–секретарша таки успела вставить в перечень «горящих вопросов»: