А еще через некоторое время в палату вошел Стас.

— Наконец-то ты очнулась, — произнес он.

В глазах его метались черные всполохи.

Всю сцену я воспринимала как бы со стороны, без вовлечения в процесс. Возможно, так действовал укол. И еще я порадовалась, что меня не покинула способность мыслить логически. Ясность в голове была необыкновенная, хоть и заторможенность присутствовала в ней тоже. Но тела своего я не ощущала вообще. Как будто его отделили от головы. Ампутировали.

Не смотря на пустоту и ясность, мысли в голове ворочались довольно вяло, словно сытые серые мыши в подвале. Эта странная ассоциация пришла мне в голову, потому что я одновременно вспомнила почему-то картинку из детства. Я была в гостях у подруги, и она водила меня в подвальчик, собственноручно обустроенный ее дедушкой. Весь подвал вместе с печкой, а там почему-то была печка, был выложен глиной и выбелен. От ровности и не отличимости поверхности пола от потолка, стен и самой печки у меня создавалось впечатление эдакой целостности и игрушечности этого небольшого теплого и уютного помещения. И теперь мне почему то казалось, что именно такой подвал находится в моей голове. Ну а мыши вообще появились там от бедности воображения, не иначе.

Медленно, но неумолимо во мне росло желание вспомнить, каким таким непостижимым образом я оказалась здесь. Обрывки воспоминаний о последнем вменяемом вечере, страстный поцелуй, полуобморок Стаса и… Гоша. Страшный подросток Гоша с его недетским голосом и нечеловеческой силой. Ужас, правда ужас какой-то медленный и тягучий, снова затопил меня целиком. И я наконец почувствовала свое тело. Руки и ноги кажется были на месте. Голова тоже располагалась на привычном месте, соединенная с телом моей собственной шеей. Но что-то все равно было не так. Боже, уж не покусали ли меня эти вампиры?!

Видимо эта последняя мысль вызвала во мне довольно сильную эмоцию, что немедленно отразилось на моем лице, и на которую тотчас же отреагировал Стас.

— Что-то болит?

— Все болит, — хрипло и мрачно попыталась пошутить я. — Будто меня покусали.

— Никто тебя, слава богу, не кусал, — успокоил Стас. — Боюсь, какой-то побочный эффект проявился… Мне тоже было плохо, когда… В общем, скоро все должно стабилизироваться.

Я прикрыла глаза, плохо понимая, о чем речь.

— Я спрашивал… никто не знает. Известно только, что кроме обычной реакции на «пробуждение», взаимный обмен у такого как я с такой как ты смертельно опасен. Я, конечно, сглупил. Нельзя было подвергать ни тебя ни себя такому риску. Я слава богу выжил. Но ты… Я не хотел этого, Вика…

Одними губами я ответила.

— Я знаю…

В общем, я пошла на поправку. Потихоньку, в течении следующих нескольких дней, я снова научилась ходить, есть, говорить… И только слушать я теперь по-прежнему не могла. В моей голове почему-то все звучало так, будто я все время находилась в огромной пещере с эхом. Это было необычно. И это мешало мне жить. Стаса я ощущала как некий очень важный для меня объект. Когда он уходил, у меня поднималось давление, увеличивался пульс, и мне приходилось делать успокоительный укол. Но чаще всего он находился рядом со мной. Черные тени из глаз исчезли. И он все время обаятельно улыбался и шутил. А я ловила каждый его жест, каждую эмоцию. Словно боялась, что в любую минуту он может исчезнуть из моей жизни навсегда.

Однажды я рассказала ему о своем необычном видении, которое наблюдала во время своей странной внезапной болезни.

Он выслушал меня очень внимательно. Потом сказал.

— Когда-то очень давно, отец мне рассказал легенду об азгардах. В этой легенде говорилось, что азгарды создали тайную библиотеку, чтобы сохранить свои тайные знания для своих потомков… Красивая легенда… Надо рассказать отцу, — знакомая история. Эту легенду и я читала…

Стас легко поднялся, поцеловал меня едва касаясь губами в лоб, и грациозно проскользнул мимо вошедшей в палату и разинувшей невольно рот медсестры. Девушка была из рода охотниц за телами. Такие не скрывали своих желаний ни перед кем, и на лбу ее в данный момент горела неоновая надпись — «Я хочу». Вот и теперь, пожирая стремительно выбегающего в дверь Стаса глазами, она чуть не облизывалась.

— Симпатичный у тебя друг, — промурлыкала она, все еще оглядываясь, словно надеялась, что парень опомнится и вернется.

— Это мой жених, — внезапно для себя самой сказала я. И сразу подумала — «Чего сказала?»

Зато потом сразу заметила, как интерес к моему Стасу у медсестры из глаз куда-то вмиг исчез. И почему-то подумалось, что не надолго.

Лишь Стас рассказал мне о сне, который видела Виктория, я больше не сомневался. Тот самый день, про который говорил Влад, настал. И я ему позвонил и рассказал про библиотеку.

— Расскажи ему все. Пора, — услышал я в ответ. — Гоше знать не обязательно.

В этот вечер я долго беседовал со своим братом, рассказывая ему все то, что вынужден был скрывать до этого дня.

И про то, что Виктория не обычный человек. Одна из нас. И про то, что при тестировании оказалось, что у Виктории стоит мощный блок… Поэтому было решено довести ее до такого стрессового состояния… И про то, что не разбудить ее было нельзя. Потому что она — Хранитель. Кто такой Хранитель, мы знали все. Но ни разу среди нас не было ни одного Хранителя. Именно поэтому в Конторе было решено пойти на такие риски.

Я не был таким как Стас и мой отец. Я был другим. Меня не пробуждали. Просто потому что не успели. Прикрыли проект и я, усыновленный Вадимом Сергеевичем Зотовым, поехал жить почти обычной жизнью с новой семьей. Почти. Потому что кое-что во мне все-таки от обычного человеческого отличалось.

Я был мал и мало что помнил. Хотя, с детства меня все равно потихоньку обучали всяким штучкам. Поначалу к нам приходила Ольга Филипповна, секретарша отца. Я смутно помнил, что в нашем «санатории» Ольга Филипповна ходила всегда в белом халате. Теперь же она, полная, добродушная, с пучком светлых волос, оказавшись одинокой секретаршей, очень привязалась ко мне. И часто баловала сладостями и всякими послаблениями. Я учился поднимать в воздух перышки и зажигать свечи усилием мысли. Кухня была для меня классной комнатой, потому что там меня учили варить всякие интересные составы. И к выпускному в обычной школе я уже имел толстую тетрадь с разными рецептами, увидав которые обычный медик воскликнул бы «шарлатанство!», а любой знахарь замечтал бы мою тетрадочку получить в вечную собственность.

Влад был опытнее нас всех вместе взятых. Отец сказал, что он один из самых первых пробужденных. Возможно, он был очень стар, если считать годы по человеческим меркам. В моем мире возраст не измеряется годами. Я даже не знал, сколько лет на самом деле моему отцу и моему брату. Конечно, я знал, что на самом деле мы не родственники. По человеческим меркам. Однако то, что объединяло нас, делая необычными для других людей, заставляло порой поверить в ту мифическую историю об азгардах…

Постепенно Влад обучал меня все более сложным вещам. Я знал, как можно остаться не видимым в присутствии толпы людей или как внушить человеку какую-то определенную мысль. Хотя использовал для этого более примитивные способы, чем пробужденный, и от того мои усилия приводили лишь к небольшим и временным эффектам. Но Влад учил меня использовать более мощные вещи. Например, как вызвать и переместить тучу с настоящей грозой. Мне еще предстояло научиться управлять молнией в этой туче, когда внезапно наши планы изменились, потому что в них вмешались не посвященные в наши дела мои братья.

Стас слушал меня молча. Потом сказал:

— Это невероятно. Виктория — пища, пища для гурмана. И то, что она при этом оказалась одной из нас… Впрочем, теперь понятно… Значит, она — Хранитель…

— Ты помнишь, кто такой Хранитель? — спросил я его. Я хорошо помнил содержание легенды, но подробностей расшифровок тех немногих обрывочных знаний, что дошли до наших дней об асах, я не знал. Стас знал больше, потому что в проекте участвовал дольше.