Когда Олесь нажал "отбой", Наталья Николаевна разве что из юбки не выпрыгивала, желая подробностей. Он сделал вид, что занят работой, и на просительные взгляды не реагировал.

Так прошло около часа. Наталья Николаевна успела позвонить домой, выйти в соседний кабинет, вернуться, сыграть в свою любимую игрушку.

— Олесик, ты не говорил, Катерине лучше?

— Лучше, — буркнул он.

— Вот и хорошо. А один справляешься? Ну, без нее?

— Да, спасибо.

— Скучно по вечерам, небось?

Она так толсто намекала, что Олесь не выдержал:

— Нет, что вы. Мне друг не дает скучать, постоянно таскает по клубам и ресторанам. И сегодня… тоже. Надо к восьми быть, а я никак не успеваю.

Он полностью скопировал Гошину ехидную ухмылку, испортившую настроение в понедельник.

Как следствие, с работы он ушел не только вовремя, но и задержался минут на десять: добрая Наталья Николаевна, ратовавшая за семейные ценности, завалила его бумажной работой, которую должна была сделать сама, и давно. Олесь не спорил. Наоборот, предвкушал свое опоздание и великого Гордеева, который самолично его собирался забрать.

Гоша пришел не с пустыми руками. Видимо, хотел, чтобы Олесь соответствовал, поэтому притащил рубашку с модными рукавами в три четверти и тонкий синий галстук. Заставил Олеся переодеться и удовлетворенно кивнул.

— Отлично. Все парни будут твои.

— Не нужны мне парни, — буркнул Олесь.

Настроение стремительно портилось. Он снова чувствовал себя Золушкой, но не той, которая в финале сказки выйдет замуж за принца и будет править королевством, а бедной родственницей.

— И не нужно мне больше одежду покупать. Спасибо, я сам как-нибудь.

— Так не поймут, если ты придешь в шмотках с рынка, — сказал Гоша устало.

— Да плевать мне на то, что обо мне подумают.

До клуба они ехали в полной тишине, а Олесь задумчиво курил в окно.

— …И я никогда бы не сказал, что у этого парня такое роскошное тело, — глумливо подмигнул Митя. — С виду — самый обычный, а на фотографиях — бог, просто бог. Такими, как ты, Алик, еще древние греки восторгались.

Они стояли возле бара и общались с гребаным Митей уже полчаса. За это время Олесь услышал многочисленные версии собственного имени и понял, что когда Гоша обнимает его за пояс, хочется Гордеева ударить. Именно так — двинуть в наглую физиономию, на которой благодаря потрясающему актерскому таланту было выражение искренней привязанности. Так, наверное, модные девочки любят своих щуплых собачек — за то, что те помещаются в сумочки и не гадят в них же.

— Спасибо вам, — нежно улыбнулся Олесь. — У меня такие комплексы, не поверите… И только Гоша, — он погладил Гордеева по спине и снова улыбнулся, — дал мне понять, что такое настоящая мужская красота.

И тут Митя скосил взгляд на его правую руку и удивленно хмыкнул.

— Вы уже поженились?

— В смысле? — не понял Олесь.

— У тебя обручальное кольцо на пальце.

Олесь посмотрел на руку и понял, что забыл его снять. Пиздец.

— Я... — протянул он, не зная, что соврать.

— Он женат, — сказал Гоша. — Как и ты, Митя.

— Ну я ж с парой по клубам не хожу.

— А я тоже не хожу, — брякнул Олесь. — И вообще разводиться собираюсь. Брак не сложился, я понял, что не по девочкам, вот и...

Он бы еще продолжал выбалтывать о своих тайных желаниях — рассказывать о них Мите было забавно, — но увидел с другой стороны бара Пашку.

Тот таращился на него со странным выражением лица — словно пытался узнать, но не узнавал. Олесь понимал, конечно. Не каждый день видишь бывшего однокурсника, стоящего в обнимку с мужиком. Женатого однокурсника, уточнил Олесь сам для себя, и стало как-то похуй. Тайное становилось явным, что тут дальше.

— В общем, Гоша — это Гоша, — невпопад брякнул он и ухмыльнулся Мите. — Извините, знакомого увидел.

Пока он шел к порядком прифигевшему Пашке, успел услышать за спиной:

— Значит, женатый мальчик? А принципы как же? Кто говорил, что с женатыми…

— Митя, мальчик — модель. И будет ходить в ваших трусах и торговать своей задницей.

Ублюдок, мстительно подумал Олесь. И сам не понял, кого так назвал.

Пашка сделал вид, что в этой встрече нет ничего необычного, и даже слегка приобнял.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, Олеська!

— Так мы ж уже на дне рождения Мити встречались, — пожал он плечами. — Я вот тоже не знал, что ты такой тусовщик.

— Положение требует. Я бы рад дома сидеть под телевизором, но не могу. Да и, — Пашка вздохнул, — не с кем.

— И поэтому ты к Катьке моей в больницу наведываешься?

— А ты против? — сразу вскинулся он. — Я ее сто лет не видел, она торчит в этой гребаной больнице, скучает!.. Ты же не думаешь, что я...

— Нет, — сказал Олесь, — не думаю.

И решил, что ему похрен. Что он даже обрадовался бы, если бы Катерина завела с Пашкой роман. По крайней мере, совесть за свои желания бы не так мучила.

— Ты с Гордеевым?

— Да. То есть... нет, я был моделью, Гордеев меня снимал. Фотографировал.

— А, — Пашка даже не удивился. — Ты всегда смазливым был, тоже хороший способ денег заработать, — а потом добавил шепотом: — Ты с ним осторожнее. Он, говорят, педик.

Олесь усмехнулся.

— Знаю. Он этого и не скрывает. Причем, не нарочито, как некоторые… — он кивнул на сцену, где надрывался очень модный певец из ранних.

— Все равно осторожнее. Тебе же на съемке раздеваться придется.

Нельзя было говорить о том, что Олесь с удовольствием разделся бы еще раз, что ему ничего не светит, вообще никак, хотя очень хочется…

Он поискал глазами Гошу — тот навис над одним из диванчиков и, смеясь, что-то говорил какому-то мальчишке.

— Они не такие, — задумчиво ответил он Пашке. — Во всяком случае, мне никто не предлагал оргию.

— А ты и не против был бы? — облегченно рассмеялся старый друг.

— А что?

— А Катерина?

— Катерина, да, — покачал он головой.

Пашка подался ближе и вполне серьезно сказал:

— Ты ее береги. Она у тебя — золото. Я бы такой никогда не изменял.

— А я и не изменяю. Не с кем потому что, — буркнул Олесь злобно.

— Ну... Слушай, а ты же экономист, вроде бы.

— Ну да, как и ты.

— Нет, работаешь же по специальности?

— Да, — Олесь не понимал, к чему он ведет.

— А зачем тебе подработка? Жопу демонстрировать на потеху публике, — Пашка махнул рукой в сторону большого баннера на стене с фотографией.

— Лицо не видно все равно. А еще Катино лечение стоит дохрена. Приходится вертеться.

— Ты же лучше всех в группе учился!

— Да. Но экономисты много не зарабатывают.

Пашка задумчиво наморщился, а потом допил свою водку и сообщил, что позвонит.

— Опять в гости заедешь?

— Может, и заеду... Ладно, я там увидел кое-кого, — они распрощались, и Олесь вернулся к Мите, потому что не знал, куда ему приткнуться.

Тот сразу же принялся отвешивать комплименты, знакомить с кем-то, а Гоша тем временем трепался то с одним каким-то мужиком, то с другим, потом его обступили со всех сторон три модельки и принялись щебетать.

Олесю хотелось домой.

Как назло, всюду были его фотографии: на большом экране, на баннере. И мальчики эти полуголые — типа официанты. Сладкая жизнь. Олеся мутило.

Но подойти к Гоше и отозвать его в сторону он не мог — не хотел уподобляться. Думал свалить по-английски, но понимал, что нужно отрабатывать, и это ставило его в одну шеренгу с девицами-модельками, которые вились вокруг Гоши. С той только разницей, что порядковый номер у него был первый. Даже не надраться было: Гоша предупредил, что пить много нельзя. Нельзя — значит нельзя, все понятно.

Олеся постоянно фотографировали, с ним разговаривали, с ним знакомились.

— Ну как? — раздался голос Гордеева.

Гоша подошел со спины и сразу же обнял его за плечи — бдительный Митя ошивался рядом.

— Нормально, — отозвался Олесь.

— Хорошо. Ты домой сам доберешься? У меня тут… дела.