— Ужасно печальная история, — Вика смахнула непрошеную слезу. Ей правда было очень жаль несчастных влюбленных. — Но почему Арканта является именно мне, чужачке из другого мира?
— Спроси что полегче, — отозвался Блайвор. — Быть может, потому что ты тоже появилась здесь невестой?..
— А мне больше интересно, с какой радости призрак Арканты вдруг объявился в Торнхолде, когда при жизни она не бывала здесь ни разу? — задался вопросом Риндаль.
— Ну, это-то как раз объяснимо, — улыбнулся Блайвор.
— Я весь внимание.
— Торнхолд — сердце Иннарии. Здесь место средоточия силы — нашей, волчьей. Ну и куда же еще податься бедному призраку оборотня, как не сюда?
— Пожалуй, ты прав, — согласился Риндаль. — Теперь понять бы, чего она хочет. Возможно, хочет поведать свою историю?
— Вот завтрашней ночью и постараемся выяснить ее цели, если она снова придет. А сейчас пора спать, — прозрачно намекнул Блайвор брату, чтобы тот отправлялся в свои покои.
Поспорить тут было не с чем. Риндаль поднялся и ушел.
Вика откинулась на подушки. Эта девушка, Арканта, никак не выходила из головы.
— Она ведь умерла? — тихо спросила Вика. Горло с трудом вытолкнуло слова.
— По всей видимости. Спи.
Сразу после завтрака Наташе пришлось идти на конюшню. До последнего она надеялась, что это шутка, глупый розыгрыш. В крайнем случае, сучий сын Блайвор просто отменит свое идиотское распоряжение.
Но вот она стояла посреди конюшни, а никаких перемен в ее судьбе не намечалось. Еще один урод, Кворн, всучил ей лопату с граблями и заявил, что пока лошади на выпасе, нужно вычистить денники и заменить полстилки в них. Вот сам бы и чистил — с какой такой радости ею командует какой-то паршивый конюх?!
Подстилок, кстати, Наташа вовсе не нашла. Ни в одном деннике — а их, к вящему ужасу, было не меньше тридцати. Везде только солома да кучи дерьма. Никогда бы не подумала, что лошади столько срут! Ну почему ее не отправили на псарню?! Собака за неделю столько не нагадит, сколько лошадь за день!
Что ж за мерзкие животные!
Взяв в руки лопату, Наташа брезгливо подцепила кучку навоза. И куда гадость теперь? Ах да, Кворн вроде говорил, что в тачку. А эта погань где?
Пошла спросила. Заодно довела до его сведения, что никаких подстилок, и сменных, между прочим, тоже, нигде нет. Придурок расхохотался. Ну что взять с конюшенного быдла!
После уборки в трех денниках у Наташи уже обрывались руки, после пяти — отваливалась спина. А тут еще этот ублюдок Кворн просветил, что солома и есть подстилка — именно ее следует заменить. Да что она ему баба деревенская — стога сена тут ворохать! Или солому складывают в скирды?
Кое-как справившись с задачей в первом деннике, Наташа выползла из него чуть ли не на карачках.
Нет, до вечера она при таких условиях точно не доживет — сдохнет в страшных муках, самое позднее, к обеду.
Надо бы организовать передышку. Где прилечь, тут вряд ли найдется. Но хотя бы посидеть-то можно?
Она отправилась на поиски места отдыха.
Кворн чистил денник в другой части конюшни. Наташа застыла посреди прохода. Вот правду говорят, есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь, как течет вода и как работает другой человек. Особенно если это сильный мускулистый мужчина…
И ведь до сих пор он успешно обходился здесь без помощницы. Наташу посетила гениальная идея…
Она сверлила Кворна взглядом, пока тот не обратил на нее внимание.
— Чего бездельничаешь?!
Чёрт, вовсе не такой реакции она добивалась.
— Я очень устала…
— До обеда еще три часа, — безжалостно заявил конюх и вернулся к выгребанию соломы.
Но Наташа не привыкла сдаваться так быстро. Подошла к нему вплотную, рискуя получить локтем.
Кворн распрямился:
— Что тебе?
— Я больше не могу, — Наташа положила ладони на крепкую, словно каменную, грудь и подняла на него глаза «шрековского котика».
Несколько секунд мужчина смотрел на нее молча, а потом усмехнулся:
— Попробуй этот фокус с милордом Блайвором. А мне моя работа дорога.
— Но я не создана для столь тяжелого физического труда! — взвыла она в отчаянии. Губы мелко задрожали, а из глаз хлынули горькие ручьи. В конце концов, если брюнетистому кобелю плевать на женские слезы, кто сказал, что они не действуют вовсе ни на кого. — Посмотри на себя и на меня. У тебя вон какие мускулы, — Наташа проводила пальцами по рельефу его мышц. Приоткрыла рот и задышала немного тяжелей. — А я — слабая хрупкая девушка, — другой рукой она обрисовала свою фигуру, не забыв подчеркнуть грудь. — Разве могу я пахать наравне с таким сильным мужчиной как ты? — губы разошлись чуть шире.
Кворн мягко, но решительно убрал ее руку со своей груди:
— Не нужно было злить милорда выкрутасами. Тогда он наверняка подобрал бы тебе более женскую работу. А теперь иди убирай денники, — мужчина развернул ее за плечи и слегка подтолкнул, скорее даже просто направил к проходу.
Наташа поплелась, опустив плечи и сгорбившись — словно под непосильной ношей. В адрес импотента-конюха у нее были только матерные слова, но, к сожалению, знаний об иннарийском мате дурацкая книжка ей в голову не вложила. Еще жутко хотелось запустить козлу в спину вилами. Только как бы за порчу имущества чернявый урод не измыслил для нее что похуже конюшни.
А Вичка-то, небось, сейчас на пуховых перинах раздвигает ноги!.
— Куда мы идем? — спросила Вика, запыхавшись на бесконечных лестницах и переходах.
— На дозорную башню. Ты же хотела посмотреть закат, — подмигнул ей Блайвор.
— А что, это возможно только с самой верхотуры? — по меркам московских домов они забрались уже этаж на десятый и всё продолжали подниматься.
— Нет, сам закат отлично виден с балкона в Большом зале. Зато с башни открывается панорама на всё вокруг. К тому же мы уже почти пришли.
Еще несколько витков крутой винтовой лестницы, и они оказались в просторном квадратном помещении.
В каждой стене по строенному окну. Вика сразу прильнула к западному. За время, что они сюда поднимались, небо успело окраситься в безумные розово-сиреневые цвета. Замок, гора, холмы и просторы вокруг приобрели тот же оттенок — как будто кто-то залил «картину» полупрозрачным лаком.
Вика застыла, наблюдая, как сиреневый цвет постепенно краснеет и переходит в багряный. Жаль, у нее не было ни камеры, ни даже фотоаппарата.
— Не замерзла? — Блайвор обнял ее сзади.
— Есть немного, — согреться теплом его тела она была вовсе не прочь. Тем более что помещение не отапливалось.
Однако об этом Вика забыла очень скоро. Кожа на спине и в местах, где касались его руки, начала гореть. Жар быстро распространялся. Она изнемогала в истоме. Чувствовал ли это Блайвор? Наверное.
Потому что сжал девушку в объятиях чуть крепче. И, кажется, его дыхание участилось.
Солнце зашло. В башне наступила полутьма. И словно бы время замедлило свой ход. Бесконечно долго сгущались сумерки за окнами. Бесконечно долгим было ожидание, сделает ли он что-нибудь еще. Вика почти отчаялась. Хоть просто стоять в его объятиях она тоже могла бы вечность. Или сидеть бок о бок, решая проблемы экономики. Или говорить часы напролет — им всегда было о чем. Или же в унисон молчать.
Губы нежно коснулись волос на ее макушке. Сильные руки не спеша огладили плечи. Вика замерла, отдаваясь ощущениям. Но тут Блайвор развернул ее к себе, запустил пальцы в волосы, погладил затылок. Она запрокинула голову, сожалея, что не надела туфли на высоких каблуках — около двадцати пяти сантиметров разницы в росте это все-таки многовато. Но в следующее мгновение позабыла обо всем. Блайвор впился поцелуем ей в губы, жарко и властно. Язык скользнул между губами — горячий, настойчивый.
У Вики едва не подогнулись ноги, хорошо, что он держал ее крепко. А то так бы и вылетела в окно с этого неизвестно какого этажа. Впрочем, ощущение полета, то ли в бездну, то ли в поднебесье, и без того накрывало. Слишком хорошо, чтобы быть правдой…