Дом там, где ты.

Ни один чудесный край или самый крепкий дом не даст тебе чувства защищенности и покоя, если ты потерян внутри себя. Ведь дом это не камень, стенами окружающий тебя, не богатство убранств или близость к королевскому замку. Дом — это умиротворение в душе и покой, это тишина, которая не пугает, безмятежность и спокойный сон. Это принятие себя. И только обретя понимание, кто ты есть, ты обретешь дом, который всегда будет с тобой.

Но разве… это так просто?

Когда на улице начало смеркаться, Лорэнтиу обратился к девушке.

— Даша, — склонившись, он подал руку, — уделишь мне немного времени?

Растерянно девушка кивнула и, вложив ладонь в холодную руку юноши, поднялась из-за стола. Тин подхватил с крючка у двери свой пиджак и набросил его на плечи Даши, увлекая на улицу. Крепко придерживая ее за локоть, юноша направился в сторону от дома, бледный свет окон которого вскоре растворился позади них в темноте. Даша неловко ступала вперед, пытаясь ногой нащупать дорогу и ненароком не споткнуться. Лорэнтиу же шел уверенно, словно мог в мрачно сгущающихся сумерках видеть каждый изгиб знакомой лишь ему тропы, и все же примерял свой шаг к робким шагам девушки.

Когда Даша полностью перестала понимать, в какой стороне находится дом лекаря, Лорэнтиу остановился и, оглядевшись, что-то пробормотал в полголоса, после в очередной раз свернув. Теперь незримая тропинка начала спускаться, вскоре вновь плавно перетекая в равнину. Остановившись, Тин выпустил руку Даши, и почти сразу щелкнуло огниво, на доли мгновения выхватив из темноты лицо юноши, склонившегося к курильнице, от которой лишь погасли огоньки рассыпавшихся искр, протянулась тонкая ниточка дыма, чуть светящегося в холодных бликах выглянувшей из-за туч луны. Навязчивые мошки, казалось, исчезли вместе с вспышкой пламени, и лишь через несколько секунд девушка ощутила чуть резкий запах, смешанный с обычным дымом от огня.

Лорэнтиу вновь взял ее за руку и ненавязчиво потянул вниз, вынуждая опуститься. К своему удивлению, Даша почувствовала под ладонью не землю, а шероховатую плотную ткань покрывала. Опустившись рядом, юноша сказал, что нужно немного подождать, но пояснить что-либо отказался. Даша запахнула данный ей послом пиджак и опасливо огляделась, уже смутно различая силуэты деревьев в темноте. В это время находиться так далеко от дома лекаря было тревожно, однако Лорэнтиу, казалось, ощущает себя среди густой чащи спокойно и уверенно, наслаждаясь обступающей их со всех сторон густой чернотой.

Прохладная рука юноши по-прежнему легко сжимала ее ладонь.

— Говори, — сливаясь с шелестом листьев над головой, прозвучал голос Тина.

— О чем? — нервно дернулась Даша.

— Это тебе виднее, — усмехнулся он. — Ты не очень хорошо умеешь лгать.

— Я только…

— Или точнее сказать, — проигнорировав ее взволнованный шепот, продолжил молодой человек, — совсем не умеешь. Что произошло в городе? Натолкнулись на стражу или нечто в этом роде? Рассказывай, Даша, я сразу увидел страх в твоих глазах.

— Прости меня, Лорэнтиу, — дрогнувшим голосом, произнесла девушка. — Король Одрик отдал приказ о твоей казни. И принцесса Юна, вероятнее всего, теперь ненавидит тебя. Выбор твоей смерти был сделан ею, и она огласила, что лично, — дыхание перехватило, — сдерет с тебя кожу заживо и после четвертует.

— Вот как, — невозмутимо протянул Тин. — И ты помнишь этот приказ?

— Да, — сжав широкую ладонь юноши, ответила Даша. — Принцесса Юна злится на тебя. Она выбрала для тебя такую ужасную смерть, пообещав лично осуществить ее, что было поддержано королем. Юна назвала тебя предателем… и сказала, что ты лишаешься всех дарованных тебе титулов и земель, теряешь звание посла королевства Уэйта и отлучаешься от семьи, навсегда обязуясь покинуть земли Уэйта. Я боюсь, что теперь она может приказать твоим бывшим подчиненным убить тебя!

— Хм, — в бледном свете луны глаза Лорэнтиу таинственно сверкнули. — Я бы поступил так же. Этим приказом снимаются все возможные претензии к правящей династии, а казнь достаточно жестока, чтобы оправдать надежды толпы, так любящей кровь и предсмертные вопли. Мне нравится. Я очень доволен ее решением.

— Но Лорэнтиу! — отчаяние захлестнуло Дашу. — Она считает тебя предателем!

— Госпожа Юна даровала мне свободу. Разве ты не слышишь это скрытое между произнесенных строк послание? — уголки губ молодого человека дрогнули в улыбке. — Вынеся такой приговор, как лишение меня себя самого, она позволила сдерживающим меня цепям рухнуть. Отныне я считаюсь для своей семьи мертвым, а для своих сослуживцев — историей. Предательство, действительно, грех, который не прощается никому. Однако я не предавал доверия госпожи Юны, и она это понимает.

— Почему ты так в этом уверен? — недоуменно нахмурилась Даша.

— Потому что я знаю ее, — хмыкнул юноша, — а она знает меня.

— Настолько хорошо?

— Я знаю госпожу Юну с детства. Ей было от силы шесть лет, когда отец стал брать ее на заседания совета, где мы и заговорили впервые. До этого последний раз я видел принцессу еще младенцем перед своим отъездом из дворца. Юну с ранних лет воспитывали не как изнеженную даму и принцессу, а как будущую королеву. Меня всегда восхищала твердость этой девочки, ни разу не посетовавшей на строгость отца, а упрямо выполняющей все его кажущиеся нескончаемыми требования и указы.

— Она очень сильная, — негромко заметила девушка.

— И решительная. Однако именно поэтому я думаю, ей будет сложно найти такого же сильного и мудрого человека. Редко кого из правителей с детства готовят к тому, что их ожидает. Зачастую юноши и девушки королевских семей проводят дни и годы в развлечениях, на досуге размышляя, как скорее занять причитающийся им царственной кровью трон и расширить границы прежней власти. И ни у одного даже мысли не возникает, что корона это не развлечение, а тяжелая ноша, возлагая которую на свою голову властелин принимает и непомерную ответственность.

— Юна это понимала?

— Да. Ее отец мудрый правитель, но Юна превзойдет его. Она станет великой королевой. Эта девочка знает, что тот, кто займет трон и возложит на себя корону, обязуется защищать и оберегать доверенное ему королевство, делая все для процветания и развития его жителей. Она уже постепенно проникает во все структуры королевства, кое-где простирая свое влияние и за его пределы. Юна, действительно, сильна. Она не делает себе поблажек только потому, что принцесса и девушка благородных кровей, наравне с другими порой проводя в зале советов не одну ночь, пытаясь разобраться с возникающими трудностями. И без страха встречает нависающую над королевством угрозу.

— Так, — продолжил Лорэнтиу, — она приняла участие в войне, которую три года назад развязало против Уэйта соседнее королевство Алькир. Юна способна убить. Убить не только на войне, но и в мире, если того требует безопасность ее народа. Она не боится крови — ни своей, ни чужой, — не боится опасности и боли, что ей могут причинить или что может причинить она сама. Она готова посвятить королевству и его жителям всю свою душу и всю, до последнего вдоха, жизнь; готова сражаться, готова трудиться, готова умереть. И того же ждет от других. Эта сила — ее главная слабость. Госпоже Юне суждено править в одиночестве.

— Она дорога тебе? — шепотом спросила Даша.

— Что я слышу, — коварно улыбнулся молодой человек, склонившись почти к самому ее лицу; отражающие хрустальный блеск луны разномастные глаза юноши, словно впитали в себя бездонное небо, простирающееся над их головами. — Ты ревнуешь меня, Даша?

— Нет! — встревоженно выдохнула девушка, вспыхнув от стыда. Но как ни пыталась она скрыть своих чувств, взгляд Лорэнтиу, казалось, проникал в самые глубины ее души, без препятствий и затруднений читая все ее эмоции и переживания, тисками сдавливающие ее мир. — А ты… разве меня не ревнуешь?

— Ты мне нравишься, Даша, но ты не моя собственность.

Она хотела было ответить, но слова застряли на подступах к горлу, когда юноша приблизился, обхватывая ее сильными руками и притягивая к себе. Коснувшись губами ее щеки, он прошептал, что время пришло. Страх охватил ее, но в это же мгновение Даша пораженно замерла: в бархатной темноте наступившей ночи начали появляться крошечные желтые огоньки. Почти от самых их ног мерцающие звездочки одна за другой поднимались ввысь, сопровождаемые мягким, едва слышимым свистом, пока не укрыли темное полотно ночи, подобно россыпи бесценных камней, отражающих свет юной луны.