– Ладно, приступим, – Профонасенко взял бутыль водки, отвинтил пробку и разлил всем в гранёные стаканы. Верочке он налил вина, посмотрев на неё при этом так, что Загробулько захотелось его придушить сию же секунду.

– Давайте за наши, как говорится, силовые органы! – двусмысленно провозгласил Профанасенко. В ответ на что Верочка слегка подрумянилась и зачем-то скосила прелестные глазки на низ живота Вифы Агнесовича. Тот смутился крайне, одним махом выпил, секундно ощутив малиновый аромат, вовсе водке не свойственный, и следом проглотил дольку лимона. По примеру майора выпили и остальные, также закусив цитрусовым фруктом, а Профонасенко ещё и икнул неприлично.

– Погода-то какая! – воскликнул Васильков, посмотрев в окно, где зеленела гудящая Москва. – На рыбалку ехать надо, на Клязьму!

– Да какая Клязьма, к чёртовой матери, – отмахнулся Профанасенко, у которого водка явно не пошла, – там рыбы-то нет, одни пиявки.

– На Байкал бы поехать, – мечтательно задумался Варлам Каюмов, – там природа!..

– Да, природа там, говорят, безумно красивая, – поддержал майор, чувствуя, что странная какая-то водка, – а главное, чисто, и нет этого мельтешения городского. – Он устало зевнул.

– Не, я бы лучше в Арабские Эмираты махнул, – раскрасневшись и слишком уж пьяно для одной-то рюмки, прохрипел Профанасенко, – там шубу жене куплю в три раза дешевле! – Он схватил водку и, налив почему-то только себе полный стакан, тут же выпил, пролив по краям рта две струйки, после чего скривился жутко, словно стухший грейпфрут.

– А другим налить? – удивился Семирядцев, как и майор, сонно зевая.

– Чево? – не сообразил сразу коллега, лицо которого стало отчего-то неприятным. – А-а-а-а… ща… – Он налил остальным, пьяно елозя окулярами зрачков по Верочкиным коленкам. Она, видя это, попыталась отстраниться от похотливого сального взгляда и призывно посмотрела на Загробулько.

Тот, чувствуя совершенно необъяснимую сонливость, встряхнулся и заступился за богиню своих грёз:

– Ты чего, нажрался, Профонасенко? С одного стакана, как свинья!

Коллега поднял лиловое лицо и, фонтанируя слюной, осоловело прохрюкал:

– Сам ты свинья… Трёхлитровая!

Загробулько, услышав унизительный эпитет, произнесённый в его адрес при Верочке, вскочил и хотел со всего маху треснуть коллегу в нос, как вдруг увидел, что у того вместо намеченной мишени вырос свиной пятачок, из которого донеслось что-то булькающе-матерщинное. Пыл майора сразу остыл, и он с ужасом замер, указывая на Профонасенко дрожащим пальцем. Впрочем, указывать было необязательно, потому что вся компания и без подсказки майора также созерцала кошмарную рожу коллеги.

Верочка, вскрикнув, вскочила и выбежала из кабинета, оставив дверь нараспашку. Васильков, глаза которого отчего-то стали лучистыми и пронзительными, искренне рассмеялся и, встав из-за стола и ни слова не говоря, спокойно вслед за сбежавшей практиканткой вышел в коридор. А остальные участники пирушки, в том числе и майор, провалились в глубокий сон. Не уснул только превратившийся в свиномордого Профанасенко. Он спрыгнул со стула и на четвереньках, шатаясь, выбежал в коридор, визгливо матерясь и хрюкая.

Ангел

Елисей отшатнулся бы, но в его положении это было никак невозможно. Он упирался в стену спиной так сильно, будто хотел её проломить. Жуткий оборотень с соколиной головой, вдруг открыв крючковатый клюв, скрипуче закаркал, и Елисей понял, что это его смех.

– Да ведь ты же меня не узнаёшь?

Елисей, не в силах выдавить из себя ответ, замотал головой, подтверждая гипотезу птицеголового.

– Гор я, – снова улыбнулся тот, – сейчас, правда, для простоты общения зовусь Егор.

Птицеголовый вдруг встряхнулся, как собака, вылезшая из воды, и Нистратов увидел, что он уже вовсе не человек-мутант, словно бы жертва радиации, а обыкновенный мужчина, лет тридцати – тридцати пяти, кавказкой внешности, с ярко выраженными птичьими чертами лица.

– Тяжело тебе придётся, Носфературс, – посочувствовал Егор, – ты же сейчас обычный человек.

– Да, – подтвердил лысый в пиджаке, – это проблема…

– Я… мне… мне сказали… – начал дрожащим голосом Елисей.

– Ты, друг дорогой, сейчас успокоиться должен, и выслушать, что тебе давнишние товарищи скажут, а потом уже заикаться будешь, – произнёс наставительным басом стоящий позади Гора толстяк с шестью руками.

Нистратов, ничего не понимая, кивнул и немного успокоился, осознав, что убивать его пока никто не собирается. Не понимал он одного: почему эти странные личности являются его давнишними друзьями? Он нервно заметался взглядом, будто выискивая кого-то знакомого в толпе, но натыкался только на невообразимые физиономии, с интересом его рассматривающие. И тут ему вспомнился недавний сон, где также происходило какое-то странное собрание, и где он улизнул через люк в полу, встретившись с постоянным персонажем своих сновидений ИниПи Форгезо. Что-то внутри подсказало ему возможную связь между сюрреалистическими сновидениями и происходящим сейчас. Нистратов собрался, почти перестал дрожать, и тихо спросил:

– А ИниПи? Форгезо? Вы его, случаем, не знаете?

Гор снова улыбнулся треугольно, хоть и выглядел теперь человеком, и, положив Елисею на плечо руку, ответил:

– Ну вот! Молодец! Значит, не всё забыл.

Нистратов будто знал, что ответ будет таким.

– А кто он? – нетерпеливо выпалил Елисей.

– Он твой Альтерфлюаристент.

– Кто? – Брови исследователя кургана полезли на лоб, как две испуганные кошки на забор.

– Проще говоря, твоё Альтер-эго, Альтерстент – помощник в нематериальной сфере.

Нистратов ничего не понял, но зато удостоверился в давних подозрениях, что сны его несут гораздо большее, чем пустую бессмыслицу, полную абстрактных образов и необъяснимых понятий.

– Так значит, крылья и «кирпич сознания» у тебя здесь? – спросил лысый, показывая на сумку.

– Крылья там, – закивал Нистратов, – а что значит «кирпич сознания»?

– После объясню.

Лысый оратор взял сумку и кивнул Елисею, приказывая следовать за ним. Существа вновь расступились, образовав проход, по которому и двинулся облачённый в малиновый пиджак. Голова его, выглядывающая из красного воротника, сзади напоминала матовую запылённую лампочку.

Елисей несмело последовал за ним.

Они дошли до трибуны, сопровождаемые взглядами собравшихся, и повернули налево, где Елисей увидел проход, ведущий в тёмное помещение.

Помещение было небольшим. У стены стоял источающий неяркий свет столик и два кресла по бокам. Лысый поставил сумку на стол и сел в кресло с плохо скрываемым блаженством. Елисей присел в другое и опасливо огляделся. Комната казалась ничем не примечательной, впрочем, из-за полумрака толком разобрать ничего было нельзя. Но провожатого Нистратов видел отчётливо.

– Итак, начнём с того, – заговорил лысый, глядя Елисею в глаза, – что ты вовсе не тот человек, которым себя мнишь. По существу, ты и не человек…

Елисей вздрогнул, и у него на секунду закружилась голова.

– … но в силу некоторых обстоятельств этого не помнишь, – лысый сказал это с интонацией, в которой Нистратову послышался упрёк, – впрочем, это был твой личный выбор, – собеседник Елисея задумался, – и мы не в силах тебя винить, тем более винить тебя сейчас, когда ты стал обыкновенным смертным.

– Вы извините…

– Метатрон, – представился лысый в пиджаке, – а тебя, если ты ещё не понял, по-настоящему зовут Носфературс…

– Носфературс? А кто такой старик с хвостом? – чуть не выкрикнул Елисей, чувствуя, что теперь ему всё объяснят популярно.

– Полковник Фэб? Тот, что направил тебя?

– Да!

– Он посредник, сейчас исполняет роль нашего агента на Земле. В связи с событиями последних дней ему было поручено найти тебя. А вообще, до этого, полковник Фэб числился божеством – олицетворением похоти, зависти и корысти, а также заведовал отделом половых извращений.