«Таким образом, в структуре поведенческого акта формирование акцептора результатов действия опосредовано содержанием эмоциональных переживаний, – вновь читаем у Н. Даниловой, – ведущие эмоции выделяют цель поведения и, тем самым, инициируют поведение, определяя его вектор. Ситуативные эмоции, возникающие в результате оценок отдельных этапов или поведения в целом, побуждают субъект действовать, либо в прежнем направлении, либо менять поведение (вероятностно менять. – Авт. ), его тактику, способы достижения цели [7] .
Согласно теории «функциональной системы», хотя поведение и строится на рефлекторном принципе, но… отличается (?) от совокупности рефлексов наличием особой структуры, включающей в качестве обязательного элемента программирование, которое выполняет функцию опережающего отражения действительности. Постоянное сравнение результатов поведения с этими программирующими механизмами, обновление содержания самого программирования и обусловливают целенаправленность поведения.
Таким образом, в рассмотренной структуре поведенческого акта, отчетливо представлены главные характеристики поведения: его целенаправленность и активная роль субъекта в процессе построения (ну, конечно же! – Авт. ) поведения». [14; с. 204–205]
Между тем, мерлинский тезис об активной адаптации в широком понимании (надо думать, рефлекторной), включающей в себя все виды целенаправленной, а значит, содержательной активности (покуда индивидуальность – генотип), – снимает рассуждения о якобы «проблеме» соотношения активности и деятельности. А именно, такого их соотношения, – если рассматривать последнюю как «специфическую форму общественного бытия людей», в то время как активность – лишь форму жизнедеятельности (?) [9; с. 87–97]. В «чистом виде», видоспецифическая активность человека (генотипа) – это видоспецифичный темперамент его, в состоянии функционирования и саморазвития, изменчивости. С интегральной точки зрения, «пассивность», «реактивность» не являются противоположностью активности, поскольку также представляют собою темпераментальную активность, но ослабленную.
Более того, идея самоактуализации и саморегуляции системы как активной адаптации – для B.C. Мерлина является центральной. Так, трудности приспособления, возникающие в результате рассогласования индивидуальных элементов, преодолеваются посредством индивидуального стиля деятельности (общения) и ведут к гармонизации системы, ее саморазвитию. (Стиль гностических, исполнительных и контрольных операций представляет механизм «традиционной» саморегуляции).
В гл. 2 было показано, как устойчивые свойства могут вероятностно ослабевать (тормозиться) либо наоборот, усиливаться (ускоряться) в зависимости от требований деятельности (общения), при этом оставаясь теми же наследственными свойствами в целостном единстве. Точно так же, усиление и торможение вполне возможно и в отношении процессуальных элементов саморегуляции. Примечательно, что генотип способен также перестраивать свою структуру свойств (процессов), включая механизмы стохастического замещения, переключения, смещения и наложения и пр.
Так или иначе, механизмы саморегуляции – касаются ли они процессуальных элементов, либо неизменно-видоизменяющихся, перестраивающихся свойств, – во многом однотипны, схожи, как, впрочем, схожи категории функционирования и саморазвития. Более того, процессуальная структура саморегуляции, как видоспецифичная неспецифическая характеристика функционирования системы, должна квалифицироваться как хронологически развернутые, устойчивые ее видовые свойства. Иной вопрос, что видовые свойства имеют также и типологические, и индивидуально-своеобразные характеристики.
Так, симпатоадреналовая темпераментальная тревожность (слабость нервной деятельности), в отличие от симпатонорадреналовых биохимических типов, проявляется в тревожном актуализированном отношении в различных группах и различной деятельности, определяя вместе с тем и личный статус как статус изолированного. Характерологические симптомокомплексы тревожностилевых особенностей, как-то: неуверенности, замкнутости, мнительности, конформности и подчиненности, ранимости и впечатлительности, уступчивости, мягкости и совестливости, безвольности и робости, гиперэстетизма и характериологического нейротизма и т. п. – все это может проявляться в рефлекторных поведении и деятельности, направленных на удовлетворение потребностей; все эти свойства обеспечивают первичность «слабой» саморегуляции, первичной адаптации (низкий уровень приспособления преодолевается вторичной саморегуляцией через стиль преодоления).
С неспецифической процессуально-функциональной стороны, тревожные эмоции сопровождают процесс реализации потребности, необходимо выступая как ситуативные (усиление и ослабление, в зависимости от требований и настроя) или даже ведущие, соперничающие с актуализированным рефлексом (надо полагать, тревожность характерна для любого типа нервной деятельности, а не только «слабого»). Но, так или иначе, стохастические перестройки (видоизменения) оборонительного (защитного) характера, с использованием волевого подкрепления, имеют место быть, а значит, специфические интеллектуальные программы исполнения, гиперконтроль, коррекция, основанные на гиперсенситивности и страхе, имеют не последнее значение.
Видотипичные функциональные особенности психических процессов относительно тревожности – отдельная характеристика особенностей «слабого», трусливого человеческого животного. Кроме того, тревожность как оборонительный рефлекс и как одни и те же свойства наследственного типа, как видим, органически вплетается в ткань саморегуляции фактически любой потребности, накладывая на структуру саморегуляции свою специфику; не говоря о том, что собственно оборонительный рефлекс, нередко может выступать самостоятельной потребностью.
Иное дело, видовые качественные особенности психических процессов, свободные от обозначенных типологических акцентуаций, акцентуаций каких-либо модальностей. Потребность выступает как системообразующий первичный фактор для психомоторики, эмоций, воли, интеллектуально-познавательных процессов (в широком смысле), – т. е. обеспечивающих удовлетворение потребности психических процессов в рамках темпераментального неспецифического механизма саморегуляции. Иначе говоря, психомоторика, эмоции и воля, интеллектуальные особенности (память и мышление, воображение, чувствительность, внимание) наряду с потребностями, – суть формальные (и динамические) психические свойства человеческого генотипа, характеризующие его видоспецифику.
Таким образом, традиционный взгляд на темперамент, понимаемый с позиций типологии как сочетание инвариантных свойств, в зависимости от типа нервной деятельности, – помимо специфичности для человеческих животных, – должен быть дополнен видовой его характеристикой. Покуда свойства высшей нервной деятельности (сила, подвижность, уравновешенность в безусловном («низшем») и условно-рефлекторном («высшем») вариантах), независимо от типа, суть «то же самое, что темперамент» [28; с. 65], то речь должна идти о «низшей» темпераментальной деятельностии «высшей»; о приспособительных возможностях темпераментальной деятельности.Иначе говоря, понятия «видотипичность» или «тип темперамента» не должны быть спутаны с понятием видового темперамента. Такая же путаница существует и с понятием «темперамент» и «тип нервной системы». Не нужно, однако, большого воображения, чтобы уразуметь и усвоить раз и навсегда, что понятию «тип нервной системы» соответствует понятие «тип темперамента», а понятию «темперамент» соответствует понятие «нервная система»(!). А поскольку такое соответствие существует, понятие «высшая и низшая нервная деятельность» суть то же самое(!), что и «высшая и низшая темпераментальная деятельность» (т. е. безусловно-условно-рефлекторная психическая активность).
Следовательно, понятия «личность и ее социальные роли», «социальный, содержательный опыт», самосознание «личности» и пр. – аннулируются (!), их не должно попросту быть. Тип ВНД, по И.П. Павлову, – генотип (!); следовательно, нервная система – целиком(!), генетическое образование, «слитое» с всецелоконституциональной психикой (темпераментом). Нервная деятельность, по И.П. Павлову, – это и есть психическая деятельность, и данное обстоятельство нельзя ни в коем случае забывать. Не существует отдельно физиологических и психических процессов, подчиняющихся разным закономерностям, ибо закономерность здесь одна и та же, общая, неспецифическая. Иными словами, психика есть свойство нервной системы, включающее, как свойство, так и так называемую «социально-содержательную» сторону.