Через несколько дней Катя попросила у командора двухнедельный отпуск.
— Тебе зачем? — безразличным тоном осведомился он.
— Отдохнуть, — резонно ответила девушка.
— Ладно, — согласился он.
В четыре часа утра Катя уже была готова к отъезду. Она не хотела ни с кем прощаться, кроме одного существа.
Осторожно отключив камеры наблюдения, она пробралась в инкубатор, освещая себе путь фонариком.
Квазимодо не спал. Он тоскливо посвистывал, ворчал и тоскливо осматривал свою тюрьму.
— Не плачь, парень. Ты не виноват в моем горе. Вы все ни в чем не виноваты. Я знаю, гламурная жизнь в клетке музея тебе не будет в радость. Подожди секунду.
С помощью фонарика Катя нашла пульт и приоткрыла дверь, через которую выпускали животных после лечения. А потом открыла клетку.
Квазимодо встрепенулся, издал пронзительный крик и бросился наутек.
Катя не стала задерживаться и направилась на стоянку за авто.
Прошел месяц, а Катя все не возвращалась. Сначала команда открыто беспокоилась, а потом, заметив злобный взгляд командора, стали помалкивать.
Но она все-таки вернулась.
Звонок затрещал, когда все завтракали. Переглянувшись, отправили Бакая проверить, что за гость на пороге. Из глубины помещений донеслись радостные голоса.
Катя вошла в столовую так, будто просто чуть-чуть проспала. Командор, вставший из-за стола с угрожающе скривившимся ртом, промолчал. Ребята несколько секунд тоже сидели молча, пока Себастьян, довольно кивая, не начал аплодировать.
— Браво, принцесса!
И тишина сменилась любопытствующим гулом. Катенька, в нежном персиковом платье и туфельках на каблучках, ухоженная, лучезарная, обильно одаривала всех улыбками и объятиями.
— Что случилось-то с нашим сорванцом?
— Я вспомнила, что я — женщина, — засмеялась Катя. — Друзья мои, прежде чем ответить на все вопросы и…
Она украдкой взглянула на Николая. Тот отошел к окну и повернулся к ней спиной, так что Катя не могла видеть его лица.
— …и прежде чем командор выпишет мне сто нарядов вне очереди на уборку инкубатора за прогулы, я хочу сообщить удивительную новость. Вот бумага, согласно которой через тридцать дней собственником заповедника официально станет общество защиты животных и фонд защиты экологии! Мы выиграли процесс! Мои старые друзья из адвокатской коллегии помогли мне.
— Погоди-ка… Значит нас не закроют? — спросил Бакай.
— Нас сохранят! В полном масштабе! Но сорок процентов заповедника будут поделены на туристические и образовательные маршруты для небольших групп. Также каждому посетителю парка будет предоставлена возможность финансировать условное содержание любого понравившегося животного! Читайте!
Она отдала документы, и ее голос утонул в шуме рукоплесканий и радостных возгласов.
В этот момент к базе подъехали два вездехода с гербом судебных приставов на капоте. Гул стих, и лесничие припали к окнам, чтобы увидеть, как из одного вездехода вышел Вонючий Рай в ошейнике и в сопровождении двух дюжих молодцев. Он приехал забрать кое-какие вещи из своего кабинета.
Когда они уехали, вокруг воцарился радостный хаос.
Катя подошла к Николаю и взяла его за руку.
— Можно тебя на минутку?
Когда дверь плотно прикрылась, командор сложил руки на груди и выжидающе уставился на жену.
— Ты выпустила павиана?
— Да. И я…
Катя поперхнулась словами. Сколько раз она все продумывала и даже репетировала, как же так! Пауза затягивалась. Лицо Николая становилось все более ледяным, и Катя решила отменить спектакль.
— Я приготовила тебе хитрую речь, но сейчас, не поверишь, все вылетело из головы.
Николай хмыкнул. Казалось, он немного удивлен.
— Ждешь оваций? Ты их в столовой собрала достаточно.
Катя покачала головой.
— Да, ты прав. Более чем достаточно. Я столько и не заслуживаю. Я хотела сказать… Только как-то глупо получается.
Голос предательски дрогнул.
— Ты меня наверное ненавидишь за эти последние два года. А может, и еще раньше. То есть… Господи, совсем запуталась.
Она опустила голову, пряча пунцовые щеки.
— Знаешь, я приручила свирепого павиана-горгулию ради шанса нежно прикоснуться к тебе. Так неужели мы не сможем приручить друг друга?
Николай хмыкнул.
— Забавная постановка вопроса. Приятно ассоциировать себя с такой уникальной свирепой образиной. А прикоснуться нежно что, только через павиана можно? Напрямую уже никак? Я здесь, я живой, в шаге от тебя — где была твоя ласка, когда я искал только ее? Не расспросов, не высокопарных умностей, или претензий, а просто закрыть глаза, положить голову на колени и забыть про все! Ты что, столько времени просто обезьяну найти не могла? — он шумно перевел дыхание.
— Да я боюсь тебя когда ты рычишь! — закричала Катя, закрывая лицо руками — я боюсь что оттолкнешь, и тогда все! Я пощечину могу простить, слова обидные, но если оттолкнешь — это конец!
Какое-то время они просто молчали в разных углах комнаты.
— Зачем ты спасла заповедник? Ты же ненавидишь его.
— Я ненавидела все, что разлучало меня с тобой. Одиночество, свою работу, войну, заповедник. Я искала причины снаружи, вместо того чтобы найти их внутри. Мы с тобой — как два диких зверя в клетке. Я больше так не хочу. Если считаешь, что нам лучше расстаться — пусть будет так, я не стану насильно держать тебя, но…
Николай покачал головой.
— Хочешь, чтобы я ушел?
Горький комок подкатил к ее горлу, и горячая капелька сорвалась с ресниц.
— Я люблю тебя, — сказала она вместо ответа.
— Подойди ко мне? — попросил вдруг Николай, и голос его был глухим и странным.
Катя послушно встала и подошла к мужу.
— Прикоснись?
Перед глазами поплыло. Она всхлипнула, и ее тонкие пальчики осторожно, словно опасаясь обжечься, коснулись его колючей щеки.
— Еще…
Николай закрыл глаза, растворяясь в давно забытом пьянящем ощущении нежности. А потом крепко прижал Катю к себе.
Ее тело обмякло в его руках. Он взглянул в заплаканное личико жены и улыбнулся.
— Какая ты у меня плакса все-таки. Чуть что — сразу в слезы.
— Коленька, давай попробуем? Пожалуйста, давай хоть попытаемся… — шептала Катя.
— Конечно попробуем. А если не получится и в этот раз — то еще раз попробуем. И еще раз. Но я надеюсь столько попыток нам не потребуется.
Они еще долго стояли обнявшись, удивляясь, почему никто из них до сих пор не догадался сделать эту простую вещь.