— Что за проклятая брехня!
Он высосал что-то из щелки между зубами.
— Вчера вечером распроклятый инспектор, а теперь еще вы привязались. Откуда у людей столько любопытства? К черту, мой суп совсем остыл!
Он встал со стула, взял свою миску и отнес ее на самый дальний столик в углу, потом вернулся за хлебом, маслом и стаканом воды. Я подождал, пока он не усядется, тоже встал и перешел за тот же столик против него. Настроение у меня испортилось, потому что мое остроумное начало не дало никаких результатов. Буфетчик и посетители с интересом наблюдали за нашими маневрами, но в их намерения не входило вмешиваться, просто хотелось убить время. Достав из кармана пачку денег, я вытянул из нее пару двадцатидолларовых бумажек.
— Послушайте,— сказал я ворчливо,— я мог бы выследить вас через день или два, но на это ушло бы время и деньги, мне думается, что возьмите их лучше себе. Вот сорок баксов. Половина сейчас, если вы скажете мне, кто вам платит, а вторая половина сразу же после того, как я проверю ваши слова. Но имейте в виду, я все равно это узнаю, плачу лишь для того, чтобы сэкономить время.
Провалиться мне на месте, если он вновь не поднялся с места со своей злополучной суповой миской и не вернулся за первый столик. Посетители прыснули от смеха, а буфетчик громко крикнул:
— Эй, дайте парню доесть его суп. Видать, вы ему пришлись не по вкусу.
Я уже был в таком настроении, что готов был расквасить чей угодно нос, но в то же время понимал, что это не сулит ничего, кроме неприятностей, поэтому я проглотил обиду и весело ухмыльнулся. Взяв со стола хлеб, масло и воду «розочки», я отнес их ему на стол, после чего подошел к буфетчику, бросил на прилавок несколько монеток и сказал:
— Дайте ему еще порцию горячего супа и подмешайте в него слабительного, ему необходимо хорошенько прочистить желудок.
Моя не слишком остроумная шутка пришлась по душе посетителям «Кофейника», под их веселое ржание я вышел на улицу.
Сев в машину, я поехал к центру города.
Я совершенно не мог представить, что за тип этот «розовый галстук»? Могло ли быть, чтобы детектив с такой наружностью отличался столь феноменальной честностью? Кто же и сколько ему платил, что он так свысока смотрел на сорок долларов, как будто это была обертка от мыла? Кто так сильно заинтересован, чтобы никто не узнал, что он нанял человека следить за Полем Чапином? Версия инспектора мне показалась неубедительной, даже в том случае, если Леопольд Элкас на самом деле «помог» в тот день Чапину с нитроглицерином для Дрейера. Зачем бы он стал приставлять хвост к Чапину? Конечно, ничего невозможного в этом не было, но моя практика научила меня всерьез воспринимать только те версии, которые были наиболее возможными.
Но если не Элкас, тогда кто же? Любой из их идиотской Лиги, который был настолько напуган, что «Записка» Вульфа не смогла его успокоить. Он посчитал, что ему необходимо иметь собственные сообщения обо всем том, что делает калека. Но в этом случае почему такая таинственность?
Я успел домой к самому обеду. Вульф сидел в кабинете за столом, под прессом лежала пачка одинаковых листочков. Машинописный текст начинался словами: «Вам лучше было бы убить меня, увидеть мой...».
Это было первое «предупреждение».
Я спросил:
— Это образчики Фаррела?
— Да, мистер Фаррел принес их десять минут назад. Он решил взять образец шрифта на каждой машинке в бюро мистера Оглторпа. Я проверил два и отбросил их.
Он вздохнул:
— Знаете, Арчи, что поразительно: короткие дни в это время года и то обстоятельство, что рано начинает темнеть, как будто удлиняют интервалы между завтраком и обедом... Или я уже делал такое замечание?
— Не очень часто, сэр. Максимум раз или два в день.
— Неужели? Следовало бы чаще. Вы еще не умывались?
— Нет, сэр.
— Тогда поспешите. На обед фазаны, они не должны остыть.
После обеда мы вместе работали над образчиками Фаррела. Их было шестнадцать. Я принес увеличительное стекло из оранжереи, Вульф действовал со своим. Мы тщательно все проверяли и отбрасывали образчик только после того, как оба находили его несовпадающим с нашими листочками. Вульф очень любил работу такого рода. После того как он проверял весь образчик и убеждался, что ни одно «а» в нем не выбивается из строчки и ни одно «н» не скошено, он удовлетворенно жмурился, хмыкал и протягивал листок мне. Так что по мере того, как мы приближались к концу нашей стопочки, мое настроение с каждой секундой ухудшалось.
Около десяти я поднялся со стула, со вздохом протянул Вульфу последний образец и отправился на кухню за молоком. Фриц, занимавшийся чтением французской газеты, хмыкнул.
— Арчи, когда вы пьете молоко с таким мрачным видом, я всегда боюсь, как бы вы не проглотили посуду от злости.
Я ограничился тем, что показал ему язык, и возвратился в кабинет. Вульф аккуратно сложил все листочки, скрепил их канцелярской скрепкой, а теперь приводил в порядок «предупреждения».
Я проворчал сквозь зубы:
— Плодотворный вечер, не так ли?
После чего выпил немного молока и облизал губы.
Вульф откинулся на спинку кресла и соединил пальцы на животе. На этот раз глаза у него были почти полностью открыты, что само по себе было удивительно.
Наконец он изрек:
— Мы установили несомненный факт: он не печатал «предупреждений» в конторе своего издателя. Но вообще-то он их где-то печатал и, как я полагаю, готов напечатать что-то еще. Значит, пишущая машинка существует и может быть найдена. У меня для мистера Фаррела уже приготовлено новое предложение, правда, довольно сложное для выполнения, но, как мне кажется, игра стоит свеч.
— Велите ему раздобыть шрифты в конторе Леопольда Элкаса.
Брови Вульфа слегка приподнялись.
— Почему именно Элкаса?
— Потому что инспектор Кремер связался в Италии с Сантини и выяснилось, что после того как они все вышли из конторы Дрейера в тот день, Элкас зачем-то туда вернулся и оставался там один с полминуты. Пока это только в голове у Кремера, но в ближайшие дни может оказаться у него в портфеле. И тогда нам придется вооружиться зеркалами и изучать наши кислые физиономии, коли он нас опередит. А второй момент заключается в том, что Элкас приставил «хвост» к Чапину.
— И это тоже из головы Кремера?
— Да, тоже, но один из тех детективов...
— Арчи, совершенно бессмысленно в данном случае прислушиваться к мнению мистера Кремера. Мне казалось, что за семь лет вы это усвоили.
— Безусловно, мозгов-то у него нет... А что в отношении фактов?
— Возможно, в один прекрасный день инспектор Кремер и подбросит нам какой-нибудь стоящий факт, но доктором Элкасом пусть занимается самолично. Это не входит в круг наших обязательств. Соберем все то оружие, которым мы располагаем. Конечно, с фактами нельзя не считаться. Мне необходимо раздобыть еще два, после чего я буду уверен, что заставлю мистера Чапина признать свою вину.
Вульф опустошил стакан.
Я фыркнул:
— Вы воображаете, что этот хромой черт когда-либо признает свою вину? Не на того напали!
Но Вульф покачал головой.
— Добиться этого будет нетрудно, я в этом уверен.
— Что это за два факта?
— Первое: надо найти мистера Хиббарда. Но это требуется главным образом для удовлетворения наших клиентов и выполнения первого пункта «Памятной записки», а не для воздействия на мистера Чапина. Второе: надо разыскать пишущую машинку, на которой он печатал угрожающие вирши. Вот это уже пилюля лично для него.
— Располагая этим, вы сумеете заставить его сознаться?
— Думаю, что да. На мой взгляд, это единственный доступный нам путь.
— И больше вам ничего не требуется?
— Разве этого мало?
Я посмотрел на него. Иногда мне казалось, что я могу различить, где у него кончалась реальность и начиналась фантазия, но иногда я этого не знал.
Я буркнул:
— В таком случае я могу позвонить Фреду, Орри, Биллу и другим, чтобы они пришли сюда и рассчитались?