Вообще, проявляемая Вульфом в этот день энергия была воистину сногсшибательной. Мало того, что он за день дважды согласился покинуть стены своего жилища, что само по себе было рекордом, он еще собственноручно звонил в Бостон, Филадельфию и Вашингтон членам «Лиги» и человекам шести-восьми в Нью-Йорке. И это уже после того, как мы вернулись домой, в воскресенье вечером, и из своей спальни сегодня утром.
Мне поручалось известить о сборище остальных и обеспечить максимальный «сбор клиентов».
Уже перед самым уходом Вульф дал мне еще одно сверхсрочное задание: он велел немедленно съездить к Бартонам и продиктовал мне два вопроса, которые я должен был задать и согласовать их с горничной.
Фриц стоял в дверях, держа наготове пальто Вульфа.
А он припомнил еще кое-что:
— Ия почти забыл, что наши гости захотят что-нибудь выпить. Фриц, посмотрите, что нам требуется. Арчи, отправляйтесь без задержки, вы должны возвратиться к трем...
Я ушел. Пройдя через весь гараж к своему «родстеру», я с удовольствием вдыхал пропахший бензином воздух, потому что мне казалось, что он вытравит из меня все недуги. Я сел за руль и поехал.
Все же Вульф меня здорово беспокоил. Я считал, что он неправомерно спешит, опережая естественный ход событий. Не подождать, пока признание Чапина будет действительно в его кармане, было в духе Вульфа» Упование на везучесть, на счастливый случай было характерно для него, возможно, оно составляло важную часть его успехов. В отношении Вульфа для меня было много вещей, на знание которых я никогда не претендовал, но я не мог не думать, чем закончится сегодняшний вечер, если Поль Чапин заупрямится.
Вульф предупредил, что оба вопроса, которые я должен был задать миссис Бартон, имеют огромное значение.
Первый был прост: звонил ли доктор Бартон Полю Чапину между 6.50 и 7.00 с просьбой прийти к нему?
Второй вопрос был более сложным: в субботу вечером пара серых перчаток лежала на столе в холле Бартонов. Они лежали на краю стола, ближайшем к входной двери. Были ли перчатки убраны тогда кем-нибудь из домочадцев в 7.20?
Мне повезло, все были дома.
Экономка заставила меня подождать в гостиной, миссис Бартон пришла ко мне туда. Одета она была в серое платье, этот цвет ей явно не шел, но ее умение держаться было потрясающим.
Для ответа на первый вопрос ей понадобилось всего несколько секунд. Нет, она знает, что доктор Бартон никому не звонил после 6.30 в субботу вечером.
Второй ответ занял больше времени. Одна горничная оставалась в стороне: поскольку ее в тот вечер не было дома. Дочь Бартонов, уехавшая в 6.30, тоже вышла из игры, но я все же попросил миссис Бартон пригласить ее в гостиную, чтобы удостовериться. Она заявила без колебания, что не оставляла в приемной никаких перчаток и не видела там чужих. Она послала за Розой.
Роза пришла. Миссис Бартон спросила у нее, не убирала ли она пару серых перчаток со стола в приемной между 6.30 и 7.20 вечера в субботу?
Роза посмотрела не на меня, а на миссис Бартон. После довольно долгого колебания она сказала:
— Нет, мадам. Я не убирала перчаток, но миссис Чапин...
Она замолчала.
Я спросил:
— Значит, вы там видели какие-то перчатки?
— Да, сэр.
— Когда?
— Когда я ходила впустить в квартиру миссис Чапин.
— Миссис Чапин взяла их себе?
— Нет, сэр. Я их потому и заметила, что она их подняла. Она подняла их и положила опять на прежнее место.
— Вы позднее не приходили за ними?
— Нет, сэр.
Этим все было решено. Я поблагодарил миссис Бартон и откланялся. Мне очень хотелось ей сказать, что ранее чем через сутки у нас будут совершенно определенные новости, которые, возможно, помогут ей справиться с горем, но потом подумал, что Вульф и без того достаточно нахвастал нашими успехами, так что лучше попридержать язык.
Я вернулся назад уже в четвертом часу и принялся названивать по телефону. На мою долю оставалось восемь имен, до которых не смог дозвониться Вульф ни накануне, ни утром. Он проинструктировал меня, какой придерживаться линии: предупредить, что мы готовы отправить счет за выполненное задание всем нашим клиентам, подписавшим памятную записку, но, прежде чем сделать это, мы хотели бы все им лично объяснить и добиться их одобрения. Это тоже наглядно демонстрировало необычайную выдержку Вульфа, поскольку наши клиенты прекрасно знали, что Чапина забрала полиция за убийство Бартона, а мы к этому делу приложили столько же сил, сколько прилагают к делу народного образования каменные львы перед публичной библиотекой. Но я одобрительно отозвался о подобной линии поведения, поскольку целью-то было собрать их всех к нам в кабинет.
Я довольно успешно разделался со своей восьмеркой, поймав в течение часа пятерых. Без четверти четыре зазвонил наш телефон.
Я ответил. Это был Вульф.
Стоило мне услышать его голос, как я подумал про себя: «Угу, кажется, мы здорово опростоволосились с этим сборищем наших клиентов». Но я неправильно интерпретировал обеспокоенные нотки в его голосе.
Он сказал:
— Арчи, что вы выяснили у миссис Бартон?
— Все негативно. Бартон никуда не звонил, перчаток никто никуда не убирал.
— Но, возможно, горничная их все же видела?
— Ох, вам и это тоже известно? Видела. Видела, как миссис Чапин взяла их со стола, повертела д положила обратно.
— Отлично. Я звоню, потому что обещал сделать одну вещь и хочу сделать это без промедления. Возьмите шкатулку мистера Чапина, осторожно заверните ее, отвезите к ним домой и вручите миссис Чапин. Полагаю, что к вашему возвращению я уже буду дома.
— О’кей. Новости есть?
— Ничего особенного.
— Я ничего особенного и не жду. Ответьте-ка мне на весьма простой вопрос: вам удалось получить подпись под «признанием»?
— Да.
— Оно действительно подписано?
— Да. Я забыл вам сказать. Прежде чем заворачивать шкатулку мистера Чапина, выньте из нее пару серых кожаных перчаток и оставьте их у себя. Отвезите шкатулку немедленно.
— О’кей.
Я положил трубку.
Жирному дьяволу удалось это сделать. Я не имел понятия, каким оружием его снабдила Дора Чапин, но и все равно я был потрясен... Лично мне казалось, что этот калека был самым крепким орешком, с которым мне когда-либо приходилось иметь дело, если не считать одного торговца из Нью-Рашели, который привык топить новорожденных котят у себя в ванной, а однажды по ошибке сунул под воду голову своей сварливой супруги... Мне бы хотелось посмотреть, как Вульф расправлялся с этим непомерно заносчивым писакой!
Поскольку Вульф велел везти шкатулку незамедлительно, я решил, что три последних клиента могут подождать. Я извлек пару сереньких изящных перчаток, завернул шкатулку в папиросную бумагу и даже перевязал ее шнурочком. Перчатки я запер в мой стол.
Я оставил машину против дома 203 и, перейдя улицу, согласно продуманной мной технике доставки моего изящного пакета, сразу же подошел к лифтеру и сказал:
— Доставьте эту посылку на пятый этаж миссис Чапин. Потом спускайтесь назад — получите четвертак.
Он живенько поднялся наверх и спустился вниз. Я дал ему четвертак.
Итак, я исполнил приказание Вульфа, доставил шкатулку миссис Чапин без всякого риска быть приглашенным на чай, и это мне стоило всего лишь двадцать пять центов.
Вульф действительно вернулся до моего возвращения домой. Поскольку было больше четырех часов, он, несомненно, должен был находиться наверху в своей проклятущей оранжерее, так что, прежде чем отправиться в бюро, я .все же рискнул пойти к нему наверх. Вульф находился в тропической комнате, он проходил вдоль рядов растений в поисках тлей, а по выражению его лица было ясно, что он отыскал несколько штук. Я стоял на пороге, ничего не говоря, он в скором времени повернулся и посмотрел на меня такими глазами, как будто я сам был тлей или был ими сплошь усеян. Начинать какой-либо разговор было бесполезно. Я поспешил вниз к телефону.
Мне удалось дозвониться только к двоим из оставшейся тройки. Роланда Эрскина мне было не отыскать Но и без того у нас был солидный кворум. Из Бостона пришла телеграмма, извещавшая, что Коллард и Джейнс приедут. Из Нью-Хевена ожидался мистер Молисон.