Я вернулся к шелку и коже. Там не было ни ящиков, ни вообще какой-нибудь мебели, где можно было бы найти листок исписанной кем-то бумаги. На стойке с телефоном не было ничего, кроме телефона, также желтого, и справочника — в красном кожаном переплете. Но вдоль одной стены, по другую сторону кровати, на протяжении тридцати футов не стояло никакой мебели, и шелк внизу, в трех футах от пола, был в небольших складках, как штора, не такой гладкий, как в любом другом месте. Я подошел, дернул шелк, и он отделился, скользнул вверх, и за ним открылась передняя часть комода, сделанная из чего-то, напоминающего красное дерево, только краснее. Я открыл один из ящиков. Женские домашние туфли, дюжина пар, разложенные двумя аккуратными рядами, различных цветов и фасонов от весьма маленьких до довольно больших.

Прежде чем подойти к телефону, я заглянул еще в пять ящиков. Содержимое их достаточно ясно доказывало, что Мег Дункан была не единственной обладательницей ключей от входной двери и лифта. Имелся еще один ящик с домашними туфлями, снова разложенными по цветам и размерам, и два ящика с ночными сорочками — великолепная коллекция. Вытащив восемь из них, я разложил их на кровати для сравнения и обнаружил, что и тут большой диапазон размеров. Потом я подошел к телефону. Существовала возможность того, что он прослушивается, но она была ничтожной, и я предпочел этот риск риску звонить из телефонной будки.

Саул Пензер, чей номер я набрал, был свободным детективом, которого мы вызывали, когда нам был нужен лучший из них, но все, что я получил, это ответ девушки из бюро обслуживания, которая сказала, что мистер Пензер ушел и с ним нельзя связаться, но что я могу передать ему сообщение. Я сказал «нет», набрал другой номер — Фреда Даркина, следующего из лучших детективов, и застал его.

Он сказал, что на сегодня у него ничего нет.

— Теперь есть,— сказал я.— Собери сумку на неделю, возможно, времени уйдет меньше, но, может быть, и больше. Иди так, как есть. Никаких особых приготовлений, возьми только пистолет. Может быть, он тебе и не понадобится, но может быть, и понадобится. Приезжай на Восточную Восемьдесят вторую улицу, 156. Подойди к полуподвальному помещению, к управляющему, и нажми на звонок. Тебе откроет мужчина или женщина, кубинцы или пуэрториканцы, не знаю точно. Они говорят по-английски. Скажи ему или ей свое имя, спроси меня, и ты получишь удовольствие быть доставленным в мою резиденцию. Торопись. На сборы, если ты в них нуждаешься, три минуты.

— Восемьдесят вторая улица,— сказал он.— Убийство. Как там его фамилия? Вигер?

— Ты слишком много читаешь, склонен к меланхолии и бросаешься скоропалительными выводами. Хватай свою сумку и держи рот на запоре.

Я положил трубку.

Складывание ночных сорочек — не мужская работа, но я, стиснув зубы, довел ее до конца, потому что детектив обязан оставлять место в том виде, в каком его нашел. Убрав их в ящик, я вызвал лифт наверх, спустился вниз и прошел к открытой двери, первой слева.

Семья Перес совещалась в кухне. Отец и мать сидели.

Мария стояла. Здесь было больше света, чем в холле, а для такого редкого зрелища чем больше света, тем лучше. Глядя на нее, любой живой мужчина подумал бы: «Черт возьми, я и сам смогу вымыть посуду и постирать носки». Ей бы чудесно подошла бежевая сорочка с кружевом по воротничку, средних размеров.

Я заставил себя перевести взгляд на ее родителей и заговорил:

— Очень скоро сюда придет мужчина, высокий и толстый. Он скажет вам свое имя и спросит меня. Его имя Фред Даркин. Пришлите его наверх.

Миссис Перес прореагировала именно так, как я ожидал. Я не имел право говорить кому бы то ни было об этом доме, они собирались мне платить, и так далее. Желая поддержать хорошие отношения с клиентами, я потратил четыре минуты на объяснения, почему я хочу, чтобы Фред побыл здесь, когда я уйду, успокоил ее, позволил себе еще один взгляд в сторону Марии, поднялся наверх и занялся дальнейшим изучением содержимого ящиков.

Не буду тратить времени на составление инвентарного списка, скажу только, что там было все необходимое для такого хозяйства. Упомяну лишь о двух деталях: первое — только один ящик содержал мужские вещи, и шесть пижамных пар были одного и того же размера. Второе — ящик, в котором я нашел сигаретницу Мег Дункан, служил, очевидно, для хранения добычи. Там было три женских носовых платка, бывших в употреблении, анонимная косметичка, женский зонтик, коробка спичек «Терри Паб» и тому подобная канитель. Едва я убрал все назад и закрыл ящик, как послышался щелчок лифта.

Вероятно, это был Фред, но, возможно, и нет, поэтому я вытащил «марли» и встал у стены, рядом с лифтом. Я не мог слышать голосов внизу: комната была настолько звуконепроницаема, что нельзя было услышать ничего, кроме легкого намека на шум уличного движения, да и то он скорее угадывался, чем слышался. Вскоре вновь послышался щелчок, открылась дверь и вошел Фред. Он остановился и принялся крутить головой — то направо, то налево — и крутил до тех пор, пока в его поле зрения не попал я.

Тогда он вернул голову в исходное положение и заговорил:

— Иисус Христос!

— Твой новый дом,— сказал я ему.— Я надеюсь, ты будешь здесь счастлив. Идея такая: ты рассматриваешь фотографии и ту, что тебе понравится, приглашаешь на ленч. Это как в «Горной комнате» Чарчхилла. Я настоятельно рекомендую вон ту, что сидит в розах. Если она легко выносит шипы, то вынесет и тебя.

Он поставил сумку на пол.

— Знаешь, Арчи, я давно удивлялся, почему ты не женат. И давно ты скрываешь эту комнату?

— О, лет десять, кажется. У меня есть и другие такие — тут и там. Эту я на время уступаю тебе. Нужна кухня, ванная, телевизор, женская прислуга? Нравится?

— Великий Боже! Я же женатый человек.

— Угу. Жаль, жаль. Я бы хотел остаться и объяснить тебе содержание картинок, но нужно идти. Дело вот в чем, если явится посетительница, кто-нибудь должен встретить ее, быть здесь. Это может оказаться и он, но больше шансов на то, что это будет она. Она может прийти в любое время, днем или ночью. Чем меньше ты будешь знать сверх того, тем лучше для тебя. Прошу тебя только поверить мне на слово, что, если она выйдет из этого лифта, необходимо отказать ей в праве вернуться в него. А другого выхода здесь нет. Позвони мне, и я приду.

Он нахмурился.

— Быть один на один с женщиной и удерживать ее силой — это нехорошо.

— Тебе не придется ее трогать, если только она сама не начнет.

— Она высунет голову из окна и примется звать полицию.

— Невозможно. Здесь нет окон. И потом, она не захочет, чтобы кто-нибудь знал, что она здесь, а уж ищейки — и подавно. Единственное, что она захочет, это удрать отсюда, и как можно быстрее.

Он все еще хмурился.

— Яма, в которой нашли тело Вигера, совсем рядом. Может быть, я могу узнать немного больше?

— Не от меня. Что нам за дело до Вигера. Он мертв. Я прочел об этом в газете. Если зазвонит телефон, возьми трубку, спроси, кто говорит, и посмотри, что будет дальше. Но не говори, кто ты. Эта дверь ведет на кухню.— Я показал.— Когда проголодаешься, найдешь в холодильнике замечательный ассортимент. Люди внизу — это мистер и миссис Перес и их дочь Мария. Ты видел Марию?

— Нет.

— Я собираюсь на ней жениться, когда найду время. Я велю миссис Перес принести тебе буханку хлеба, и если тебе что-нибудь понадобится, то она даст. У них с мужем порвалась цепочка, связующая их с законом, и они надеются, что я подберу недостающее звено. О’кей, наслаждайся картинками... Лучшего шанса изучить анатомию у тебя не будет.

Я открыл дверь лифта.

— Что, если придет мужчина?

— Не придет. А если и придет, действуй по той же программе. На этот случай я и велел тебе захватить пистолет.

— Как насчет ищеек?

— Один шанс на миллион. И даже меньше. Скажешь, что ты забыл, как тебя зовут, что ему придется позвонить в кабинет Ниро Вульфа мне. А я знаю, что делать.

— И я попаду в клетку.