Мне приходилось быть свидетелем того, как вопросы Вульфа бросали женщин в дрожь, заставляли их бледнеть или кричать на него, разражаться слезами или бросаться на него. Но я впервые увидел, как его вопрос заставил женщину вспыхнуть. И кого — бродвейскую звезду. Я полагаю, все дело было в том, как он его задал. Я не вспыхнул, но прочистил горло. Она же не только вспыхнула, но опустила голову и закрыла глаза.

— Естественно,— заявил Вульф,— вы хотели бы этот эпизод предать забвению, чем скорее, тем лучше. И если бы вы рассказали мне об остальных, это могло бы помочь Делу.

— Я не могу.— Она подняла голову. Краска исчезла.

— Я ничего о них не знаю. Вы намерены задержать мою сигаретницу?

— Пока — да.

— Я остаюсь в вашей власти.— Она попыталась встать, обнаружила, что у нее дрожат колени, и схватилась за подлокотник, чтобы помочь себе. Выпрямилась.— Я была дурой, что пошла туда. Совершеннейшей дурой. Я могла сказать все что угодно. Я могла сказать, что потеряла ее. Какая я дура.— Она пристально посмотрела на меня, сказала:— Очень жаль, что я не выцарапала вам глаза,— повернулась и пошла к двери.

Я встал и последовал за ней в холл, обогнал ее, и, когда она достигла входной двери, та была уже открыта. Она не слишком твердо держалась на ногах, так что я подождал, пока она спустилась с семи ступенек на тротуар, прежде чем закрыть дверь и вернуться в кабинет.

Вульф сидел в той же позе, в которой он обычно читал, и перед ним лежала раскрытая книга «Как человек может познать современный мир» под редакцией Лаймена Брисона. Как-то вечером я провел час, просматривая ее, но не нашел ничего о современных сатирах. 

Однажды, шесть лет тому назад, отчитываясь об одном из дел Вульфа, из тех, что не оставляют сомнений в солидном гонораре, я попытался намекнуть на то, что разгадал его и устал от него раньше, чем оно было закончено. Оно привело нас тогда в Монтенегро, и почти все разговоры шли на языке, из которого я не понимал ни слова (позже я узнал от Вульфа достаточное их количество для того, чтобы сделать краткий отчет). Я не собираюсь сейчас повторять ошибок, поэтому дам вам лишь самый краткий отчет о содержании разговора Вульфа с миссис и мистером Перес, который состоялся после того, как он спустился в шесть часов из оранжереи и нашел их в кабинете.

Разговор шел по-испански. Воспользовался ли Вульф возможностью поговорить на одном из известных ему шести языков, подумал ли, что родной язык заставит их чувствовать себя свободнее, или захотел преподать мне урок — этого я не знаю. Может быть, все вместе. После их ухода он передал мне суть разговора.

Это не доказательства, это всего лишь их слова.

Они не знают, кто приходил в воскресенье вечером, мужчина или женщина, сколько человек и когда он, она или они ушли. Они не знают, сколько разных людей приходило в разное время. Иногда они слышали шаги в холле, и всегда эти шаги звучали, как женские. Если когда-либо приходил мужчина, то они не видели его и не слышали. В комнате, когда они приходили убирать, никогда никого не было, они не поднимались, если лифт был наверху, но такое случалось только пять или шесть раз за четыре года. Выстрела в воскресенье вечером они не слышали, в комнате звуконепроницаемые стены и даже пол. Когда Пересы поднялись туда в воскресенье вечером, там стоял запах пороха, но он считал, что запах был слабым, а она, что сильным. В комнате не было никаких посторонних предметов — оружия, пальто или покрывала. Вигер был полностью одет, его шляпа и пальто лежали в кресле, и они отнесли их вместе с телом. Из ящиков не были вытащены ни комнатные туфли, ни какие-либо предметы туалета. Постель была нетронутой, в ванной все было на своих местах. Они не трогали на теле Вигера ничего, кроме ключей. В понедельник утром они убрали комнату Вигера, пропылесосили ее, вытерли пыль, но ничего не тронули... За свое жилище они ничего не платили. Вигер платил им пятьдесят долларов в неделю и позволял оставлять себе плату, которую они собирали с обитателей остальных четырех этажей. И общий доход равнялся примерно двумстам долларам в неделю (может быть, около трехсот, а может быть, и больше). У них не было причин предполагать, что Вигер оставит им дом или что-нибудь еще в своем завещании. Они были уверены, что ни один из жильцов не был связан с Вигером и ничего о нем не знал. Взимание платы полностью находилось в их руках. Они решили, что сотня долларов — недостаточная плата Вульфу и мне, и, хотя это составляло большую часть их сбережений (что ничем не доказывалось), они решили, что пятьсот долларов будет лучше, и принесли с собой половину вышеозначенной суммы.

Вульф, конечно, не взял ее. Он сказал, что считает себя не связанным ничем до тех пор, пока не получит подтверждения их словам. Это привело к спору. Поскольку он происходил на испанском языке, я не могу передать его накала, но, судя по тону и выражениям лиц, а также по тому факту, что в один момент миссис Перес подскочила к письменному столу Вульфа и стукнула по нему, он был достаточно горяч.

Ко времени их ухода она немного успокоилась.

Поскольку они ушли перед обедом, а деловые беседы за столом запрещены, Вульф передал мне все это лишь после того, как мы вернулись после обеда в кабинет. Закончив, он сказал:

— Это бесполезно. Время, усилия и деньги потеряны. Его убила эта женщина. Звони Фреду.

И он потянулся за книгой.

— Конечно,— сказал я,— тут и спорить нечего. Есть, правда, такой нюанс, как три сотни в неделю, а то и больше, и самым простым способом их лишиться было застрелить его и отправить в ту яму.

Он покачал головой.

— Она — натура страстная. Ты видел ее лицо в тот момент, когда я спросил ее, поднималась ли когда-нибудь в эту комнату ее дочь. Нет, ты же не знал, о чем я ее спросил. Ее глаза засверкали, а голос стал резким. Она узнала, что Вигер совратил ее дочь и застрелила его. Звони Фреду.

— Она допускала это?

— Конечно, нет. Она заявила, что ее дочери было запрещено подниматься в эту комнату, и она ее никогда не видела. Она с яростью восприняла такое предположение, и мы на нем задерживались.— Он открыл книгу.— Звони Фреду.

— Я в это не верю.— Мой голос приобрёл некоторую резкость.— Я не описывал Марию во всех подробностях и не имел намерения это делать, но, когда я задумаю жениться, она будет третьей в списке возможных кандидатур, а может быть, и первой, если у меня не будет никаких обязательств. Она может быть в некотором роде колдуньей, но она не развращена, нет. Если она когда-нибудь и примет участие в оргиях с сатиром, то он будет стоять, грациозно прислонившись к дереву, с флейтой в руках. Но я не верю и в это.

— Оргия — неточное слово,— сказал Вульф.

— Точное... И когда я спросил утром, будут ли ограничения в расходах, вы ответили, что полагаетесь на мою бережливость и сообразительность. Я взял пять сотен, и мои бережливость и сообразительность дали мне понять, что лучший путь их использовать — это вызвать туда Фреда и оставить его там. Шестьдесят часов по семь пятьдесят в час составляют четыреста пятьдесят долларов. Добавьте к ним пятьдесят за тяжелую работу и риск, будет пятьсот долларов. Шестьдесят часов истекут в 11.30 вечера в четверг, послезавтра. Поскольку я встречался с Марией, а вы нет, и поскольку вы оставили это на...

Зазвонил телефон. Я развернул стул и взял трубку.

— Кабинет Ниро Вульфа...

— Арчи, я поймал!

— Мужчину или женщину?

— Женщину. Приедешь?

— Немедленно. Жди.

Я положил трубку и встал.

— Фред поймал рыбку. Женского пола.

Я взглянул на стенные часы — без четверти десять.

— Я могу привести ее сюда до одиннадцати, может быть, в половине одиннадцатого. Инструкции будут?

Тут его прорвало.

— Что толку,— заорал он,— давать тебе инструкции?

Я мог бы бросить ему вызов, припомнив один случай, когда обстоятельства вынудили меня отступить от инструкций, но с гениями следует быть корректным. Я просто сказал: