— Я воспользуюсь своей бережливостью и сообразительностью,— и вышел.

Мне следовало бы воспользоваться этими качествами еще в холле и снять с вешалки пальто, но я обнаружил это, лишь оказавшись на улице и двинувшись к

Десятой авеню. Холодный ветер, слишком холодный для мая, дул с реки, но я не стал возвращаться. Поймав на углу такси, я дал шоферу адрес: угол Восемьдесят второй улицы и Амстердам-авеню. У ямы все еще мог торчать фараон, и, даже если его там не было, все равно лучше было не останавливаться у самых дверей.

У ямы не было ни фараона, ни сборища любителей-криминалистов, только случайный прохожий и немного дальше — стайка десятилетних сорванцов.

Свернув к дому 156, спустившись на три ступеньки и воспользовавшись ключом Мег Дункан, я вошел в холл и проследовал по нему. По пути у меня возникло вполне определенное чувство — кто-то наблюдал за мной. Конечно, это умение чувствовать человека, которого вы не видите и не слышите, старо как мир, но оно всегда поражает. Оно возникло у меня где-то в спинном мозгу, и, если бы у меня был хвост, он бы поднимался или опускался в такую минуту.

Я почувствовал, что дверь, находящаяся от меня в трех шагах справа чуть-чуть приоткрылась на какой-то момент. Я продолжал идти, но, поравнявшись с дверью, резко выставил руку и толкнул ее. Она отошла на фут и остановилась, но фута было вполне достаточно. В комнате не было света, и в холле было сумрачно, но у меня было хорошее зрение. Она не шевельнулась.

— Зачем вы это сделали?— спросила она.— Это моя комната.

Удивительно, при ярком свете она была ослепительна, но во мраке она была еще лучше.

— Прошу прощения,— сказал я.— Как вам известно, я детектив, а у детективов свои привычки. Сколько раз вы были в комнате на последнем этаже?

— Мне не разрешали,— сказала она.— Разве я вам не говорила? Может быть, вам лучше поговорить с моей матерью? Извините меня, я закрою дверь.

Так она и сделала. И я ей не препятствовал. Долгая беседа была бы куда приятнее, но с этим следовало подождать.

Я подошел к лифту, воспользовавшись другим ключом, вошел в кабину и поднялся наверх.

У нас всегда есть какие-то ожидания, даже если мы полностью не отдаем себе в этом отчета. Я ожидал увидеть испуганную или негодующую женщину, сидящую на стуле, и Фреда на расстоянии протянутой руки от нее, не сводящего с нее глаз.

Фред стоял в центре комнаты, дыша как паровоз, и на щеке его красовались две красные царапины. В первую секунду я решил, что ее там нет, потом увидел ее голову, выступающую из узла на полу. Это было желтое шелковое покрывало с кровати, и она была завернута в него, а посредине стянута ремнем Фреда. Я подошел, наклонился над нею, и она посмотрела на меня.

— Она ничуть не пострадала,— сказал Фред.— А жаль. Посмотри на меня.

Красные царапины на его щеке кровоточили. Он поднял руку с носовым платком и приложил его к щеке.

— Ты сказал, что я не должен ее касаться до тех пор, пока она не начнет сама. Она начала, да как! Потом, когда я дошел к телефону, она побежала к лифту, а когда я помешал ей, она побежала к телефону. Поэтому мне пришлось ее завернуть.

— Ты сказал ей, кто ты такой?

— Нет. Я не дал ей такого преимущества. Вон ее сумочка.— Он указал на стул.— Я в нее не заглядывал.

Из узла донесся голос.

— Кто вы? — потребовал он.

Я проигнорировал вопрос, подошел, взял сумочку и открыл ее. Наряду с обычными предметами она содержала четыре, которые вселяли надежду: кредитные карточки из трех магазинов и шоферские права. Ее звали Джулия Мак-Ги, адрес — Арбор-стрит, Вилледж. Ей было двадцать девять лет, рост пять футов пять дюймов, белая, темные волосы и темные глаза. Я снова сунул содержимое в сумочку, положил ее на стул и повернулся к ней.

— Разверну вас через минуту, мисс Мак-Ги,— сказал я.— Его имя Фред Даркин. Мое — Арчи Гудвин. Может быть, вы слышали о Ниро Вульфе, частном детективе,— мы работаем на него. Мистер Даркин находится здесь потому, что мистер Вульф хочет побеседовать с каждым, кто приходит в эту комнату. Буду рад проводить вас к нему. Я не задаю вопросов, потому что я должен только передать ему ваши слова, и будет проще, если он сам вас обо всем спросит.

— Позвольте мне встать! — сказала она.

— Минутку. Теперь, когда я знаю, кто вы и где можно вас найти, ваше положение немного изменилось. Если вы схватите свою сумочку и броситесь к лифту, я не стану вас удерживать, но советую вам прежде всего подумать. В вашей сумочке лежат ключи от входной двери и от лифта. Если когда-нибудь в эту комнату придет полиция, то она, конечно, заинтересуется всеми, у кого есть ключи и кто мог быть здесь в воскресенье вечером. Поэтому было бы ошибкой отклонить мое предложение. Обдумайте его, пока я буду вас разворачивать.

Я развязал ремень, а Фред подошел и взял его. Я не мог поставить ее на ноги, прежде чем размотаю узел, потому что ноги ее находились внутри.

— Самый простой способ — это перекатываться, пока я буду держать за один конец,— предложил я ей.

Мы начали. Покрывало было десяти футов в поперечнике, и я так и не спросил Фреда, как ему это удалось. Выбравшись, женщина качнулась и встала на ноги. Она была вполне привлекательна, возможно, даже больше обычного, если учесть пылающее лицо и растрепавшиеся волосы. Она тряхнула головой, вернула на место пальто, подошла, взяла свою сумочку и сказала:

— Я собираюсь позвонить.

— Не отсюда,— сказал я ей.— Если вы уйдете одна, то на углу есть телефонная будка. Если вы пойдете со мной, то телефон есть в кабинете мистера Вульфа.

Она казалась скорее взбешенной, чем испуганной, но с новыми лицами не всегда поймешь что к чему.

— Вы знаете, кому принадлежит эта комната?— спросила она.

— Я знаю, кому она принадлежала. Томасу Г. Вигеру.

— Что здесь делаете вы?

— Я не хочу не только задавать вопросов, но и отвечать на них.

— Вы не имеете права...— Она не договорила.— Я секретарша мистера Вигера. Была ею. Я пришла за записной книжкой, которую оставила здесь, вот и все.

— Тогда вам нечего бояться. Если полиция когда-нибудь займется вами, вы просто расскажете им об этом, и они извинятся перед вами за беспокойство.

— Если я с вами не пойду, вы собираетесь сообщить в полицию?

— Я этого не говорил. Решает мистер Вульф. Я всего лишь мальчик на побегушках.

Она двинулась вперед. Я подумал, что она собирается добраться до телефона, но она прямо направилась к дальнему концу комнаты, к двери в ванную, и вошла в нее. Я подошел к Фреду и посмотрел на его щеку. Он застегивал ремень.

— Итак, эта комната Вигера,— сказал он.— Теперь, поскольку я знаю об этом...

— Не знаешь. Ничего ты не знаешь. Я ей солгал, и она клюнула на эту ложь. Твоя работа заключается только в том, чтобы быть здесь и приветствовать гостей. Все в порядке. Твоя щека выглядит хуже, чем ей полагается, но в ванной ты найдешь все необходимое. Тебе придется снова сиять покрывало, когда ты соберешься спать, а теперь я помогу тебе водрузить его на место.

Я взял его за один конец, а он за другой. Он спросил, как долго ему еще здесь торчать, и я ответил, что до дальнейших указаний, хотя чего он может еще желать? Любой мужчина, чувствительный к прекрасной стороне жизни, счел бы за честь, что ему позволили поселиться в такой картинной галерее, как эта, и согласился бы хорошо заплатить за каждые двадцать четыре часа. Он ответил, что даже телевидение придерживается того же мнения: когда он включил телевизор, то увидел на экране голую женщину в пенной ванне.

Пока он расправлял на постели помятое покрывало, появилась Джулия Мак-Ги. Она привела в порядок воротничок платья, освежила лицо и причесалась. Ее никак нельзя было назвать уродиной.

Она подошла ко мне и сказала:

— Хорошо, я согласна на ваше предложение. 

Когда вы входите в холл старого дома из темно-коричневого камня на Восточной Тридцать пятой улице, первая дверь налево от вас — это дверь, которая ведет в, как мы ее называем, переднюю, которая находится непосредственно перед кабинетом. Обе эти комнаты звуконепроницаемы, не настолько, как покои Вигера, но вполне достаточно. Я отвел Джулию Мак-Ги в переднюю, помог ей снять пальто и провел в кабинет, закрыв за собой дверь.