— Верно.

— Тогда вы берете его, сегодня вечером ведете меня во «Фламинго», и мы там танцуем. Не просто тур, а до самого закрытия, а там вы, может быть, почувствуете, что можете вернуть мой зонтик. Мои слова могут показаться вам нескромными, но я говорю совсем не в том смысле, а просто думаю, что вы могли бы, и в этом нет ничего особенного. Во всяком случае, зонтик ведь будет у вас?

— Да.— Форма губ действительно приковывала к себе взгляд.— Или нет. Я ценю ваше приглашение, миссис Хау, но сегодня вечером я буду занят. Кстати, о работе. Почему вы считаете, что ваш муж может ее потерять. Разве он работает в «Континенталь Пластик Продукт»?

— Нет. Он работает в Нью-Йоркском университете. Жена члена преподавательского состава, вовлеченная в подобную историю... Даже если я в действительности в нее и не вовлечена...

В моей голове что-то щелкнуло. Это не было предчувствием. Предчувствия возникают неведомо отчего. Здесь причиной щелчка было слово «преподаватель».

— Что он преподает? — спросил я.

— Английскую литературу.— Она сделала глоток,— Вы уходите от темы. Мы можем пойти во «Фламинго» завтра вечером. Вы не потеряете ничего, кроме нескольких часов, если останетесь мною недовольны.— Она посмотрела на часы.— Почти половина второго. Вы уже завтракали?

— Нет.

— Пригласите меня завтракать, и, может быть, это вас немного смягчит.

Я слушал ее вполуха. Преподаватель литературы. «Ваш мозг стоит того помещения, которое занимает». Роберт Браунинг. Я готов был спорить десять к одному. Пари для молокососов, но детектив, как никто другой, имеет право видеть вещи в розовом свете.

Я встал.

— Вы играете на моих нервах, миссис Хау. Я давно уже не встречался, Ди, ни с кем, кого бы мне хотелось пригласить на ленч или потанцевать. А смягчиться — это же большое удовольствие, но у меня дела. Ниро Вульф желает вас видеть, хотя с этим можно пока подождать. Всего один вопрос: где вы были в воскресенье вечером с семи часов?

— Нет.— Ее глаза расширились.— Вы не можете этого думать.

— Извините, могу. Если вы еще раз желаете побыть наедине с собой, я подожду, пока вы сходите и наполните бокал.

— Так вы серьезно? — Она опустила бокал, выигрывая время.— Я выходила на кухню не ради того, чтобы остаться наедине с собой. В воскресенье вечером я была дома, в нашей квартире, со своим мужем. В семь часов? Немногим позже шести мы ходили в ресторан в Вилледже и вернулись домой после восьми, около половины девятого. Мой муж работал над докладом, а я читала и смотрела телевизор. Отправилась спать около полуночи и, поверьте, оставалась в своей постели. Я редко поднимаюсь среди ночи, чтобы застрелить мужчину и бросить его тело в яму.

— Да, это дурная привычка,— согласился я.— Теперь мистеру Вульфу можно не расспрашивать вас больше об этом. Я полагаю, ваш номер есть в телефонной книге?

Я повернулся к Фреду.

— Не позволяй ей говорить с тобой о зонтике. Ну, как обслуживание? О’кей?

— Жалоб нет. Начинаю чувствовать себя как дома. Долго еще?

— День, неделю или год. У тебя еще никогда не было столь прелестной работы.

— Хм. Ее ты оставляешь?

— Да. Она вполне может прикончить бутылочку. А у меня дела.

Когда я направился к выходу, Дина Хау встала с кушетки и пошла на кухню. Она была там, когда пришел лифт и я вошел в кабину.

Когда я спустился вниз, мистер и миссис Перес все еще находились на кухне. Я просунул туда голову, сказал им, что их единственная надежда выйти сухими из воды — сидеть тихо, как мыши, и ушел. На углу Восемьдесят второй улицы и авеню Коламбус находилась аптека, где я мог бы подлечить мой желудок стаканом молока, но я решил не задерживаться. У меня было свидание с преподавателем английской литературы, хотя он об этом еще не знал.

Было 1.40, когда я покинул этот дом. В 6.10, через четыре с половиной часа, я сказал Остину Хау:

— Вы чертовски хорошо знаете, что не сможете этого опровергнуть. Идемте.

В течение этих четырех с половиной часов я получил много дополнительных сведений. Я узнал, что в большом университете очень многие люди знают, где может быть или должен находиться преподаватель, но никто не знает, где он находится. Дважды я прилагал все старания к тому, чтобы не быть раздавленным в коридоре: первый раз, нырнув в нишу, второй, в борьбе проложив себе путь вдоль стены. Полчаса я сидел в приемной, где прочитал статью, озаглавленную «Экспериментальные средние школы в Японии». Пятнадцать минут я обливался потом в телефонной будке, сообщая Вульфу о последних событиях, включив сюда и сведения о наследовании дома Цезарем и Фелитой Перес. Какое-то количество времени ушло у меня на то, чтобы отыскать университетский буфет и купить себе сэндвич из кукурузного хлеба с мясом, кусок вишневого пирога и стакан молока. Я был остановлен в холле тремя студентками, причем одна из них была хорошенькая, как картинка (я не имею в виду картинки на верхнем этаже в доме Пересов), которые попросили у меня автограф. Возможно, они приняли меня за сэра Лоуренса Оливье или за Нельсона Рокфеллера, за которого из них, точно не знаю.

Итак, я никогда бы не нашел Остина Хау, если бы не решил, что это безнадежно, и не отправился пешком в направлении к Эден-стрит, 64. Я не стал звонить по телефону, потому что ответить могла его жена, и было бы нетактично спрашивать, дома ли ее муле. Дело состояло в том, чтобы только посмотреть на него. Итак, я пошел туда и нажал в вестибюле на кнопку звонка с фамилией «Хау» над ней, открыл дверь, когда раздался щелчок, вошел и поднялся на два этажа, прошел по коридору к двери, открывшейся при моем появлении, и там стоял он.

Он уставился на меня, нахмурившись. Его рот открылся и закрылся. Я сказал не агрессивно, а просто, чтобы начать разговор:

— Другие грехи шепчут, убийство кричит.

— Как, ради всего святого? — спросил он.

— Как — это неважно,— ответил я.— Мы встретились снова и этого достаточно. Ваша жена дома?

— Нет. А в чем дело?

— Это тоже неважно, если ее нет дома. Я мечтал о небольшой дружеской беседе с вами, но, как вы заметили в понедельник, мистер Вульф спускается из оранжереи в шесть часов, и он будет ждать вас у себя в кабинете. Идемте.

Он что-то решал. И решил.

— Я не знаю, о чем вы говорите. Я ничего не говорил вам в понедельник. Я никогда не видел вас раньше. Кто вы такой?

— Томас Г. Вигер. Его дух. Не будьте дураком. Если вы думаете, что речь пойдет всего лишь о вашем слове против моего, не обольщайтесь. Вы чертовски хорошо знаете, что не сможете этого опровергнуть. Идемте.

— Смогу или нет — это мы еще увидим. Уберите вашу ногу. Я хочу закрыть дверь.

Продолжать в таком духе дальше было нельзя.

— О’кей,— сказал я.— Я отвечу на вопрос, который вы не закончили. Сегодня днем я беседовал с вашей женой. Я узнал ваше имя и адрес из конверта, который я нашел в ее сумочке.

— Я в это не верю. Это ложь.

— В ее сумочке также лежали водительские права. Дина Хау, родилась тридцатого апреля 1930 года, белая, волосы темные, глаза светло-карие. Любит шампанское. Слегка наклоняет глову, когда...

— Где вы ее видели?

— Где — тоже неважно. Это все, что вы от меня получите. Я сказал мистеру Вульфу, что привезу вас к шести часам, а сейчас пятнадцать минут седьмого, и если вы хотите...

— Моя жена там?

— Нет. Сейчас нет. Говорю вам, мистер Вигер... извините, мистер Хау, что если вы не хотите, чтобы на вас обрушились все громы небесные, вы возьмете меня за руку и быстренько пойдете со мной.

— Где моя жена?

— Спросите у мистера Вульфа.

Он шагнул вперед, и я отступил в сторону, чтобы он не налетел на меня. Он захлопнул дверь, проверил, надежно ли она закрылась и направился к лестнице. Я последовал за ним. По пути вниз я спросил его, в каком направлении лучше пойти, чтобы поймать такси, он не ответил. Я бы выбрал Кристофер-стрит, но он повернул за угол направо и выиграл. Мы потратили на поиски только три минуты, и это — в самое тяжелое время дня.