За всю дорогу он не проронил ни слова. Был шанс, один против десяти, что Кремер оставил своего человека наблюдать за старым домом из коричневого камня, но Хау он знал так же, как Адама, а идти к заднему входу через проход с Тридцать четвертой улицы было сложно, поэтому мы остановились перед тротуаром у парадного входа. Поднявшись по ступенькам и найдя дверь закрытой на цепочку, я вынужден был позвонить, и. Фриц впустил нас.
Вульф сидел за своим столом, хмурясь над кроссвордом, взятым из «Обсервер». При нашем появлении он не поднял головы. Я усадил Хау в красное кожаное кресло и прошел к своему стулу, ничего не сказав. Когда мозги гиганта работают над важной проблемой, мешать не стоит. Через двадцать секунд он пробормотал: «К черту!», швырнул карандаш на письменный стол, повернулся, посмотрел на гостя и проворчал:
— Итак, мистер Гудвин вас нашел. Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Где моя жена? — рявкнул Хау. Ни о чем другом он думать не мог.
— Минутку,— вмешался я.— Я сказал ему, что беседовал с его женой сегодня днем и узнал его имя и адрес из содержимого ее сумочки. Вот и все.
Вульф посмотрел на него.
— Мистер Хау. Когда в понедельник вечером я узнал, что человек по имени Томас Г. Вигер был убит, то самым естественным для меня было дать полиции описание человека, который был здесь и выдавал себя за него. По причинам, которые касаются только меня, я этого не сделал. Если я сообщу об этом теперь, то дам уже не описание, а ваше имя и адрес. Сделаю я это или нет будет зависеть от вашего объяснения этого странного обмана. Каково же оно?
— Я хочу знать, где и почему Гудвин видел мою жену. И где она теперь, Пока я об этом не узнаю, я не буду ничего объяснять.
Вульф прикрыл глаза. Через секунду он снова их открыл. Он кивнул.
— Это можно понять. Если ваша жена является причиной, вы не можете дать объяснений, не втянув ее, и вы не дадите их, если только она уже не вовлечена. Что ж, она вовлечена. В понедельник вечером вы, представившись Вигером, сказали мистеру Гудвину, что ожидаете за собой слежку, когда пойдете к дому 156 по Восточной Восемьдесят второй улице. Когда ваша жена вошла в полдень в комнату дома, расположенного по этому адресу, она обнаружила там человека, который нанят мною. Он вызвал мистера Гудвина, тот поехал туда и имел с ней беседу. У нее есть ключи от дома и от комнаты. Это все, что я намерен вам сообщить. Теперь слушаю ваши объяснения.
Мне редко бывает жаль людей, которых Вульф загоняет в угол. Обычно они сами напрашиваются на это тем или иным способом, и потом, если вы не можете смотреть, как рыб снимают с крючка, нечего ходить на рыбалку.
Но на Остина Хау я смотреть не смог и отвел глаза в сторону. Его длинное костлявое лицо настолько вытянулось, что больше стало походить на водосточную трубу, чем на лицо мужчины. Я перевел взгляд, и, когда вернул его назад, он сидел, наклонившись вперед и спрятав лицо в ладони.
Вульф заговорил:
— Ваше положение безнадежно, мистер Хау. Вам известен этот адрес. Вы знаете номер телефона Вигера, не внесенный в справочник. Вы знаете, что он бывал по этому адресу. Вы знаете, что ваша жена тоже там бывала. Чего вы надеялись добиться, посылая мистера Гудвина по вымышленному делу?
Хау поднял голову настолько, чтобы его глаза могли встретиться с моими.
— Где она, Гудвин?
Это была мольба, а не требование.
— Я не знаю. Я оставил ее в комнате по известному адресу без двадцати два. Единственным присутствующим там, кроме меня и ее, был человек, который работает на мистера Вульфа. Он ее не держал. Она была вольна уйти. Я ушел, потому что хотел взглянуть на вас, но она об этом не знала. Я не знаю, куда она пошла и когда она ушла.
— Вы с ней говорили? Она говорила, да?
— Да. Двадцать минут или около того.
— Что она сказала?
Я послал Вульфу взгляд, но он не повернул головы, чтобы встретиться с ним, поэтому я положился на собственное благоразумие.
— Она солгала мне, причем не слишком удачно. Она сказала, что была там только раз, причем оставалась недолго. Она оставила там зонтик и сегодня пришла, чтобы его забрать. По части зонтика все о’кей, он лежал там, в ящике, где лежит и сейчас. Сначала она пригласила меня позавтракать, потом она предложила повести ее сегодня вечером во «Фламинго» потанцевать там. До закрытия.
— Почему вы считаете, что она солгала, сказав, что была там только однажды?
Я покачал головой:
— Вы делаете много шума из ничего. Совершенно очевидно, я не считаю, что она солгала, а твердо знаю. И вы тоже знаете.
— Вы не знаете.
— А, бросьте. Не надо себя обманывать.
Вульф направил на него палец.
— Мистер Хау, мы дали вам поблажку, но наше терпение не беспредельно. Ваши объяснения.
— А что, если я их не дам? Что, если я встану и уйду?
— Это было бы нежелательно для нас обоих. Теперь, когда я знаю, кто вы такой, я должен сообщить полиции о ваших действиях в понедельник вечером. Но я не сделаю этого пока по причинам, касающимся только меня. Так что мои интересы переплетаются с вашими, а также с интересами вашей жены — ее зонтик все еще там.
Он был побежден и знал это. На этот раз его лицо не вытянулось, но рот скривился, и кожа вокруг глаз сморщилась, как будто свет был слишком яркий.
— Случай,— сказал он.— Люди — игрушки в руках случая. Боже мой, когда я сидел в этом кресле, беседуя с Гудвином, Вигер был мертв уже несколько часов. Когда я прочел об этом во вчерашних газетах, я сразу понял, что будет, если вы меня найдете, и решил, что мне делать,— я собирался все отрицать, но с этим ничего не вышло.— Он медленно покачал головой.— Да, случай. Конечно, моей жене не стоило выходить за меня замуж. Это была чистая случайность, то, что она встретила меня в тот момент, когда... Но не стоит в это углубляться. Я постараюсь придерживаться темы. Я был дураком и думал, что смогу спасти еще наш брак, но я не смог. Она хотела получать то, что я не мог ей дать, и делать то, к чему у меня нет склонности и уменья. Она не могла это делать со мной, поэтому стала делать это без меня.
— Тема,— недовольно сказал Вульф.
— Да. Я впервые говорю кому-то о своих отношениях с женой. Около года тому назад у нее вдруг появились часы, которые, должно быть, стоили тысячу долларов, если не больше. Потом другие вещи: драгоценности, одежда, меховое пальто. Она часто проводила время без меня, вечера... Но постепенно это превратилось в большее, чем вечера. Часто она возвращалась домой на рассвете. Теперь вы понимаете, насколько мне трудно держаться в рамках необходимого.
— И все же попытайтесь, если это возможно.
— Я попытаюсь. Я опустился до поведения человека, сующего свой нос в чужие дела. Любопытство вползает в дом неудачников под именами долга и жалости. Когда моя жена...
— Паскаль?
— Нет, Ницше. Когда моя жена уходила вечерами, я следовал за ней, не всегда, но когда мне это удавалось. Главным образом, она ходила в ресторан или к друзьям, которых я знал. Но дважды она уходила на Восемьдесят вторую улицу по этому адресу и входила в дверь полуподвального помещения. Пребывание ее в этом месте было непонятно, если только речь не шла об определенного сорта ресторанчике — наркотики или еще Бог знает что. Однажды вечером я вошел туда и нажал на кнопку звонка, находившегося на двери полуподвального помещения, но ничего не узнал. В отличие от вас, следователь я никудышный. Какой-то человек, по-видимому пуэрториканец, сказал мне, что свободных комнат нет. И только.— Он передохнул.— Дома я тоже совал нос в чужие дела. Я однажды нашел номер телефона, который моя жена записала на обратной стороне конверта, набрал его и узнал, что он принадлежит Томасу Г. Вигеру. В справочнике его не было. Я провел расследование и узнал, кто он такой. Мне удалось увидеть его, но это вышло скорее случайно, чем преднамеренно. Вы хотите узнать, как это было?
— Нет. Вы с ним встретились?
— Нет. Я видел его в театре. Это было две недели тому назад. А через три дня, в пятницу, неделю тому назад, я последовал за ней, когда она вышла. И она снова вошла, уже в третий раз, в тот дом на Восемьдесят второй улице. Я остался на другой стороне улицы, и очень скоро, через пять минут, не больше, появился Вигер. Он прошел мимо меня. Было еще светло. Он свернул к входу в полуподвальное помещение и вошел внутрь. Что бы вы сделали на моем месте?